Наступил вечер, и Кэсси осталась в магазине одна. Она сидела за прилавком с Книгой дверей на коленях и медленно переворачивала страницу за страницей, исследуя надписи и картинки. Почти все они ничего ей не говорили, но она не могла оторваться. Двери открытые и закрытые, коридоры. Еще лица – мужские и женские, детские и взрослые. Кэсси спрашивала себя, кто эти люди? Прежние владельцы книги? Появится ли когда-нибудь здесь лицо самой Кэсси? Что с ними случилось?
Впервые Кэсси задумалась, а вдруг Иззи права и пользоваться книгой небезопасно? Но тут же, отвечая самой себе, вспомнила прошлый вечер, последний разговор с мистером Уэббером. Тот призывал ее посмотреть мир, рассказывал о своих путешествиях.
Не потому ли, что собирался отдать ей Книгу дверей?
Не напутствием ли были его слова?
Кэсси отложила книгу и стала прибираться перед закрытием. Собрала посуду со столов, и вдруг ей вспомнился ужин с дедушкой много лет назад, когда они вдвоем ели тушеное мясо с картошкой и дедушка признался, что всегда мечтал о путешествиях.
– Да мне даже в соседний город на машине сгонять в радость, – сказал он, накладывая ей тушеного мяса. – Просто ехать куда-то по дороге. А каково было б на самолете, да еще в другую страну… Летишь себе по небу, и внизу проносится целый мир.
Дедушке так и не довелось попутешествовать. Вся его жизнь свелась к работе, оплате счетов и воспитанию внучки; Кэсси была уверена, что дедушка всегда откладывал эти планы подальше, в место под названием «когда-нибудь», вот только это «когда-нибудь» так и не наступило.
Именно поэтому – хотя во многом потому, что ей так хотелось самой – Кэсси знала, что никогда не прекратит пользоваться книгой. Она не собиралась отказываться от волшебства, от всего невозможного.
В тот вечер Кэсси, закрыв магазин, через дверь подсобки перенеслась в Европу, в места, где бывала восемь лет назад. Для начала она снова отправилась в Венецию, на улицу, которую наблюдала вчера из своей квартиры. Перешагнула порог и очутилась на мостовой. Стояла сухая холодная ночь; Кэсси восхищенно огляделась, глаза у нее заблестели от слез. Она села на корточки и тронула землю, просто чтобы убедиться, что та настоящая. Дверь, через которую она только что прошла, была все еще распахнута, а за ней по-прежнему находился магазин «Келлнер Букс» – факт настолько невероятный, что сердце бешено забилось от восторга.
– Это правда, – повторяла Кэсси, – все правда.
Она медленно закрыла дверь, провожая взглядом исчезающий за ней Нью-Йорк, – так иные люди ловят момент, когда в холодильнике выключается свет. И потом просто стояла, вдыхая венецианский воздух. До рассвета оставалось еще несколько часов, на улицах было пусто и тихо. В глазах у Кэсси стояли слезы – слезы счастья и изумления.
Она пошла направо, а звук шагов эхом отдавался от стен. В конце улицы узкий канал замысловатым зигзагом огибал несколько зданий, проныривал под пешеходным мостом и пропадал в расщелине меж двух высоких домов. Вода в канале была идеально гладкой, как черное зеркало. На другом берегу виднелась небольшая площадь – кампо, вспомнила Кэсси, – со старинным каменным колодцем в центре. Когда наступит утро, из ресторанов по краям площади выставят на улицу столы и стулья, а в полдень солнце окажется прямо над головой, одаряя мир теплом и светом. Сколько счастливых часов провела на этой кампо Кэсси за книгой и бокалом дешевого вина! А сейчас площадь пустовала и дома вокруг хранили молчание, будто скорбящие у могилы.
