Глава 2
Партизан

Маньчжурия 1920-х годов была довольно интересным и необычным местом. Миновало уже больше десяти лет с тех пор, как власть в регионе взял Чжан Цзолинь. В 1910-х годах он и его Фэнтяньская армия принесли Маньчжурии стабильность, в которой так нуждалась эта территория. Экономика региона начала расти. Так продолжалось всю первую половину 1920-х годов, когда расположенная между Советским Союзом и Японской империей Маньчжурия стала прибежищем для диссидентов и политэмигрантов из обеих стран.

Корейская диаспора в Маньчжурии 1920-х быстро росла. Многие из этих корейцев как раз и были политэмигрантами. Как и почти в любой политически активной диаспоре, в среде маньчжурских корейцев возникали различные ассоциации и объединения, и часть их симпатизировала новой популярной западной идеологии – идеям коммунизма.

Прошло всего несколько лет, как Гражданская война в России окончилась победой Красной армии и привела к созданию СССР. Коммунистическая идеология, которой придерживался Советский Союз, призывала к независимости колоний и равенству наций и рас, так что неудивительно, что она быстро стала популярной среди антияпонской части корейской интеллигенции.

Другим фактором, повлиявшим на популярность коммунистических идей среди корейцев Маньчжурии, стал начинающийся кризис в регионе. В конце 1920-х годов неудачные попытки Чжан Цзолиня по завоеванию «внутреннего» Китая привели к обвалу экономики Маньчжурии. Да и сама перспектива сохранения маньчжурской независимости стала выглядеть довольно туманной. Большая часть Китая к тому времени была объединена под властью нанкинского правительства полководца Чан Кайши, который планировал присоединить к Китайской Республике и Маньчжурию.

Наконец, еще одним событием стала гибель самого Чжан Цзолиня. 4 июня 1928 года он был убит японскими агентами: Токио надеялся привести к власти в Маньчжурии своего человека. Этим планам не суждено было сбыться: Чжан Сюэлян, сын Чжан Цзолиня, сумел быстро взять власть в регионе в свои руки, став преемником убитого отца.

Да, время, когда Ким Сончжу стал учеником Ювэньской средней школы, было поистине эпохой стремительных перемен. Однако судьба семнадцатилетнего юноши не казалась необычной для молодого человека из высших слоев среднего класса маньчжурских корейцев. Его жизненный путь сулил большие надежды и возможности. Уже само то, что он ходил в среднюю школу, выделяло его среди многих других жителей Китая, большая часть которых в конце 1920-х годов оставалась неграмотной^[19]. Кроме того, он учился на иностранном языке, что само по себе не могло не внушать уважения.

Именно тогда, в Ювэньской школе, у Сончжу впервые проснулся интерес к коммунистическим идеям. Довольно вероятно, что на юношу повлиял один из его учителей – Шан Юэ, который преподавал в Ювэне в начале 1929 года. Судя по воспоминаниям Шана, тогда представление о том, что такое марксизм и коммунизм, у него – и, соответственно, у его учеников – было довольно поверхностным. Много позже Шан вспоминал, что материалы для тех уроков, на которых он рассказывал детям о коммунистических идеях, состояли всего из одной брошюры – перевода работы Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма» на английский язык^[20].

Самого Сончжу Шан Юэ описывал так: «Школьник-кореец с круглым лицом и большими глазами, немногословный, но пунктуальный»^[21]. Десятилетия спустя учитель Шан вспоминал, что он старался привить Ким Сончжу и другим ученикам-корейцам ненависть к Японской империи и корейским помещикам^[22].

С учетом того, в какой семье рос Сончжу, вряд ли удивительно, что рассказы Шан Юэ упали на благодарную почву. «Империализм, как высшая стадия капитализма» Ленин написал в 1916 году в Швейцарии. В этой работе будущий основатель СССР утверждал, что сама капиталистическая система приводит к созданию монополий, которые начинают подчинять своим интересам правительства с целью внешней экспансии. Монополии, по словам Ленина, нуждаются в колониях как источниках ресурсов. И, что чрезвычайно важно для нашего повествования, в «Империализме…» была напрямую упомянута судьба Кореи. «И не придется ли признать, что "борьбу" японца против аннексий можно счесть искренней и политически честной исключительно в том случае, если он восстает против аннексии Кореи Японией, если он требует свободы отделения Кореи от Японии?» – писал Ленин^[23].

