Циферблаты памяти
Галина Кузнецова

Навигатор в телефоне Лизы сдался на последних километрах пути, и теперь она ехала наугад, щурясь от яркого июльского солнца. Пыльная дорога петляла между полями пшеницы, а указатель на Неудачино так и не появлялся. Лиза нервно постукивала пальцами по рулю, привычка, от которой она безуспешно пыталась избавиться уже несколько лет.

– Неудачино, – пробормотала она, в третий раз проверяя редакционное задание. – Кто вообще называет так село?

Наконец показался потрепанный дорожный знак. Лиза свернула на еще более узкую дорогу и через десять минут въехала в село – несколько улиц с аккуратными домами, многие из которых выглядели непривычно: высокие крыши, ставни на окнах, резные наличники в необычном стиле.

Припарковавшись у небольшого магазина, она достала зеркальце и поправила короткие рыжие волосы, выбившиеся из-под заколки. Тушь немного размазалась от жары, но переделывать макияж было лень.

– Извините, – обратилась она к пожилой женщине, выходившей из магазина. – Где здесь музей Штеффена?

– Прямо и направо, – женщина окинула Лизу оценивающим взглядом. – Белый дом с синими ставнями. Там Марта сегодня.

Дом-музей оказался именно таким, как описала женщина – аккуратный, будто сошедший со страниц сказки. Лиза сделала несколько снимков для статьи и толкнула калитку. Во дворе, среди ухоженных клумб с яркими цветами, стояла женщина лет пятидесяти в длинной юбке и белой блузке с вышивкой. Она поливала цветы из старинной медной лейки.

– Здравствуйте, – Лиза натянула дежурную улыбку. – Я из журнала «Путешествия по России». Мы договаривались о статье.

Женщина повернулась, и Лиза заметила ее необычные глаза – светло-голубые, почти прозрачные, как будто выцветшие на солнце.

– Элизабет? – спросила она с легким акцентом.

– Просто Лиза, – поправила журналистка, протягивая руку.

– Марта, – женщина вытерла ладонь о фартук и пожала руку Лизе. – Ты вовремя. Чай как раз заварился.

– Вообще-то я хотела бы сразу начать, – Лиза достала блокнот. – У меня еще сегодня дорога обратно.

Марта посмотрела на нее с легкой улыбкой, словно видела насквозь.

– Время, – сказала она, – самое ценное, что у нас есть. Но иногда нужно его потратить, чтобы понять его ценность. Идем, я покажу тебе дом человека, который это понимал лучше всех.

Лиза вздохнула, но послушно пошла следом. Еще один провинциальный музей с пыльными экспонатами и скучными историями. Статья на две колонки, не больше. Редактор явно отправил ее сюда в наказание за прошлый конфликт.

Прохлада дома обволокла Лизу, как только она переступила порог. После жаркого дня это было приятно, но что-то еще заставило ее замедлить шаг – звук. Тихий, ритмичный, идущий отовсюду и ниоткуда одновременно.

– Тик-так, тик-так, – Марта улыбнулась, заметив, как Лиза прислушивается. – Сорок семь часов в доме. Абрам Яковлевич говорил, что это сердцебиение дома.

Лиза огляделась. Действительно, часы были повсюду – на стенах, на полках, на столах. Большие и маленькие, деревянные и металлические, с маятниками и без.

– Все работают? – спросила она, доставая фотоаппарат.

– Каждые, – кивнула Марта, ведя гостью через гостиную в небольшую комнату, служившую, видимо, столовой. – Я завожу их каждое утро. Это моя… как это по-русски… медитация?

В центре столовой стоял круглый стол, накрытый вышитой скатертью. На нем – три чайных сервиза, расставленные так, словно вот-вот должно было начаться чаепитие.

– Свадебные подарки, – пояснила Марта, заметив взгляд Лизы. – 1951 год. Абрам и Екатерина поженились.

Лиза сделала несколько снимков, но ее внимание привлекла стеклянная витрина у стены. Под стеклом лежала старая книга в потрепанном кожаном переплете.

