Прояснилось всё вечером, когда конунг Ульв Смелый удалился в свою одрину, а воинам в общем зале на полу постелили матрацы, набитые свежей пахучей соломой. Разгорячённые мёдом и пивом викинги стали разговорчивее, рассказы о походах и набегах, мечах, злате и женщинах лились рекой. Так речь зашла и о Суль. Казалось, что в тот момент бравые вояки даже протрезвели, как-то съёжились и испуганно переглянулись между собой. Жену конунга Ульва Смелого викинги величали не иначе как «наездницей волка», красоту её считали проклятием мужским, ибо боги, видимо, проглядели, когда наделили её такой пригожестью, а за дела её, богам противные, считали, что закидать Суль камнями надобно, либо с обрыва крутого в ледяной фьорд скинуть.

На все изумлённые вопросы Торина ему и пояснили, что Суль – дочь богатого торговца рабами, что боги дали ей проклятие страшное – она была самой настоящей ведьмой – готовила яды, зелья и отвары, читала грядущее по рунам, насылала болезни. Все викинги сходились на том, что убить Суль должен был ещё её отец, когда прознал о способностях единственной дочери. Но он не отправил Суль в Хель, а, видя невероятную красоту дочери, решил, что удачно выдаст её замуж и получит богатый мунд. Так оно и вышло.

Стоило только наследнику конунга Танкреда Харальдсона, Ульву, мельком увидеть на рыночной площади Суль, как пленила она его сердце на всю жизнь. Хирдманны, не веря в столь пылкую любовь, сделали простой вывод – околдовала, приворожила Суль Ульва. Красива она, конечно, но разве мало на норманнской земле прекрасных и достойных женщин? Отнюдь. Почему же именно проклятую Суль избрал Ульв в законные жёны? Видимо, воля его была полностью подчинена этой женщине.

А потом случилось то, что заставило утихшие разговоры о жене Ульва вспыхнуть с новой силой – Суль слишком рано после свадьбы родила дочь, настолько рано, что бессмысленно было утверждать, что Виллему – дочь Ульва. И опять случилось странное – конунг простил жену свою, признал чужого ребёнка своим, но, однако, не полюбил. Во дворе Ульва Смелого ни для кого не было секретом, что конунг хочет поскорее выдать дочь замуж, дабы избавиться от постоянного напоминания о неверности и коварстве жены. Суль больше не понесла ни разу, хотя все знают, что призывается она мужем на супружеское ложе часто.

Но главное, за что не любили Суль хирдманны, это за её способность насылать гнилую болезнь на людей. Сколько воинов она погубила! Стоило только прознать Суль о том, что кто-то шепчется за её спиной, зовёт «наездницей волка», предлагает закидать камнями, как заболевал этот хирдманн гнилой болезнью. Стоило лишь воину выразить таившуюся в сердце неприязнь к Суль, как подстерегала смерть нежданная и негаданная бравого хирдманна.

От всего услышанного не по себе стало Торину, но, как ни странно, Суль не стала нравиться ему меньше, нет, Торин был окончательно покорён. Ибо всегда людей влечёт всё непонятное и таинственное, а в Суль загадок было больше, чем во всех ранее встреченных Торином женщинах, вместе взятых. Женщины, что встречались ранее на жизненном пути Торину, были либо запуганными рабынями, что боялись взглянуть на него, либо дочерьми соседних конунгов, что скромно опускали глаза, показывая свою добродетель. И впервые в жизни ему встретилась женщина сильная, жестокая и совершенно не похожая ни на кого. Стоило Торину закрыть глаза, как перед ним вставал образ женщины с волосами цвета злата, и чёрными горящими пугающими глазами.

Фарлаф и Ингельд, видя блеск в глазах Торина, стоило лишь кому-нибудь произнести имя Суль, только головой качали. Ни одному из них Суль не показалась неотразимой. Да, она красива, но сердце у неё чёрное, жестокое, не женское. Но сказать ничего не смели, ведь столько воинов было в общей зале, столько посторонних людей.

А по утру Торин сделал свой главный шаг на пути к княжескому престолу в далекой Руси, правда, тогда он не догадывался об этом, – сын Борна Хмельного испросил разрешения жениться на дочери конунга Ульва Смелого.

Ульв дал богатое приданое за Вилемму, так сильно хотел избавиться от каждодневного напоминания о вероломности жены. Это приданое и дало Торину возможность снарядить собственный поход и нанять хирдманнов. В этот раз он планировал набег на восточные земли, там, где находились владения славянов, Гардар.

