Сэндер не считал, что делает что-то плохое. Ну, подумаешь, поучил жену раз или два! Бывает! А что делать, если она глупа, непокорна, неуслужлива, и вообще – с такой на людях появляться стыдно: ни слово сказать, ни пошутить, ни выглядеть достойно.

Тот простой факт, что с синяками красиво не оденешься, а запуганная женщина не будет блистать остроумием, ему в голову не приходил.

Зато туда приходила куча способов поучить зарвавшуюся жену.

Как она смела?

Опозорить его побегом! Он! Взял эту тварь из помойки, дал ей свое имя, кров над головой, не ограничивал в расходах… ну, требовал согласовать с собой, но это же понятно, ни один мужчина в здравом уме не даст жене тратить деньги бесконтрольно! Это естественно!

Не так уж и много он требовал!

Красивую, умную, послушную жену, которая будет идеально… ну ладно, хотя бы неплохо вести его дом, рожать ему детей, выглядеть в обществе так, чтобы ему завидовали, уметь поддержать беседу, потанцевать, чтобы ему не пришлось краснеть за дуреху.

Увы…

Аликс была далеко не идеалом. Не слишком умная, недостаточно красивая и светская, она то краснела, то ляпала какие-то глупости, а он терпел. Сначала, конечно, с ней было весело. Но потом, когда приелось очарование новизны и он стал обтесывать супругу под свои стандарты, Аликс выказала прискорбное упрямство. Она решительно не хотела идти мужу навстречу.

Не хотела учиться, совершенствоваться, не хотела становиться такой женщиной, которая нужна ему, многого не понимала, не участвовала в его забавах…

С ней стало неинтересно.

Естественно, Сэндер раздражался!

И так же естественно проявлял свое недовольство!

Но даже тут, вместо того чтобы подумать, понять и разобраться, эта маленькая дрянь посмела сбежать из дома.

Посмела!

Сбежать!!!

Сэндер мрачно посмотрел в стену.

Когда он найдет эту тварь, она пожалеет, что на свет появилась.

Куда она могла побежать? Скорее всего, к своей мамаше. Вот туда-то он и наведается…

И горе Аликс, когда он ее найдет.

* * *

Лесс ехал в столицу.

Копыта коня мерно выстукивали ритм по дороге, а в его голове звучало одно и то же слово.

Джин-джер, Джин-джер, Джин-джер…

Его девочка, его любимая, его…

Неужели он нашел то, что искал всю жизнь? Искал, не понимая, что именно ищет, вглядывался в лица проходящих мимо женщин, иногда останавливался чуть подольше, но потом понимал – не та! Нет, не та.

И со стоном разочарования двигался дальше.

Джин была совершенно иной.

Лесс иногда думал, что и в свете ее принимали именно благодаря ее инаковости. Странная, очень странная девочка. Не слишком красивая, но симпатичная, миленькая и приятная, только вот признанные красавицы рядом с ней меркли, благодаря ее характеру.

Очень теплому, доброму, открытому – она словно огонек в камине, так и хочется погреть руки у теплого пятнышка, посидеть, наблюдая за переливами света и цвета, и это занятие никогда не надоест. Он мог бы смотреть на нее бесконечно, мог бы разговаривать с ней, общаться, жить рядом – и ему не станет скучно или тоскливо. Рядом с ней никогда не бывает скучно.

У нее острый язычок, иногда злой, но жестокости она никогда не проявляет. Джинджер постоянно за кого-нибудь заступается, и ей это прощают, потому что даже самые строгие ревнители традиций видят: она не притворяется. Она просто такая изначально. Так живет, думает, дышит – и отнять у нее это качество не получится.

Неглупая, воинственная, иногда серьезная, иногда смешливая, как дитя, с самыми парадоксальными суждениями…

Иногда ее хочется обнять и защитить, а иногда…

Лесс даже себе не признавался, что Джин сама может защитить кого угодно, и его в том числе. Это ведь не женское качество! Совершенно не то, чего ждет мужчина от своей жены. А ждет он покорности, податливости, мягкости и уюта, чтобы чувствовать себя самым сильным и смелым, главным в семье, опорой и защитой.

Получится ли это с Джинджер?

Неважно!

Он все равно ее любит! И сделает ей предложение! И они проживут вместе много долгих счастливых лет, он-то знает…

Он, она, их дети…

Перед глазами поплыли и другие лица.

Мама Джинджер, разумеется, будет жить в Брайсе, его мать – с ними. Будут приезжать в гости сестры, будут смеяться и дружить домами дети…

Розовые мечты оборвала сволочная лошадь!