Кэсси развернулась и зашагала обратно, утирая слезы радости. Мимо пекарни, где, как она помнила, совсем скоро начнут замешивать тесто и разжигать печи, мимо маленького кафе на углу, за которым свернула налево в небольшой проулок. Она будто шла по дну геологического разлома: небо снизу напоминало зигзагообразную трещину. Когда Кэсси только приехала в Венецию, она обожала просто бродить по тайным улочкам, обожала открытия, которые эти улочки ей сулили: на пути могли возникнуть невесть откуда взявшийся канал, заставляя искать обход, или же крошечная площадь, окруженная зданиями из осыпающегося красного кирпича с закрытыми от полуденного солнца ставнями; пожилые итальянки в тяжелых темных платьях, жестикулируя, перекрикивались из дверей своих квартир. Таким бывал этот город днем, таким его запомнила Кэсси, но сейчас она шла по совершенно иному городу. Узкие проулки наводили страх, грозили приступом клаустрофобии, ее преследовали мысли о странных людях, которые вот-вот появятся на другом конце улицы и преградят дорогу.
Когда она вышла на просторную площадь, ее разгулявшееся воображение успокоилось. Дома по краям площади почти не подавали признаков жизни, лишь в паре квартир горел свет, намекая, что там, за окнами, глубокой ночью что-то все-таки происходит. Кэсси обомлела: как прекрасны были эти дома! Обшарпанные, с щербатой кирпичной кладкой, потрескавшейся оранжево-желтой лепниной, они моментально рождали в голове образы иных мест и эпох, творившейся в этом потрясающем городе истории, быта людей, давно живших и ныне живущих.
Кэсси плыла по проулкам и пьяццам на юго-восток, пока не оказалась у Гранд-канала и моста Риальто. Сувенирные палатки на мосту стояли в тишине наглухо зашторенные, но, несмотря на поздний час, возле них крутились люди – пьяные молодые туристы хихикали и перешептывались у перил, мужчина с фотоаппаратом и треногой на плече искал удачный ракурс, чтобы снять восход, а двое молодых азиатов угрюмо сидели на огромных чемоданах, как будто прибыли слишком рано или, наоборот, куда-то опоздали. Кэсси нашла себе местечко за сувенирными палатками и стала смотреть на воду. Здесь, на почти открытом месте, было довольно холодно: гулявший над каналом морозный ветер хлестал ее по лицу. Но Кэсси было все равно: она просто стояла, завороженная красотой ночной Венеции. Воды Гранд-канала текли медленно и плавно, дремлющие на привязи лодки тихо постукивали бортами. Звезды усыпали чистое небо, по черной воде запускала молочные круги ущербная луна.
Кэсси хотелось остаться здесь навечно, в одиночестве наслаждаться восхитительным спящим городом. Но она уже дрожала от холода, да и азиаты вдруг с грохотом потащили куда-то чемоданы, чем окончательно вывели ее из забытья. Она продолжила прогулку, следуя за устало болтающими мужчинами, пока наконец не очутилась на углу площади Святого Марка, где, будто карандаш на торце, высилась красно-оранжевая кампанила. Азиаты были уже далеко, катили куда-то свои чемоданы на противоположной стороне площади.
Кэсси свернула налево и решила пройти мимо собора Святого Марка с его чесночными головками куполов с устремленными в небо крестами и золотом мозаик, сияющим в лунном свете. Обойдя собор, она вновь оказалась у Гранд-канала, где флот из связанных шеренгами гондол ждал утра, туристов и начала рабочего дня. Кэсси расставила руки и принялась кружиться; запрокинув голову, она глядела на круговерть звезд и смеялась.
– Я в Венеции! – крикнула она, и голос ее, как конь, звонко зацокал по площади.
– Я в Венеции, – повторила она чуть тише.
Смахнув вновь набежавшие слезы, Кэсси пошла через площадь в обратном направлении. Она помнила, как людно бывает здесь днем, когда прогулочные кораблики изрыгают из себя орды туристов, а вокруг снуют официанты и голуби. Она была рада оказаться здесь одна, в тишине, но ей уже не терпелось попасть куда-нибудь еще, попробовать на вкус другое лакомство.