Интересно, что позже Ленин вспоминал об этом пассаже со стыдом. Уже после Февральской революции он объяснял своим читателям, что хотел написать не про Японию и Корею, а про Россию и ее национальные окраины, и был вынужден упомянуть корейскую тему только для того, чтобы его работа могла пройти царскую цензуру^[24]. Парадоксальным образом вполне возможно, что этим актом самоцензуры Ленин оказал намного большее влияние на ход истории, чем если бы тогда он все-таки обратился к судьбе Финляндии и Польши.

«Теоретическая подготовка» Ким Сончжу в вопросах марксизма-ленинизма на тот момент ограничивалась одной работой Ленина, и, как замечали знавшие его люди, это привело к тому, что у будущего вождя Северной Кореи сложилось очень поверхностное представление об этом учении^[25]. В целом Сончжу мало интересовали теоретические построения Маркса или Ленина о базисе и надстройке, о первоначальном накоплении и тому подобная политэкономия. Его привлекала идеология, вооружившись которой можно было бы свалить ненавистный ему режим японских колонизаторов и построить общество, где государство обеспечит каждому своему гражданину базовые потребности.

Согласно официальной северокорейской историографии, Ким Хёнчжик умер в 1926 году. Это утверждение похоже на правду: примерно тогда же его сыновья разошлись и пошли совсем разными жизненными дорогами. Судьба самого старшего из четверки, Ким Рёнхо, остается неизвестной. Чхольчжу, как уже упоминалось выше, позже был арестован японцами, и сведения о его судьбе теряются после ареста. Но особенно интересно сложилась судьба самого младшего брата – Ёнчжу. Он, единственный из всей семьи Ким, в определенной степени стал японским лоялистом.

Ёнчжу принял новое имя – Ким Ильсон. Имя было выбрано неспроста: «Ильсон» буквально означает «Япония и Корея»^[26]. Под своим новым именем Ким Ильсон работал переводчиком в японской армии – тут ему очень пригодилось блестящее владение китайским и японским языками^[27]. Позже Ёнчжу рассказывал, что сделал это, чтобы защитить себя: двое из его старших братьев, Сончжу и Чхольчжу, стали на путь партизанской борьбы, и быть родственником сразу двух членов вооруженных антияпонских отрядов представлялось делом небезопасным. Поэтому, по словам Ёнчжу, он решил, что проще всего будет спрятаться, сделав то, чего от него никто не ожидает, – оставшись у всех на виду^[28].

Но вернемся к нашему главному герою. В 1929 году Ким Сончжу вступил в Коммунистическое общество корейской молодежи. Эта организация не была связана с Ювэньской школой; она лишь предназначалась для неофициальных встреч местных корейских коммунистов. Сончжу назначили членом Детского союза этого общества и поручили проводить опросы среди школьников вместе с еще одним товарищем. Опрос не должен был носить политического характера: предполагалось, что они просто соберут информацию об именах, происхождении и возрасте учеников.

Опрос следовало производить в течение месяца, и каждую неделю Сончжу и его товарищ были обязаны докладывать о результатах главе общества – корейцу по имени Хо Со. Но Ким Сончжу не довелось даже выступить со своим первым сообщением: очень быстро и он, и все остальные члены общества были арестованы властями^[29]. Как позже вспоминал сам Ким, тогда он учился в седьмом классе^[30].

Сончжу провел в тюрьме пять месяцев. После того как несколько человек, хорошо знавших юношу, поручились за него, его освободили^[31]. Возможно, власти считали, что пяти месяцев в тюрьме будет достаточно, чтобы молодой человек пересмотрел свои убеждения. На практике, однако, заключение оказало на Сончжу прямо противоположное влияние. Он вышел из тюрьмы твердым сторонником коммунистических идей.

Примерно в это же время Ким Сончжу стал записывать свое имя другими иероглифами. Как, возможно, знают читатели, имена в Восточной Азии состоят из нескольких иероглифов, каждый из которых имеет самостоятельное значение. Среди них много омонимов: если какие-то два имени произносятся одинаково, это не означает, что у них будет одинаковое значение.

Это же можно сказать и о новом имени нашего героя. По меньшей мере до 1929 года он использовал имя, данное ему при рождении, – Сончжу, «Опора святых»^[32]. Скорее всего, это имя отражало христианские убеждения его семьи. Как бы то ни было, такое имя не подходило молодому коммунисту, и примерно с 1930 года Ким Сончжу стал записывать свое имя как «Становящийся опорой»^[33]. Иными словами, и его старое, и его новое имя читались как «Ким Сончжу», но старое записывалось иероглифами как а новое – как Таким образом, Ким Сончжу взял другой иероглиф «Сон» для своего нового имени.