Гнусная скотина, заметив, что всадник чуть ослабил контроль, воспользовалась этим по полной программе. Сделала шаг, другой, споткнулась – и мечтатель полетел аккурат в придорожную канаву.

Видимо, это закон всех миров разом. Лето может быть сухим и теплым, может быть засуха, но вот в таком случае в канаве обязательно окажется грязь. В которой Лесс и уделался по самые уши.

Лошадь с интересом слушала его мнение о своей родословной, прядая ушами, но вины за собой не ощущала, как и любая урожденная скотина.

Размечтался тут, понимаешь!

* * *

Небольшая контора из тех, мимо которых пройдешь и не заметишь. Скромная коричневая вывеска, простенькая мебель, грязные окна – с улицы почти не видно, что происходит внутри, тяжелые занавеси.

За старым поцарапанным столом сидят двое мужчин – один типичный лавочник по виду. Лет сорока – пятидесяти, невысокий, кругленький, с уютной лысиной и брюшком, с роскошными пшеничными усами – его так и хочется представить в колпаке у печи или в лавке, расхваливающего фрукты. Опасность?

Да что вы говорите?! Какая опасность?

Оружие под одеждой?

Наверняка вы ошиблись! Это не нож, это… ложка! Такой милый человечек не может не быть чревоугодником. Коричневый костюмчик сидит на нем как родной, рубашка поблескивает кипенно-белыми манжетами, но в толпе на нем не остановится взгляд. Его даже описать сложно… круглое, уютное… как хлебушек из печи. Вот и все впечатления.

Второй собеседник поинтереснее.

Это явно мужчина – не бывает у женщин ни таких плеч, ни такого голоса, но лица разглядеть не удается: он с головы до ног закутан в плотный черный плащ, на руках – перчатки, на ногах – высокие сапоги. Лица не видно в тени капюшона, голос низкий, глуховатый…

Странный заказчик?

Но главное, что он деньги платит.

– Вы подготовили то, что я просил?

– Да, господин.

На стол между двумя мужчинами легла толстенькая кожаная папка.

– Здесь все, что вы желали знать о Кон’Ронгах.

– Замечательно. Сколько я должен?

– Еще семьдесят монет золотом, господин.

На стол мягко улегся кошелек.

– Здесь полторы сотни. Но вы меня никогда не видели и не знаете.

– Разумеется, господин! Даже если передо мной поставят десять человек, я вас все равно не узнаю. Позволено ли будет мне заметить, что, когда мы вновь встретимся в первый раз, я буду счастлив оказать вам услугу?

Из-под плаща доносится короткий смешок, человек явно оценил шутку.

– Я запомню.

С тем он и откланивается, унося с собой папку. Его провожает довольная улыбка пекаря.

Внешность – это часть образа, и сейчас маска снята. Кой там добрый дядюшка, кой там безобидный пухлячок. Деньги перебирает уже качественно иной человек – жесткий, расчетливый, умный, собранный…

Его нанимают в тех случаях, когда надо что-то узнать. Разнюхать, раскопать, разгрызть чужие тайны острыми клыками – и он выполняет свои заказы безукоризненно. Мало кто может его заподозрить – да вообще никто. Ему доверяются, многое рассказывают, не держат тайн – и он пользуется людьми в своих интересах.

А почему нет?

Люди его точно не пожалеют, да и вообще, если кто-то не делал другим зла, что сможет найти частный сыщик?

Ничего.

Честному человеку бояться нечего, так-то. А нечестному…

А кому сейчас легко?

Ему вот тоже тяжко. Жена, дети, родители – и все это на нем, все на нем… хорошо, когда клиент щедрый. Сегодня он добавит пятьдесят золотых на приданое старшей дочери. Пусть ей пока только тринадцать – не успеешь оглянуться, как заневестится.

Дети…

На что мы готовы ради них?

Да на все.

А впрочем, хватит философии! На сегодня работа закончена, его ждут дома.

«Булочник» накинул простенький коричневый же плащик – и направился домой. К родным. Монеты приятно оттягивали карман.

* * *

На этот раз вместо кареты перед нами интерьер дорогого отеля. Такого, где постояльцы чувствуют себя лучше, чем дома. Правда, и стоит это дороже чугунного моста, но зато уютно и красиво.

Дорогие кремовые драпировки, пушистые ковры, камин, два уютных кресла перед ним. Номер для избранных.

И в креслах тоже двое.