– А это что? – она подошла ближе.

– Книга рецептов Елены Тевс, – Марта встала рядом. – Сто пятьдесят лет истории. Все рецепты на немецком.

Лиза наклонилась, рассматривая пожелтевшие страницы. Книга была открыта на рецепте какого-то пирога, аккуратный готический почерк покрывал страницу.

– Вы до сих пор готовите по этим рецептам? – спросила Лиза, больше из вежливости, чем из интереса.

– Ja, natürlich, – кивнула Марта, а затем, заметив непонимание на лице гостьи, перевела: – Да, конечно. Многие хозяйки в деревне до сих пор используют эти рецепты. Особенно на праздники.

Лиза сделала еще один снимок книги.

– А что это за пирог? – она указала на открытую страницу.

– Riwwelkuche, – произнесла Марта с особой интонацией, будто само название было вкусным. – Пирог с крошкой. Очень простой, но каждая семья делает его по-своему.

Она провела пальцем над стеклом, словно касаясь строк рецепта.

– Абрам Яковлевич очень любил этот пирог. Говорил, что вкус детства не меняется, даже когда все вокруг меняется.

Что-то в голосе Марты заставило Лизу посмотреть на нее внимательнее. Хранительница музея говорила о часовом мастере так, будто знала его лично, хотя по возрасту вряд ли могла помнить его молодым.

– Вы давно здесь работаете? – спросила Лиза.

– Десять лет, – ответила Марта. – С самого открытия музея. Но я знала Абрама Яковлевича с детства. Он был… как это сказать… душой нашего села.

Она вдруг встрепенулась, словно вспомнив что-то важное.

– Чай! Я совсем забыла про чай. Пойдем на кухню, я покажу тебе вафельницу, которой больше ста лет. И, может быть, – она хитро улыбнулась, – даже испечем вафли по рецепту из этой самой книги.

Лиза хотела возразить, что у нее мало времени, но неожиданно для себя кивнула. Почему-то мысль о свежеиспеченных вафлях по старинному рецепту показалась ей гораздо интереснее, чем быстрое фотографирование экспонатов.

На кухне пахло травами и свежим хлебом. Старинная чугунная вафельница, похожая на увесистые щипцы с узорными пластинами, лежала на столе рядом с современной электрической плитой – прошлое и настоящее соседствовали здесь так же естественно, как немецкая и русская речь в разговоре Марты.

– Раньше ее ставили прямо на угли, – пояснила хранительница, поглаживая вафельницу. – Но я использую плиту. Старые вещи должны жить, а не просто стоять под стеклом.

Лиза сделала несколько снимков, пока Марта готовила тесто, ловко смешивая ингредиенты в глиняной миске.

– Вы хорошо говорите по-немецки? – спросила Лиза, заметив, как Марта беззвучно шевелит губами, читая рецепт.

– Это мой родной язык, – ответила та, разогревая вафельницу. – В детстве я говорила только на немецком. Русский выучила уже в школе.

Она разлила тесто на горячие пластины, и комнату наполнил аромат ванили и корицы.

– Многие уехали, – продолжила Марта, ловко переворачивая вафельницу. – В девяностые, когда стало можно. Вернулись в Германию, хотя никогда там не были. Heimat, – она произнесла это слово с особой интонацией. – Родина. Сложное понятие для нас.

Лиза кивнула, делая заметки в блокноте. История немцев Поволжья и Сибири вдруг показалась ей гораздо интереснее, чем она ожидала.

– А вы почему остались? – спросила она.

Марта улыбнулась, доставая готовую вафлю – золотистую, с четким узором.

– Попробуй сначала, – она положила вафлю на тарелку и протянула Лизе. – Потом расскажу.

Вафля оказалась хрустящей снаружи и мягкой внутри, с тонким ароматом специй. Лиза не удержалась от одобрительного мычания.

– Вкусно, правда? – Марта довольно кивнула. – Теперь идем дальше. Я покажу тебе самое интересное.

Они прошли через гостиную, где Марта остановилась у большого настенного календаря с пометками на полях.