Она свернула в переулок и спустя несколько минут нашла то, что искала – маленькую покатую площадь с неприметной гостиницей под фонарем. Кэсси вытащила Книгу дверей и вызвала в памяти образ другой двери, в другом древнем городе; вновь лицо ее озарил теплый радужный свет, и, открыв дверь гостиницы, она увидела перед собой переулок в Праге.
Она шагнула на булыжники мостовой – более округлые и неровные, чем в Венеции – и оглянулась на молодежный хостел, где останавливалась много лет назад.
Внутри хостела, казалось, теперь жила Венеция – закрывая дверь, Кэсси хихикнула от этой мысли.
Она прошлась до Староместской площади, где элегантные старинные здания, разделенные брусчатой гладью, пялились друг на друга, как зеваки по краям танцпола, в центре которого кружилась позабывшая себя от счастья Кэсси. Встревоженная танцем стая голубей в панике разлетелась по небу под барабанную дробь хлопающих крыльев.
Кэсси бродила по улицам Старого города, таким же узким и кривым, как в Венеции, только сами дома здесь не жались так сильно друг к другу и были ниже, а улочки – просторнее, открывая куда больше неба. Кэсси брела мимо темных кафе, шоколадных лавок, в которых бывала много лет назад, а затем оказалась перед Карловым мостом через широкую Влтаву. Как и в Венеции, у воды ощущалась прохлада. С реки дул сильный ветер, и Кэсси в пальто опять поежилась; впрочем, она решила не обращать внимания на холод и облокотилась на ограду между старинными фонарями и литыми скульптурами. На вершине холма дремал, растянувшись в свете прожекторов, приземистый Пражский замок, а прямо перед ней перекинулся через реку еще один мост. За мостом вздымался зеленый холм, у которого река, поворачивая, пропадала из виду. Небо выглядело не таким ясным, как в Венеции, звезды прикрывались дымкой облаков.
Кэсси развернулась и, прислонившись спиной к парапету, оглянулась назад на готическую башню. Своим видом башня по-прежнему напоминала человека: арка и окна – разгневанное лицо, а высокая крыша – шляпа. От этих мыслей Кэсси улыбнулась и начала переступать с ноги на ногу в надежде согреться.
Она знала, солнце здесь встает над башней. Рано утром много лет назад она пришла сюда встречать рассвет вместе с тремя другими американскими туристами. Кэсси улыбнулась, вспомнив, как сонно брели они по тихим улочкам, кутаясь от холода в шарфы и куртки, выдыхая облачка белого тумана. Как болтали, стоя на мосту в ожидании, когда солнце разольет по миру свой блеск. Восхитительное зрелище, отпечатавшееся у Кэсси в памяти.
А когда солнце целиком взошло на ярко-голубое небо, они отправились дальше болтать за кофе с выпечкой. То была легкая, ни к чему не обязывающая дружба с такими же, как она, туристами, и Кэсси знала, что была тогда счастлива – такой свободной и счастливой она никогда в жизни себя больше не чувствовала.
– До этого самого дня, – добавила она теперь, глядя на убегающую на юг реку. С Книгой дверей она была свободна. Она могла отправиться куда угодно, когда угодно, как на ковре-самолете из сказки. Больше никому такое недоступно.
Кэсси оттолкнулась от парапета и продолжила путь. Перешла на другой берег и по мощеной улочке стала подниматься от Карлова моста к Пражскому замку. Дома здесь были пастельных тонов: розовые, белые, нарядные, как свадебные торты. Чем выше, тем шире становилась улица, на ней появились припаркованные машины, и вот наконец Кэсси вышла на просторную площадь, за которой высились башни собора. Рядом прогудел автобус, его пассажиры проводили Кэсси усталым взглядом, пронеслись еще несколько машин, и Кэсси заметила, как по площади идут люди: потеплее закутавшись, они направились вниз к Старому городу. Прага оживала.
