Цитаты из книг автора «Франсуаза Дольто»

буре, этот бурный переворот заявляет о себе шепотом нарождающихся страстей; глухое брожение предупреждает о приближении опасности. Изменения в настроении, частые вспышки, длительное возбуждение духа охватывают ребенка, которого почти невозможно усмирить. Он глух к голосу, призывающему его к послушанию; это лев, охваченный лихорадкой; он не желает знать своего проводника, он больше не хочет, чтобы его направляли. К душевным изменениям, которые ухудшают его настроение, прибавляются заметные изменения во внешнем его виде: физиономия взрослеет, и на ней появляется печать характера; редкий нежный пушок внизу щек темнеет и становится гуще. Голос ломается и часто пропадает: это не ребенок и не мужчина, и ему никак не попасть в тон которого-нибудь из этих двоих. Глаза, зеркало души, до той поры ничего не говорившие, обретают язык и выражение; зарождающееся пламя озаряет их, взгляд, еще полный святой невинности, оживляется, хотя в нем уже нет детского простодушия: он уже чувствует, что oни могут его выдать; он учится опускать их и краснеть; он чувствителен к тому, что ему приходится узнать; он охвачен беспокойством без видимой на

Второе рождение Итак, можно сказать, что мы рождаемся дважды: первый раз, чтобы существовать, второй – чтобы жить; первый раз мы обретаем себя в пространстве, второй – мы обретаем пол. Те, кто считает, что женщина – это несовершенный мужчина, по всей вероятности, совершают ошибку: это касается только внешнего облика. До возраста возмужания у детей нет видимых различий; лицо, фигура, кожа, голос – все одинаковое: и девочки и мальчики – все они просто дети; таким похожим существам достаточно одного и того же имени. Мальчики, которые не развиваются в своей мужской сути, сохраняют это качество на всю жизнь; они навсегда остаются взрослыми детьми, тогда как женщины, не теряя своей первоначальной сущности, всегда были женщинами, во всякое время своей жизни. Но в большинстве своем мужчина сотворен не для того, чтобы всегда оставаться ребенком. Он покидает детство, когда предписано природой; и этот переломный момент, как бы он ни был краток, влечет за собой долгие последствия. Так же как далекое завывание волн предшествует надвигающейся

Когда словa «отрок, отрочество» появились в литературе? Под пером Виктора Гюго, который действительно был королем слова. Ему принадлежит это великолепное определение: «отрочество, когда сливаются две сумеречные поры – рождение женщины и уход из детства». Наверное, это одно из первых упоминаний в литературе слова «отрочество». Блестяще! Однако, поддавшись порыву, он допустил одно маленькое несоответствие. Там, где начинается женщина, там заря, а не сумерки. Но это допустимо. Сегодня мы понимаем: заря взрослости в сумерках детства. Заря Гюго соотносится с тем знаменитым пассажем Руссо в «Эмиле», где он называет эту пору «вторым рождением» человека. Слово «подросток» готово сорваться с губ Жан-Жака, но он не произносит его. Он прибегает к перифразе: кризис, второе рождение. Он описывает этот кризис. Он воплощает его в тексте: «Этот бурный переворот заявляет о себе шепотом зарождающихся страстей… Он

Деметра – это мать Коры, которая становится Персефоной (Прозерпиной у римлян) и женой Аида, бога мертвых. Тут проявляется гениальная интуиция древних греков, которые чувствовали и символически запечатлели тот факт, что отрочество и смерть сопряжены друг с другом, что они связаны между собой. Мальчиков представляет Адонис, первенец Любви, первенец Афродиты, которого она также рано потеряет, до того как у нее появится ребенок, воплощающий Любовь, вечный ребенок Эрос. С точки зрения психоаналитика, это интересный факт: Любовь в ее отправной точке – это подросток, который драматическим образом и безвременно исчезает. Адонис, убитый в тот момент, когда он достигает полной гармонии и изящества, заменяется Эросом. Как будто, чтобы уйти от реальности умирания в отрочестве, от юности, прерванной в самом ее расцвете, дается воплощение Любви в ребенке, в малютке Эросе

Значит, на пороге отрочества начинается вторая воображаемая жизнь? Первая воображаемая жизнь, которая начинается в три-четыре года, связана с людьми, наиболее близкими ребенку, то есть с отцом, матерью, братьями и сестрами, близким семейным окружением. В остальном его отношения с внешним миром основываются на том, что о нем говорят взрослые, напрямую внешний мир его не интересует, если только

Основной фактор, который указывает на то, что переломный момент между детством и отрочеством наступил, – это способность отделять воображаемую жизнь от реальной, грезы от реальных отношений.

Не делает ли подростка эта защитная реакция еще более незащищенным? В этот период крайней ранимости они защищаются от всего мира либо депрессией, либо негативизмом, который еще более усиливает их слабость.

нападает и ранит их, рана эта сохранится навсегда, и панцирь лишь скроет шрамы, но не залечит раны. Знакомые люди не самого близкого круга играют очень важную роль в воспитании молодого человека, поскольку, с одной стороны, они не обязаны его воспитывать, а с другой – могут оказать благоприятное воздействие в период ускоренного развития, укрепить веру в себя, помочь обрести мужество в преодолении своих слабостей или, наоборот, могут лишить мужества и вогнать в депрессию. Сегодня молодые люди уже после одиннадцати лет хорошо знают, что такое состояние депрессии или паранойи. Они преодолевают их с помощью приступов беспричинной агрессии. В моменты таких «кризисов» подросток отрицает все законы, потому что каждый, кто, по его мнению, представляет закон, мешает его существованию, его жизни.

ля того чтобы понять, что же такое незащищенность, ранимость подростка, представим себе раков и лангустов, меняющих панцирь: они прячутся в расщелины скал на время, нужное для образования нового панциря, который сможет их защитить. Но если в этот момент, когда они так уязвимы, на них кто-т

Свобода, равенство, братство: французская революция. 1789.