Słowik

На улице золотая осень с проседью изморози, настроение соответствующее: тёплое золото, покрытое колкими морозными иглами минора. В такую погоду читать почему-то почти не можется, так что я вяло перелистываю биографию Ганса Христиана Андерсена, а попутно — его сказки.

Биография, конечно, ах, и я очень понимаю бедного Ганса, который всю жизнь старательно писал серьёзную взрослую прозу, выкладываясь по полной, но его работы, вымученные потом и кровью, в лучшем случае вызывали лёгкий кивок одобрения: "Не говно, и ладно". Стоило ему левой пяткой написать что-то лёгкое от балды, сказюлечку для разгрузки мозгов, как мир вокруг наполнялся восторгами и пищащими фанатами. С другой стороны, Джим Керри и Георгий Вицин тоже всегда хотели играть трагические роли (и могли, а Джим так всё ещё может), но публика решила зрелищ, и вот они оба вечные комики. А Ганс — сказочник.

С другой стороны, очень трудно поверить, что он действительно писал сказки походя, потому что видно, насколько глубоко они продуманы: визуально, символически, по характерам. На многих сюжетах так и непонятно, что делать: плакать, смеяться, грустить, радоваться? Если в большинстве народных сказок финал однозначно хороший или однозначно плохой, то с Андерсеном не всё так просто. Впрочем, возможно, за это его так и любят дети. Я не устану повторять, что не надо их никогда считать за маленьких тупоголовых дурачков. Им нужна тренировка сложного восприятия и сложных эмоций, а Андерсен тут как тут.

"Соловья" решила перечитать после того, как невольно процитировала сказку в отзыве на "Ключ" Танидзаки. В самом деле, начало у неё такое же запоминающееся, как и "Все счастливые семьи похожи друг на друга..." — "Ты, верно, знаешь, что в Китае все жители китайцы и сам император китаец". Правда, я сразу после этой фразы забываю, что дело происходит в Китае, и представляю всех действующих лиц европеоидами с непонятным местоположением. Не хочется как-то отдавать любимого серого соловушку куда-то в китайские земли, пусть у них поют какие-нибудь фениксы или кто-нибудь с трудновыговариваемым названием (интересно, почему слово "трудновыговариваемое" такое трудновыговариваемое?). Хотя на самом деле абсолютно неважно, кто и где поёт, тут китайская сторона дана лишь для условности, экзотичной нотки. Ну, или для объяснения того, почему главные герои не знают, как выглядит соловей.

В сказке поднимается прекрасная тема настоящего и искусственного. Вывод о предпочтениях делается довольно однозначный (Гюйсманс и Уайльд обиженно обмахиваются батистовыми платочками), но сама сказка очень нелинейная. Ведь любили же механического соловья все окрестные жители и даже детишки. И он стал прекрасной заменой соловью настоящему. Не будь такой механической игрушки, так обязательно кто-нибудь показал бы неприятную сторону человеческой натуры и засадил в клетку соловья живого, хоть и не поют они в неволе. А так почти всё время были и волки сыты, и овцы целы.

Очень андерсеновская сказка, полная именно того настроения, что я указала в первом абзаце. И старуха с косой и костлявыми пальчиками вдруг печалится о своём любимом садике и уходит в него. А вдруг поспел крыжовник уже, а она тут ерундой занимается?

Умная, красивая сказка
Она вроде бы и детская и начинается с простых незатейливых слов, обращенных к юному читателю

В Китае, как ты знаешь, и сам император и все его подданные — китайцы

И рассказ о чудесной птичке, которая пела императору, а потом проиграла механической и была выброшена из императорского дворца. Но когда смерть подошла совсем близко к императору, именно пение живой невзрачной птички спасло ему жизнь. В этой истории все понятно даже пятилетнему малышу.

Но на самом деле в этой сказке гораздо больше слоев и смыслов. И если читать внимательно, они раскрываются один за другим. Чем же отличается искусство живое от его механического повторения? Почему люди идут на концерты, покупают дорогие билеты, чтобы услышать живую музыку, хотя ту же мелодию можно прекрасно послушать дома на высококачественной аппаратуре? Почему отстаивают очереди на выставку, чтобы увидеть шедевры мировой живописи, хотя репродукции картин можно найти в интернете ? Для чего нужны театры, если есть кино? Это вопросы скорее риторические, и каждый отвечает на них по-своему.
А вот еще. Император был удивлен, увидев, что тот самый соловей оказался серенькой невзрачной птичкой. Почему-то считается, что красиво - это дорохо-бохато К такому отношению нас приучает легкая культура. Но нас самом деле, чтобы спеть Casta Diva не надо надевать на себя "абажур из перьев"(так непочтительно высказались зарубежные студенты, не знавшие, что им показали поп-идола нашей культуры). Почему-то это понимание приходит так поздно, хотя Андерсен писал об этом 180 лет назад.

Или вот совсем не об искусстве. Вопрос о благодарности. Естественное человеческое чувство, которое не пользуется популярностью. Мы получили удовольствие, а теперь появился новый кумир, и старого можно выгнать, забыв обо всем ранее сделанном. А уж если недавний любимец публики осмелился думать инако ...И это не только о соловье из сказки.

Время вскрывает в печальной и немного едкой сказке Ханса Кристиана Андерсена (который говорит голосом неподражаемой Анны Ганзен) ранее не столь очевидные смыслы. Принято трактовать, что, когда придворные Императора отправляются на поиски соловья и слышат других животных, это демонстрирует их неспособность отличить искусство от пошлого мычания. Но корова и лягушки ничем не провинились. Скорее, эти эпизоды иллюстрируют восприятие нашими современными детьми живого мира. Они также живут в окружении стен, узнавая о действительности в лучшем случае из книг. Но чаще всего, первое, что они слышат – это механического соловья. Мычание и кваканье с ужасающим электронным скрежетом раздаётся из недешевых, но безвкусных игрушек.

Мудрое и щедрое искусство в лице соловья не противостоит, а по-христиански оберегает власть. Император не жестокий самодур, он просто существует в среде с другими законами. Между свободой и роскошью пролегает огромная пропасть. Андерсен очень тонко и мудро не обличает правителя, хотя не удерживается, чтобы не добавить саркастических штрихов придворным. Сильнее власти только Смерть, но искусство невозможно держать на цепочке. И подлинного искусства нет смысла бояться, если оно о человеке и для человека.

Поводом перечитать сказку послужили иллюстрации Игоря Олейникова. В большеформатном издании от «Азбуки» они особенно напоминают эскизы к театральной постановке. У него изящно и выразительно проработаны полусказочные интерьеры и пышные костюмы. Эту пышность художник немного гиперболизирует, делает непригодной для быта, но зато атмосфера сказочного иного мира с ироническим прищуром самого Андерсена бесспорна. Олейников сочетает кроваво-красный и изумрудный цвета, будто отблески драгоценных камней или свечение знаменитых китайских бумажных фонариков. Он тоже любит смеяться, выстраивая бесконечную череду придворных, разыскивающих соловья по дворцу. Или возвышается до символизма, когда умирающий Император идет к окну, а за ним на подоле ночной рубашки-савана тащится груз потускневших драгоценных вещей. Не совсем ясна иллюстрация, на которой дети играют на фоне заснеженной деревни. Она нигде не соотносится с сюжетом. Но прекрасно продолжает смену времен года, которую передал Олейников, от весны астрономической до весны метафизической. И действительно хотелось бы увидеть постановку по этим эскизам. И чтобы там обязательно были уморительно надменный тигр и ленивые панды.