Кэсси взглянула на часы. В Нью-Йорке сейчас вечер, чуть позже одиннадцати, в Праге начало шестого. Она гуляет уже больше двух часов. В животе у нее заурчало: она поняла, что проголодалась. Кэсси улыбнулась, вспомнив завтрак, который так ей понравился во время поездки по Европе. Только было это в другом месте, в другом городе, в другой стране.
На противоположной стороне улицы она нашла еще один отель и, взявшись за Книгу дверей, взорвала утренние сумерки россыпью ярких огней, после чего открыла дверь и шагнула в бюджетный отель рядом с Северным вокзалом в Париже, где жила когда-то несколько недель.
Мир вокруг стал более влажным, холодным, суетливым. В воздухе тонким тюлем висело нечто среднее между туманом и изморосью, размывая очертания предметов. Еще не рассвело, однако некоторые кафе и гостиницы работали, сквозь серую дымку искрились неоновые вывески. Мимо проносились автобусы с освещенными салонами, автомобили с призрачными лицами водителей над включенными приборными панелями. Кэсси шла на север тем же путем, что и много лет назад, прямо к кафе через дорогу от главного входа на Северный вокзал. Когда-то она любила в час пик усесться здесь с горячим круассаном и черным кофе и наблюдать, как приезжают и уезжают парижане.
Добравшись до кафе, она заняла один из уличных столиков под навесом. Заказала кофе с круассаном у приветливого пожилого официанта, который на ходу насвистывал что-то себе под нос, затем откинулась на стуле, чувствуя в ногах приятную боль и подставив лицо утренней прохладе. Она пила кофе с круассаном, а вокруг становилось все более людно и шумно. Спустя какое-то время за соседними столиками у входа появились другие посетители, воздух наполнился сигаретным дымом, разговорами, лаем собачки на коленях у женщины.
Как же Кэсси любила это все! Наблюдать за другой частью мира, занятой своими делами, чувствовать, как все здесь звучит и пахнет. Подъев с тарелки последние крошки круассана, она осознала, что любит наблюдать за историями – множеством жизней, которые проживаются перед ней. Каждый день, где бы она ни оказалась, она сталкивалась с другими жизнями, с миллионом людей, каждый из которых находился в центре собственной истории, и Кэсси обожала осязать каждую из них.
Она достала из кармана Книгу дверей и, глотнув кофе, принялась ее листать, задерживая взгляд на набросках, которые раньше не встречала, на фрагментах нечитаемого текста. Всякий раз, открывая книгу, она как будто обнаруживала там страницу, которой до этого не замечала. Или, возможно, сама книга постоянно менялась и в ней все время появлялось что-то новое – например, места, которые Кэсси успела посетить.
Кэсси допила кофе, расплатилась карточкой и вышла из-под укрытия на освежающий утренний дождик. По дороге обратно к гостинице она поняла, что начало светлеть, однако этот мрачновато-зимний свет был неспособен полностью разогнать тени. Она пробиралась сквозь людской поток, сталкивалась со встречными пешеходами, но уже много лет не была так счастлива и спокойна. У входа в отель она нащупала в кармане Книгу, а затем открыла дверь в свою нью-йоркскую спальню по другую сторону океана в нескольких часовых поясах отсюда. На парижской улочке за спиной у нее обернулась молодая пара – возможно, они заметили мелькание радуги в кармане у Кэсси или же кое-что необъяснимое в проеме, – однако Кэсси захлопнула дверь раньше, чем они опомнились и осознали, что именно видят. Через минуту она рухнула на свою кровать, опустошенная, возбужденная, и уснула, прижимая к груди Книгу дверей, как прижимает ребенок любимую игрушку.
Когда на следующий день Кэсси притащила свое измотанное тело на работу, миссис Келлнер, смерив ее быстрым взглядом, спросила:
– У тебя не грипп? Ты будто помираешь.
Кэсси ответила ей сонной улыбкой:
– Со мной все хорошо. Просто засиделась допоздна с книжкой.
О проекте
О подписке
Другие проекты