Мужчина и женщина. Мужчина держит на коленях папку. Плащ он, впрочем, так и не снял, и перчатки тоже. Мало ли?

Отель это все же не твой дом. И может войти горничная, вломиться пьяница…

Всякое бывает.

– Читать вслух?

– Да, милый. Пожалуйста.

– Итак, Кон’Ронг. Граф Кон’Ронг, последний граф – Лесс Кон’Ронг. Сын Дженет Кон’Ронг и Лукаса Кон’Ронга. Сейчас парню двадцать семь. У него есть две старшие сестры – Тиана Кон’Ронг и Кейт Кон’Ронг. Старшая – Тиана, она на девять лет старше брата, средняя – Кейт, родилась через четыре года, и еще через пять лет – Лесс. Тиана вышла замуж за Ивара Ривена, небогатого дворянина на семнадцать лет старше ее. Сейчас живет с супругом в Ривен-холле, сын – Андрес, семнадцати лет от роду, учится в Клостере. Так, тут по финансовому положению, читать?

– Лучше своими словами, сынок.

– Если своими словами, – опять зашуршала бумага, – перебиваются с хлебушка на водичку. И ту сами из колодца достают. Клостер – дорогое удовольствие.

– Значит, все отдают ради сына. Учтем. А братец не помогает?

– Кон’Ронг небогат. Можно сказать – нищенски небогат.

– Вот как? – в голосе женщины слышалось нечто вроде удивления. Неприятного удивления.

– Мы еще до этого дойдем. Давай сначала о людях, а потом о землях?

– Пожалуй.

– Тогда вторая дочь. Кейт. Вышла замуж за обычного эсквайра, тоже на семнадцать лет старше ее, что интересно – тоже Ивара. Только Линоса.

– Подражала сестре?

– Полагаю, что да. Вот тут в отчете – всегда завидовала, ненавидела, пакостила… в десять лет Тиана попала к лекарю с сильными ожогами рук. Ее возили в столицу, возили на воды…

– Причина?

– Кто-то подлил кислоту в ее крем для рук и лица. Лицо, по счастью, она намазать не успела.

– Замечательная сестренка.

– Да. Кстати, вот тут еще отчет. Лесс Кон’Ронг, пяти лет от роду, тоже наблюдается у того же лекаря с сильной травмой головы. Малыш мог остаться калекой до конца своих дней.

– Сестры?

– Да. Дети играли вместе, старшая сестра считает, что она во всем виновата, споткнулась и уронила малыша…

– Ты думаешь, опять средняя?

– Я думаю, что в детской игре сложно определить, кто и в чем виноват, но… Тиана старшая. Ее любили, потому что первенка, – при этих словах женщина странно улыбнулась, но мужчина продолжил: – Лесса любили, потому что он сын, наследник, долгожданный, выстраданный, чуть не десять лет его делали после первой дочери. А Кейт осталась неприкаянной. В детстве болезненный, хилый ребенок, капризный, нервный…

– Откуда такие сведения?

– Сыщик, которого я нанял, не поленился прокатиться в Кон’Ронг и расспросить местного лекаря. За хорошую сумму – когда надо выдавать замуж любимую доченьку, на приданое будешь собирать всеми средствами, он рассказал все. Все, что знал о Кон’Ронгах, а работает он в том округе уже больше двадцати лет. Вот и накопилось…

– Ясно. Что еще?

– По детям или по родителям? У Кейт двое детей, старший Колин, лет тринадцати от роду, младшая Эллина, родилась недавно, ей около года, каждое лето она присылала Колина в Кон’Ронг. По утверждению того же лекаря, отвратительный ребенок. Ни дня без беды, ни дня без вызова.

– Так это же выгодно?

– Ну… вот, по словам лекаря: «… чувствую непреодолимое желание дать Колину Линосу яда. По крайней мере, ни он мучиться не будет, ни с ним. Не ребенок, а ходячая проблема…»

– Очаровательный мальчик.

– Портретов здесь нет. Только внешнее описание.

– Лесс не гнал племянничка из замка?

– Замок большой. Проблемы у слуг, которым устраивала разносы вдовствующая графиня. А у Лесса Кон’Ронга их нет. Он и не возражает. Более того, его мать постоянно повторяет, что семью надо ценить, что крепче родственных уз ничего нет…

Кривая улыбка прочно обосновалась на губах женщины.

– Своей семьи у него, полагаю, пока нет?