– Абрам Яковлевич вел ежедневные записи, – сказала она. – Погода, события в селе, рождения, свадьбы, смерти. Все записывал. Говорил, что время утекает сквозь пальцы, если его не поймать на бумаге.

В следующей комнате, служившей спальней, стояла аккуратно застеленная кровать с вышитым покрывалом. Над ней висели семейные фотографии в рамках.

– Здесь все как при жизни хозяев, – пояснила Марта. – Екатерина Штеффен умерла в 2005 году, но Абрам Яковлевич сохранил комнату нетронутой до самой своей смерти.

Лиза сделала еще несколько снимков, чувствуя странную неловкость, будто вторгалась в чужую интимную жизнь.

Последней они посетили мастерскую – небольшую комнату, заставленную инструментами, деталями часов и книгами.

– Его святая святых, – Марта обвела рукой пространство. – Здесь он создавал свои часы. Некоторые из них сейчас в Санкт-Петербурге, в Татарске, даже в Германии.

Лиза подошла к рабочему столу, где лежали аккуратно разложенные инструменты, лупы, шестеренки разных размеров. На стене висели чертежи и эскизы часов с пометками на немецком и русском.

– Он был не просто мастером, – продолжала Марта, бережно касаясь инструментов. – Он был… как это сказать… Zeitbewahrer. Хранитель времени.

Лиза заметила, что все часы в мастерской показывали разное время. Она указала на это Марте.

– Это не поломка, – улыбнулась хранительница. – Это намеренно. Каждые часы показывают особое время.

Она подошла к небольшим настольным часам с деревянным корпусом.

– Эти всегда показывают 5:17 утра. Время, когда родился его первый сын. А те, – она указала на настенные часы с маятником, – всегда 11:45. Время, когда он впервые приехал в Неудачино в 1945 году.

Лиза медленно обошла комнату, разглядывая часы. Каждые хранили свой момент времени, свою историю.

– Но как же они идут, если всегда показывают одно и то же время? – спросила она.

– Они идут, – загадочно ответила Марта. – Просто по-своему. Абрам Яковлевич говорил, что важные моменты времени никуда не исчезают. Они продолжают существовать, если мы их помним.

Лиза сделала еще несколько снимков мастерской, когда заметила в углу комнаты массивный сейф, выглядевший неуместно среди деревянной мебели и старинных инструментов.

– А это что? – спросила она, указывая на металлический ящик.

Марта подошла к сейфу, ее шаги были неожиданно тихими для женщины ее комплекции.

– Самое ценное, – ответила она и, к удивлению Лизы, достала из кармана фартука связку ключей. – То, что Абрам Яковлевич берег больше всего.

Она выбрала один ключ, вставила его в замочную скважину и повернула. Затем набрала комбинацию цифр на механическом замке. Дверца сейфа открылась с тяжелым металлическим скрипом.

Лиза ожидала увидеть драгоценности или деньги, но внутри лежали аккуратно сложенные тетради в потрепанных обложках и несколько толстых папок.

– Его дневники и летописи, – пояснила Марта, бережно доставая одну из тетрадей. – Он вел их с 1970 года, каждый день. Без пропусков.

Она открыла тетрадь на случайной странице. Аккуратный почерк покрывал линованную бумагу. Даты, имена, события – все было записано с педантичной точностью часового мастера.

– Здесь все, – Марта провела пальцем по строчкам. – Рождения, свадьбы, похороны. Кто уехал, кто вернулся. Погода, урожай, цены на рынке. Маленькая история большого мира.

Она перевернула страницу, и из тетради выпала фотография – цветной снимок группы людей возле здания сельсовета.

– Открытие нового здания в 1975 году, – пояснила Марта, поднимая фото. – Здесь Абрам Яковлевич уже известный мастер. Он сделал часы для фасада.

Она вдруг замолчала, глядя на фотографию со странным выражением лица.

– Кто еще на фото? – не удержалась Лиза.

– Мой отец, – тихо ответила Марта. – Он работал с Абрамом Яковлевичем. Помогал устанавливать часы.