Виллему… Как можно назвать ребёнка Виллему? О чём думала Суль давая дочери столь чудное имя? Это осталось тайной как для Торина, так и для самой Виллему. Она была красива смуглой восточной красотой: тёмно-каштановые волосы, карие глаза смотрели кротко на мужа своего, кожа словно персик, пухлые губы. Тихая, добрая, нежная Виллему, бесспорно красивая, но она не могла сравниться со своей обворожительной матерью, силы были слишком неравны. Выросшая во дворе, где отец её не жаловал, Виллему так надеялась на счастливую супружескую жизнь.

Ночь после свадьбы Торин не забудет никогда, сколько бы лет ни прошло, сколько бы женщин он ни познал, сколько бы супружеских пиров ни сыграл он. Та ночь, словно калёным железом выжжена в его памяти, воспоминания о ней всё чаще с годами посещают его. Как часто, будучи уже князем Торинграда, молил он богов вернуть ему ту счастливую ночь, но время даже боги не могут повернуть вспять.

Торин проснулся от смутного чувства беспокойства, посмотрел на спящую жену, и по привычке, приобретённой в дальних походах, сохранившей ему жизнь уже ни один раз, взялся за кинжал и вышел из одрины, отведённой им с Виллему. В общей зале, среди спящих воинов, стояла Суль, волосы её, цвета тёмного золота, в беспорядке струились по плечам, льняная рубаха у ворота была собрана слабо и открывала длинную красивую шею, белые ключицы.

– Пойдём, – улыбнувшись томной улыбкой, прошептала она Торину, и поманила за собой на улицу.

И Торин, словно ребёнок, послушно пошёл за ней в большую баню, стоящую в отдалении от дома. Там, заперев за собой дверь, Суль скинула с себя рубаху, ослепив его белизной гладкой кожи, мягкими изгибами прекрасного тела, протянула к нему белые тонкие руки, страстно целовала его. А он стоял сначала, словно громом поражённый, но отвергнуть её не смог. Вот так променял Торин брачную ночь с молодой женой на часы, проведённые с её матерью, за которые не сказали они ни слова друг другу.

А наутро Торин и его покорная жена покинули двор конунга Ульва Смелого и уехали в Согн, во двор конунга Борна Хмельного. В отцовском дворе оставил Торин Виллему, а сам начал готовится к набегу на Гардар. И одно лишь терзало сердце молодого мужа, что Суль не вышла проводить их с Виллему в дорогу, неужели так быстро забыла она его, а, может, ревновала к дочери? О жене своей Торин уже позабыл.

Так Торин и Фарлаф оказались на своей земле (Ингельд, к тому времени, вернувшись из Гаутланда, узнал, что его отца и братьев свела в Хель лихорадка). На Руси викингам было любо: люди здесь жили смелые, работящие, к чужеземцам радушные. Да и всё необходимое для того, чтоб обосноваться здесь у друзей-норманнов было: злато в кожаных мешках, меха, трепли, хорошо вооружённый и натренированный хирд. Но самое главное – и у Торина, и у Фарлафа была решимость и огромное желание иметь свою землю, это и стало залогом их победы.

По правде сказать, две недалеко стоящие друг от друга славянские крепости не имели шансов устоять под напором сил противника, для этого они были слишком плохо укреплены, имели мало людей, а ещё меньше воинов, способных противостоять закалённым в набегах норманнам. Но, к удивлению викингов, славяне бились насмерть, они не отдали даром свою землю, много крови, и славянской и норманнской, было пролито в те чёрные дни. Но исход битвы был очевиден, победили, как и всегда, сильнейшие, ими оказались Торин и Фарлаф.

Сразу после захвата крепости, Торин, для укрепления своего положения среди славян, взял в жёны дочь убитого воеводы – Марфу, девицу миловидную и покладистую. Она чем-то напоминала ему Виллему, не внешностью, разумеется, а покорным взглядом серых глаз да молчаливостью. А Торину хотелось иметь такую жену, как Суль: смелую, красивую, страстную, капризную. Но, видимо, ему было это не суждено.

И началось строительство двора Торина, целых десять солнцеворотов без устали перестраивал Торин крепость, доставшуюся ему с таким трудом, и мало-помалу появился новый град на Северной Руси – Торинград. Град, в котором он стал именоваться гордо – князем Торином!

Сколько испытаний выпало на долю Торина в первое полюдье! Чего стоило ему отдать меха, да злато, оставшееся у него с давних набегов, приехавшему к нему князю! Но скоро всё окупилось. Спустя солнцеворот полюдье уже не вызывало у него дрожи, Торин укрепил своё положение среди правителей Северной Руси и вскоре сам ходил на сбор дани с близлежащих поселений.