В конце 1920-х годов антияпонские активисты из числа маньчжурских корейцев предприняли очередную попытку объединить движение в единую организацию. Такой организацией стала Палата граждан, созданная в эти годы. У Палаты было свое боевое крыло – Корейская революционная армия^[34].

Палата граждан объединяла людей разных политических взглядов – от правых до коммунистов. Одним из ее членов стал Ким Сончжу. На 1930 год его официальная должность в Палате называлась «член оргкомитета для регионов Фусун и Аньту Объединенного союза корейских крестьян восточных провинций»^[35]. Такое длинное и неуклюжее название должности как нельзя лучше отражало всю непомерно сложную и хаотическую структуру Палаты граждан. По некоторым сведениям, как раз в это время один из кадровых работников Палаты, Ли Чоннак, послал Сончжу учиться в частное учебное заведение – Южноманьчжурское училище^[36].

Палате граждан недолго удавалось объединять под своей эгидой корейских активистов. Через некоторое время Ли Чоннак и другие левые члены организации покинули ее и создали свою ассоциацию с поэтическим названием «Армия мирового пожара». Ким Сончжу стал членом военно-политического совета этой «армии»^[37].

Кто знает, сколько бы еще времени Сончжу провел в этих странных эмигрантских структурах с длинными и пафосными названиями, но в следующем году в Маньчжурии изменилось абсолютно все и в истории региона началась совершенно новая эпоха.

В сентябре 1931 года Квантунская армия Японии, базировавшаяся на арендованном у Китая Ляодунском полуострове, действуя без санкции Токио, организовала провокацию на Южноманьчжурской железной дороге и, использовав ее как предлог, начала полномасштабное вторжение в Маньчжурию. Вскоре весь регион оказался под контролем японских войск. В марте 1932 года японцы провозгласили создание на территории Маньчжурии нового государства – Маньчжоу-го. Формальным главой страны стал последний император Цин Айсиньгёро Пуи, а фактическая власть перешла в руки японского посла. На эту должность назначались командующие Квантунской армией: таким образом Маньчжоу-го стало де-факто ее протекторатом^[38].

Новости о быстром завоевании Маньчжурии привели к тому, что Японию охватила патриотическая эйфория. «Теперь во всей Восточной Азии больше никто не осмелится бросить нам вызов», – думали многие японцы. Однако Лига Наций отказалась признать Маньчжоу-го и поддержала Китай. Многие в Японии почувствовали, что международное сообщество нанесло им удар в спину. Такая атмосфера открыла дорогу к власти японским военным. Несколько лет, последовавших после создания Маньчжоу-го, стали временем упадка и гибели японской демократии. Во время японского вторжения наш главный герой какое-то время жил обычной мирной жизнью, работая учителем в школе Цзиньмин в деревне Цзяцзятунь. Сначала молодой учитель Ким, видимо, жил при школе, которая располагалась в доме из трех комнат с соломенной крышей, принадлежавшем китайцу Ли Цие, а позже его позвал к себе на постой другой крестьянин, тоже китаец, по имени Ши Чжэньшань.

Сколько времени Ким Сончжу проработал учителем, точно неизвестно. По воспоминаниям местных жителей – «год-два»^[39]. Впрочем, несложно себе представить, как воспринимал эти события наш главный герой. Ни сам Ким Сончжу, ни его семья и раньше не испытывали к Японии никаких верноподданнических чувств. Его родители, братья и он сам бежали из Кореи, чтобы спастись от репрессий за участие в движении за независимость. Его брат Ёнчжу родился на чужбине из-за японцев. И вот теперь враг, уже подчинивший себе его старый дом, захватил и дом новый – и владычествует там безраздельно. Поэтому, конечно, Сончжу был полон решимости сражаться с японцами, которых он, несомненно, считал агрессорами и завоевателями.

И не он один. Завоевание Маньчжурии Квантунской армией влило новые силы в Коммунистическую партию Китая (КПК). Ведь одно дело было выступать под ее знаменами против Чжан Цзолиня или Чжан Сюэляна, и совершенно другое – сражаться с ордой иноземных захватчиков. Немало маньчжурцев из тех, кто раньше совершенно не был готов рисковать своей жизнью и свободой, теперь вступали в ряды сопротивления.