Она аккуратно вложила фотографию обратно и достала из сейфа еще одну тетрадь, более новую.

– А это последние записи, – сказала она. – 2010—2011 годы. Перед смертью.

Лиза осторожно взяла тетрадь. Почерк здесь был уже не таким твердым, строчки иногда дрожали, но все так же аккуратно выстраивались в ровные ряды.

– «12 марта 2011 года. Сегодня уехала семья Бергов. Последние из старожилов. Теперь в Неудачино не осталось никого из тех, кто помнит пятидесятые», – прочитала Лиза вслух. – «Время утекает, как песок сквозь пальцы. Но я все еще держу его».

Она перевернула страницу и замерла. На следующем развороте лежал сложенный лист бумаги с печатью и официальными штампами.

– Что это? – спросила она, не решаясь прикоснуться к документу.

Марта осторожно развернула лист.

– Приглашение из Германии, – сказала она. – Программа репатриации. Абрам Яковлевич получил его за месяц до смерти.

Лиза посмотрела на дату в углу документа – февраль 2011 года.

– Он не поехал, – констатировала она.

– Не успел, – поправила Марта. – Или не захотел. Кто знает?

Она бережно сложила документ и вернула его в тетрадь.

– Последняя запись датирована 15 апреля 2011 года, – сказала она. – «Сегодня починил часы для школы. Мои руки уже не те, но время все еще слушается меня. Интересно, что станет со всеми этими часами, когда мое время остановится? Кто будет их заводить?»

Марта закрыла тетрадь и посмотрела на Лизу своими прозрачными глазами.

– Через два дня его не стало, – сказала она. – Сердце остановилось во сне. Говорят, самая легкая смерть.

Она вернула тетрадь в сейф и достала последний предмет – небольшую шкатулку из темного дерева.

– А это, – она открыла крышку, – его последняя работа.

Внутри лежали карманные часы на цепочке. Простые, без излишеств, но с необычным циферблатом – вместо цифр на нем были выгравированы маленькие символы: дом, дерево, книга, ключ.

– Он не успел их закончить, – Марта осторожно достала часы. – Механизм работает, но стрелки не движутся. Застыли на этой отметке.

Стрелки указывали на символы дома и ключа.

– Что они означают? – спросила Лиза, чувствуя, как профессиональное любопытство перерастает во что-то более глубокое.

– Никто не знает, – Марта покачала головой. – Это его тайна. Но я думаю… – она помолчала, подбирая слова, – я думаю, это его послание нам. Дом и ключ. Может быть, о том, что настоящий дом – это не место, а люди, которые хранят ключи от твоей памяти.

Она аккуратно положила часы обратно в шкатулку.

– Или, может быть, просто сломанные часы старого мастера, – добавила она с легкой улыбкой. – Кто знает?

Вечерело, когда Лиза вышла из музея. Солнце опускалось за горизонт, окрашивая небо над Неудачино в оранжево-розовые тона. Она стояла на крыльце, просматривая сделанные снимки на экране камеры, и не сразу заметила, что Марта вынесла ей чашку чая.

– Еще немного времени? – спросила хранительница, протягивая дымящуюся чашку.

Лиза взглянула на часы – до заката оставалось около часа, а дорога в город занимала не меньше двух. Она собиралась вернуться засветло, но что-то удерживало ее здесь, в этом странном селе с неудачным названием и удивительной историей.

– Спасибо, – она приняла чашку и села на скамейку у крыльца.

Марта устроилась рядом, ее руки, привыкшие к ежедневному заводу десятков часов, теперь спокойно лежали на коленях.

– Знаешь, – сказала Лиза после паузы, – я думала, что это будет обычная статья. Две колонки текста, пара фотографий. «Сельский музей хранит память о местном умельце». Что-то в таком духе.

Марта улыбнулась, но ничего не ответила.

– Но теперь… – Лиза сделала глоток чая, подбирая слова. – Теперь я думаю, что здесь история глубже.

– Все истории глубже, чем кажутся на первый взгляд, – ответила Марта. – Нужно только время, чтобы это понять.