– Его мать не спешит одобрять увлечения сына. Впрочем… вот тут указано, что он серьезно увлекся некоей Джинджер Брайс, баронессой Брайс. Их видели вместе в парке, они танцуют на всех вечерах… короче – почти объявление о намерениях.

– Я мало что знаю о Брайсах.

– А тут о ней почти ничего и нет. Двадцать два года, живет с матерью, отец им оставил небольшое наследство, они его вложили в доходные дома и существуют на ренту.

– Неглупо.

– Ценным бумагам не доверяют, постоянно повторяют, что с экономикой в игрушки играть не надо, это как грудной ребенок и взрослый человек – все равно не выиграешь. Что захочет – то и сделает.

– Интересно. Это кто?

– Кларисса Брайс. Любит дама посплетничать со знакомыми…

– Кларисса?

– Мать Джинджер Брайс.

– А ты не хочешь познакомиться с этой Джинджер?

– Посмотрим. Если подвернется – обязательно поинтересуюсь, что ж там за девушка такая.

– Вот-вот, поинтересуйся.

– Поинтересуюсь. Мы ведь задержимся пока в столице?

– Да.

– Переходим к старшему поколению?

– Пожалуй. Младшее – детей осветили, среднее – там точно больше ничего интересного?

– Тиана, Лесс, Кейт… да нет. Разве что братец привязан к старшей сестре, среднюю недолюбливает, но помогает обеим в меру сил и возможностей. Особыми талантами не блещет, пытается играть с кораблями и товарами, где золотой заработает, где потеряет, выходит примерно в ноль.

– Хм-м…

– Старшее поколение?

– Да.

– Из ныне живых – Дженет Кон’Ронг, вдовствующая графиня Кон’Ронг. Очень порядочная, очень набожная, очень праведная. Ведет исключительно затворнический образ жизни. Ходит в храм четыре раза на неделе, а иногда даже шесть, вышила для храма три алтарных покрова. Деньгами не помогает.

– А бедным?

– Тоже. Считает, что бедность ниспослана человеку как кара за его грехи. Вот пусть сам думает, в чем он провинился, а она поможет ему исправиться. Но только словами, исключительно словами. Происходит из обедневшего рода, предки – миссионеры, сама она собиралась в монастырь, но в тридцать лет ей сделал предложение Лукас Кон’Ронг. Жених был почти на двадцать лет старше невесты, но Дженет это не смутило. Она вышла замуж и принялась рожать детей.

– А Лукас?

– О нем мало. Он умер почти пятнадцать лет назад, Лесс был еще маленьким, и все взяла в свои руки вдова. Вот. По словам того же лекаря, Лукас сильно болел, тяжело болел, ему пришлось отнять обе ноги, перед смертью он очень мучился… собственно, лет пять до смерти у него жизни и не было.

– И почему я ему не сочувствую?

– Полагаю, мам, у тебя есть для этого причины, – ответил с хитрой улыбкой сын, возвращаясь к бумагам. – Уж насколько он был счастлив – неизвестно, но говорят, перед смертью просил вернуться какую-то Ирэну, каялся, плакал, словно дитя…

Злая улыбка на губах женщины сменилась грустной.

– Что за Ирэна?

– Лекарь не знает. Говорит, что леди Кон’Ронг менялась в лице от этого имени, но и только. Он никаких Ирэн в округе не приметил – из тех, что могли иметь отношения с графом.

– Вот даже как…

– Все думают, что это его любовница и он в чем-то виноват… как-то так.

– Так, иначе… Как мы любим каяться, когда все уже бессмысленно.

– Зато Бог простит. Известно же – согреши и покайся, а если не согрешишь – то каяться не в чем будет, а сие уже гордыня есть, а гордыня – это зло. Безгрешных же у нас не бывает.

– Это верно. Бывают непойманные.

– Дальше читать?

– Читать.

– Но тут не особо много. Про леди Дженет, какая она хорошая, милая, обаятельная, как она от сына разогнала всех девушек – Лесс для нее свет в окошке, единственный сын, самое большое счастье…

– Счастье… да… счастье…

Мужчина выскользнул из кресла, почти упал на колени рядом с матерью.

– Не думай, не надо. Мама, не плачь, пожалуйста, у нас все будет хорошо. Все будет хорошо, обещаю!

Но по щекам женщины струились слезы.

Забыто многое, столь многое…

Ничего, так даже лучше. Она скромная, она не постесняется напомнить о себе после того, как нанесет удар. К чему лишняя известность?

Вовсе даже ни к чему.

Ирэна Гервайн коснулась волос сына и прикрыла глаза. Наступало время мести.