Через десять солнцеворотов после памятного прихода на землю славян, укрепив свою власть, Торин решил съездить в родной дом, в область Согн, привести злато, накопленное в ранних походах, и Виллему. К тому времени Марфа родила ему дочь – Прекрасу и сына-наследника – Митяя.

Только вернувшись в родительский двор, которым правил теперь его старший брат, Торин узнал, что Виллему умерла в родовой горячке, оставив ему дочь – Горлунг. Торин не горевал о жене своей первой. Сказать по чести, он и помнил её с трудом, как и не особо радовался тому, что у него есть старшая дочь. Если б был сын – другое дело, а дочь – это так…

Но главной новостью для Торина было то, что Суль, прознав о смерти дочери, приехала и забрала внучку, и, зная слухи, что ходили по Норэйг о жене конунга Ульва, никто не посмел перечить ей. Даже конунг Борн Хмельной, что в то время был ещё жив, не сказал ни слова этой женщине, лишь сторонился гостьи.

Вот так и пришлось Торину встретиться с Суль во второй и последний раз в жизни. Как хотел он увидеть Суль, и как боялся! Страшился увидеть её, не пощажённой временем, старой и носящей лишь следы былой красоты, и как желал он увидеть её вновь, ведь ни одна из женщин, которых он встречал до неё или после, не могла сравниться с блистательной и неповторимой Суль.

Суль ничуть не изменилась, видать, она была и взаправду ведьмой – решил про себя Торин. Волосы были всё того же редкого цвета, морщины не коснулись чела её, а глаза – ох, уж эти глаза! – беспокойные, страстные, чёрные, сияли торжеством.

Прекрасная, словно сама Фрейя, спустившаяся в подлунный мир, встречала его Суль за руку с внучкой. Маленькая худенькая девочка, с волосами чёрными, словно крыло ворона, и глазами тёмными, как сама погибель, смотрела на него, не мигая, не выказывая ни страха, ни почтения. Единственная схожесть между внучкой и бабкой была в цвете глаз, в бесстрашном, прямом взгляде, но Торин этого не заметил, он смотрел лишь на Суль. Не обратил внимания новоиспечённый князь и на то, что все: прислужницы, хирдманны, жёны хирдманнов, и даже дети, сторонились его дочери.

И не было для Торина радостней известия, чем новость о том, что хозяин двора на охоте. Глядя на Суль, торинградский князь понял, что ночью он займёт хозяйскую одрину и место рядом с хозяйкой на перине пуховой.

В ту ночь, лёжа подле Суль, Торин думал о том, что всемогущие Норны причудливо заплели нити его судьбы, ведь он получил всё, что желал, всё, кроме Суль. Кроме этой непонятной, загадочной и прекрасной женщины, которая не сказала ему и нескольких слов, но заняла его мысли навсегда. И вправду ведьма.

Не Суль родила ему детей, нет, но в Горлунг есть и её кровь. Торин видел, что девчонка чем-то похожа на него: тот же нос с хищно вырезанными ноздрями, упрямый подбородок, но не мила она ему с первого взгляда, не мила. Что-то было в ней такое, холодящее кровь, что-то непонятное, что роднило её с Суль. Но если в Суль была приятная загадка, будоражащая воображение, вызывающая страстное желание подчинить её, разгадать, то Горлунг просто вызывала неприязнь.

Торин старался вспомнить, было ли что-то такое непонятное в Виллему, но нет, она было просто девкой, такой же, как Марфа, пустой. Не Суль.

И, поглаживая круглое белое плечо лежащей рядом женщины, Торин спросил первое, что пришло ему на ум:

– Кто был отцом Виллему?

Суль посмотрела на него с удивлением, а потом, лениво улыбнувшись, сказала:

– Мужчина, – немного помолчав, добавила, – хазарский воин, попавший в плен… У него была кровь хорошая.

– Кровь хорошая? – переспросил Торин.

– Да.

Торин смотрел на прекрасную женщину, лежащую рядом с ним, на её разметавшиеся по подушке волосы, на тонкие руки, и думал о том, что, видимо, боги, лишили её разума.

– Ты думаешь, я – безумна? – спросила Суль. – Нет, я в добром разуме. Каждому из нас всемогущие боги дают свою дорогу в подлунном мире, свою участь. Мне выпала великая честь влить новую кровь в свой род знахарок и целителей, и эта кровь даст силу основать новый род, род потомственных ведьм, сильных, могущественных, которым не будет равных. Я это знала всегда, ибо неспроста мне – дочери простого торговца рабами, всемогущие боги дали два дара: видеть грядущие, читая руны, и понимание трав.