Лиза кивнула, глядя на закатное солнце. Странное чувство охватило ее – будто она стоит на пересечении времен, где прошлое и настоящее соприкасаются, как стрелки часов в полдень.

– Я напишу о часах, – сказала она. – О том, как они все показывают разное время, но вместе создают… – она запнулась, не находя нужного слова.

– Целостность, – подсказала Марта. – Vollständigkeit.

– Да, именно, – согласилась Лиза. – И о книге рецептов. О том, как традиции продолжают жить через простые вещи – еду, предметы быта, часы.

Она достала блокнот и сделала несколько заметок, боясь упустить мысль.

– Знаешь, что меня удивило больше всего? – спросила она, не поднимая глаз от блокнота. – Что он остался. Не уехал в Германию, хотя мог. Остался здесь, в Неудачино.

Марта посмотрела вдаль, туда, где за домами виднелись поля пшеницы, золотящиеся в лучах заходящего солнца.

– Heimat, – произнесла она тихо. – Родина. Для Абрама Яковлевича это было здесь. Не там, где его предки жили столетия назад, а там, где он сам прожил свою жизнь. Где каждый дом, каждое дерево, каждый человек были частью его истории.

Она повернулась к Лизе.

– Многие уехали, думая, что найдут дом там. Но дом – это не место. Это время, которое ты прожил, люди, которых ты любил, вещи, которые ты создал своими руками.

Лиза закрыла блокнот и убрала его в сумку. Она допила чай и поставила чашку на скамейку.

– Мне пора, – сказала она, поднимаясь. – Спасибо за экскурсию. И за чай.

Марта кивнула.

– Приезжай еще, – сказала она. – Может быть, в следующий раз я покажу тебе, как делать Riwwelkuche.

Лиза улыбнулась и пошла к машине. Уже открыв дверцу, она обернулась.

– Марта, – позвала она. – А вы… вы тоже могли уехать?

Хранительница музея стояла на крыльце, окруженная золотистым светом заката, похожая на фигуру со старой фотографии.

– Ja, – ответила она. – Могла. Но кто бы тогда заводил часы?

Лиза кивнула, понимая, что за этими простыми словами скрывается гораздо больше, чем кажется.

Дорога обратно в город заняла больше времени, чем она планировала. Когда Лиза въехала в Татарск, уже стемнело. Она остановилась у гостиницы и, прежде чем выйти из машины, открыла ноутбук и создала новый документ.

«Циферблаты памяти» – напечатала она в строке заголовка. Затем помедлила и добавила подзаголовок: «История одного неудачного названия и удачной жизни».

Пальцы забегали по клавиатуре, слова складывались в предложения, предложения – в абзацы. История Абрама Штеффена, его часов, его села и его выбора оживала на экране.

Где-то в Неудачино, в доме с синими ставнями, Марта заводила сорок семь часов, каждые из которых показывали свое особое время. И все они шли вперед, сохраняя память о прошлом.

 
Справка об объекте
 

Дом-музей им. А. Я. Штеффена,

Россия, Новосибирская область,

Татарский район, д. Неудачино,

ул. Центральная, 51

Дом-музей А. Я. Штеффена (1924—2011) открылся в селе в 2014 году.

Почетный гражданин Татарского района, часовых дел мастер, изобретатель и умелец на все руки, Абрам Яковлевич Штеффен мог устранить любую поломку техники, а созданные им часы украшают здания в Санкт-Петербурге, Татарске, Неудачино. Кроме того, он был историком и летописцем родного села, основанного немецкими переселенцами в 1905 году, – вел ежедневную хронику, записывал воспоминания очевидцев.

В доме-музее хранятся коллекция часов и музыкальных инструментов, представлено огромное количество документов, раскрывающих историю Неудачина. Это дневниковые записи Абрама Яковлевича, его фотографии, запечатлевшие важные события сельской жизни, вещи первых жителей села, например, Библии немецких переселенцев, их родословные. Все это наследие сегодня активно изучают местные школьники.

Источник: https://museum.rusdeutsch.ru/Museen/83