Примерно в это же время Ким Сончжу познакомился с корейцем по имени Ли Чхонсан. Об этом человеке известно совсем немного: он родился то ли в 1900, то ли в 1901 году и жил в местности Аньту маньчжурской провинции Фэнтянь^[40]. Но, как позже Ким Сончжу (к тому времени уже Ким Ир Сен) лично написал в своей анкете в 1941 году, именно Ли Чхонсан стал его поручителем в Коммунистической партии Китая^[41]. Согласно партийному уставу 1928 года, единственным условием для вступления в партию «интеллигента» (а имевший образование Ким Сончжу мог вполне считаться интеллигентом) было наличие одной рекомендации от члена партии^[42]. Ее представил Ли Чхонсан – и Ким Сончжу вступил в КПК. На 1932 год Ким уже был полноправным членом Компартии Китая.

Антияпонское движение в Маньчжурии состояло не только из коммунистов. Многие маньчжурцы поддерживали центральное правительство Китая в Нанкине и выступали на его стороне. Тем не менее КПК попыталась извлечь максимальную выгоду из сложившегося положения.

Одним из первых поручений, которое получил Сончжу от партии, было вступить в отряды сопротивления Ван Дэлиня – бывшего комбата китайской армии^[43]. Официальное название этого движения – Китайская гражданская армия спасения страны; Ван Дэлинь создал его в феврале 1932 года. Оно было связано с официальным Нанкином и Чан Кайши, и поэтому на Ким Сончжу возложили задачу стать пропагандистом – убедить как можно больше людей, что эффективнее и правильнее всего сражаться с Японией будет под знаменами КПК^[44].

Поначалу подобная задача не выглядела особенно сложной. Ван Дэлинь решил активно сотрудничать с КПК. Он назначил начальниками штабов двух видных коммунистов: Ли Яньлу^[45] и Чжоу Баочжуна^[46]. Однако курс на сотрудничество с компартией стал вызывать неодобрение у Нанкина. Правительство Китая не доверяло КПК и в конце концов приказало Ван Дэлиню избавиться от коммунистов в рядах своей армии. Ван выполнил приказ: все коммунисты были вынуждены покинуть его подразделения^[47]. В их числе был и целый отряд пропагандистов, в котором служил Ким Сончжу.

В таких условиях коммунисты приступили к созданию собственных партизанских отрядов. Поначалу эти отряды были совсем небольшие и насчитывали около десяти бойцов каждый. Ким Сончжу вступил в Аньтуский партизанский отряд, названный так по префектуре Аньту, в которой дислоцировалось формирование. Его сослуживцы вспоминали, что на момент вступления в отряд Ким Сончжу был одет «как студент» и что до этого он работал учителем в школе-трехлетке^[48]. Получается, что работа учителем была последним местом трудоустройства Сончжу «на гражданке» до того.

С целью конспирации многие партизаны брали себе новые имена. Так поступил и Ким Сончжу. Отныне его звали Ким Ильсон, или, в традиционном написании этого имени, Ким Ир Сен. Чтобы избежать возможных разночтений, автор этих строк вынужден сделать небольшое отступление по вопросам написания корейских имен.

Прежде всего следует сказать, что хотя кириллицей новое имя Сончжу записывалось так же, как и псевдоним его брата Ёнчжу, означало оно, конечно, не «Япония и Корея». По имеющимся сведениям, некоторое время наш герой записывал его иероглифами, которые значили «становящийся единственным» и «одна звезда» пока не пришел к новому варианту – «становящийся солнцем». Все эти четыре фразы – «Япония и Корея и «становящийся единственным — и «одна звезда — и «становящийся солнцем – в кириллической записи передаются одинаково – «Ильсон», что показывает, насколько ограниченно фонетическая письменность может показывать все оттенки иероглифического написания имен. Традиционная же запись «Ир Сен» появилась много позже, уже в 1940-х. Авторство ее принадлежит советским корейцам, которые ничтоже сумняшеся писали имена корейцев в соответствии со своим диалектом, фонетически слабо похожим и на пхеньянский, и на сеульский.

Почему Ким Сончжу взял себе такой псевдоним? Об этом стоит рассказать отдельно, потому что антияпонских активистов, называвших себя Ким Ильсон (= Ким Ир Сен), в корейской истории было несколько.