– Этих твоих способностей все боятся, ибо применяешь ты их не в угоду людям, – зло заметил Торин.

– Люди, угода людям, – передразнила его, смеясь Суль, – для людского рода я сделала самое главное: воспитала родоначальницу нашего рода – Горлунг.

– Горлунг? – удивлённо спросил Торин – мою дочь?

– Да, твою дочь, мою внучку, ту, ради которой я жила и… выживала, столько лет борьбы, столько бесконечно долгих зим, столько сил было положено на это, но я была вознаграждена богами сверх всякой меры. Горлунг стоила всех этих жертв, – задумчиво сказала Суль, садясь на ложе.

Внезапно Торин увидел перед собой не ту блистательную, прекрасную, непостижимую женщину, что вызывала дрожь желания в каждой частице его существа. Перед ним сидела совсем другая Суль, уставшая, умудрённая опытом, затравленная, что не знала покоя ни одно мгновение в жизни. Боги дали ей тяжёлую ношу, и жена Ульва несла её, гордо выпрямив спину, чтобы никто не догадался, как тяжела она. В этот краткий миг Торин познал истинную природу Суль больше, чем когда-либо понимал её Ульв.

Но в тот же миг Суль словно подобралась вся, лицо её вновь стало непроницаемым, спокойным и немного насмешливым. Теперь она смотрела на Торина зло, словно корила за то, что на краткий миг он увидел её истинное лицо, понял всю тяжесть её невесёлой тяжёлой жизни, в которой не было место ни ласке, ни любви, ни счастью, у неё была лишь цель.

– Не понимаю, – протянул Торин.

– Ты и не поймёшь, не дано тебе, ты – просто воин, и не больше…

Спустя немного времени Суль продолжила:

– Отец Виллему был из древнего рода хазарских колдунов, их могущество передавалось через два колена, он был первым бездарным коленом, Виллему – вторым. Мощь его крови, его рода, моего рода, мои знания и умения, мой дар – всё это смешалось в крови Горлунг. Она даже сейчас сильнее меня, я не знаю, кто из нас кого учит. Горлунг ещё дитя, но она сильнее многих бывалых знахарок, сказать по чести, она сильнее всех, кого я встречала.

В памяти Торина сразу всплыли разговоры хирдманнов, их обвинения против Суль, в тот памятный вечер, когда он впервые увидел жену Ульва, бывалые вояки боялись её. Если его дочь сильнее Суль, о, боги, как же быть? Как жить под одной крышей с ребёнком, который может наслать гнилую болезнь и отравить?

И тут Торин отчётливо вспомнил глаза Горлунг, они были такие же жестокие, чёрные, жуткие, как и глаза её бабки. О, боги, теперь у него есть своя маленькая Суль, что может быть хуже этого? Наверное, ничего.

– Виллему суждено было умереть, давая жизнь Горлунг, – продолжила Суль, – ведь слабый всегда умирает от руки сильного. Горлунг суждено стать первой могущественной ведьмой новой династии.

Суль говорила о смерти дочери, как о чём-то само собой разумеющемся, словно не она дала жизнь Виллему, Торин же и думать забыл о Виллему сразу после брачного пира. И ни один из них не подумал о том, что она была молодой девушкой со своими мечтами и надеждами, что искренне тосковала по своему безразличному мужу, ожидая его из набега, но так и не дождалась. Часами просиживала Виллему на берегу фьорда, ожидая появления драккар. Всё было напрасно, она так и не увидела Торина перед смертью, пожалуй, она была единственной, кто когда-нибудь по нему скучал.

– Что же мне делать с Горлунг? Кто же возьмёт её в жены, зная про неё правду? – с усмешкой спросил Торин.

– Меня же Ульв взял в жены, – вкрадчиво сказала Суль.

– Но ты – это ты. Разве есть в подлунном мире женщина краше тебя?

– Ценность женщины не в её красе, Торин, но тебе этого не понять, ты же воин, простой воин, – усмехнулась Суль – а мужчина, предназначенный Горлунг богами, полюбит её, едва увидев.

Суль поднялась с постели и, нагая, подошла к сундуку, на котором стоял кубок с мёдом. Отпив из него, обернулась к Торину, прекрасная, как утренняя заря, и, улыбнувшись, сказала:

– Если я узнаю, что ты, страшась дара богов, убил Горлунг, ты пожалеешь, воин.

– Это угроза? – любуясь нею, спросил Торин.