Часть первая
Аномалии

«Второй Ангел вылил чашу свою в море: и сделалась кровь, как бы мертвеца, и все одушевленное умерло в море.

Третий Ангел вылил чашу свою в реки и источники вод: и сделалась кровь.

И услышал я Ангела вод, который говорил: праведен Ты, Господи, Который еси и был, и свят, потому что так судил…»

Откровение Иоанна, глава 16

«На минувшей неделе к чилийскому побережью прибило огромный труп какого-то неопознанного существа, который на воздухе быстро разлагался. По сведениям береговой охраны, то была лишь бесформенная масса, часть еще большей массы, которую перед тем видели в море. Чилийские эксперты не обнаружили никаких костей, которые у позвоночного животного имелись бы даже в таком состоянии. Масса была чересчур велика для китовой шкуры и пахла иначе. По имеющимся до сих пор данным, обнаруживаются удивительные параллели с так называемым глобстером. Такие студенистые массы то и дело прибивает к участкам побережья. От какого вида животного они происходят, можно только гадать».

CNN, 17 апреля 2003 года

4 марта
Тронхейм, норвежское побережье

Вообще-то этот город был слишком уютным для институтов и исследовательских центров. Среди разноцветной идиллии из деревянных домов, парков и деревенского вида церквушек пропадало всякое чувство причастности к прогрессу, хотя НТНУ – Норвежский научно-технический университет – находился тут же, за углом.

Трудно найти другой город, так гениально сочетающий в себе прошлое и будущее, как Тронхейм. И Сигур Йохансон был счастлив жить в отставшем от времени районе Киркегата – на первом этаже домика с двускатной крышей, цвета охры, с белой террасой и таким дверным архитравом, что любой голливудский режиссер рыдал бы от зависти. Он благодарил судьбу за свою профессию морского биолога, и хотя занимался самыми новейшими исследованиями, современность мало интересовала его. Йохансон был визионер, и вся его жизнь протекала в духе Жюля Верна. Никому не удавалось так объединить жаркое дыхание века машин, старомодное рыцарство и вечную жажду невозможного, как этому великому французу. А современность походила на улитку, волочившую на себе гору невежества. Она не находила достойного места в мире Сигура Йохансона. Он служил ей, пополнял ее находки и презирал ее за то, что она из всего этого делала.

В это позднее утро он ехал на своем джипе к исследовательскому корпусу НТНУ, а мысленно все еще был в прошлом. Он провел выходные в лесу, у озера, в местах, которых не коснулось время. Летом он отправился бы туда на «ягуаре», уложив в багажник корзину для пикника со свежеиспеченным хлебом, паштетом из гусиной печенки, купленным в магазине деликатесов, и бутылкой пряного траминера, предпочтительно урожая 1985 года. С тех пор, как Йохансон переехал сюда из Осло, он хорошо освоил здешние окрестности, не особенно востребованные тронхеймцами. Года два назад он случайно попал на берег уединенного озера и там, к своему восхищению, наткнулся на домик, давно уже требующий ремонта. Ему стоило больших усилий разыскать владельца – тот занимал один из руководящих постов в Норвежской государственной нефтедобывающей компании «Статойл» и жил в Ставангере. Зато это ускорило приобретение домика. Хозяин был рад, что нашелся желающий, и продал его за смешную цену. Йохансон нанял бригаду нелегальных русских иммигрантов, и те в несколько недель привели домик в соответствие с его представлением о том, как должно выглядеть пристанище бонвивана конца 19-го столетия, предназначенное для отдыха на природе.

Там он сидел долгими летними вечерами на веранде с видом на озеро и читал прорицателей-классиков – от Томаса Мора до Джонатана Свифта и Герберта Уэллса, – слушал Малера и Сибелиуса, наслаждался фортепьянной игрой Гленна Гулдса и симфониями Равеля в исполнении Селибидейса.

Йохансон вырулил на пологий подъем. Впереди показался главный корпус НТНУ – могучее, похожее на крепость строение начала XX века, припорошенное снегом. За ним тянулась территория университета с учебными корпусами и лабораториями. Весь этот ареал населяли десять тысяч студентов – настоящий студенческий городок. Жизнь тут била ключом, и Йохансон вздохнул. На озере было чудесно – уединенно и возвышенно. В минувшее лето он несколько раз брал с собой туда ассистентку директора департамента кардиологии, с которой познакомился в деловой поездке. Они быстро поняли друг друга, но к концу лета Йохансон объявил об окончании их отношений. Он не хотел связывать себя, к тому же трезво оценивал реальность. Ему было 56 лет, она на тридцать лет моложе. Для краткосрочной связи это прекрасно. Но не годится для жизни, за порог которой он мало кого пускал.

Он припарковался и направился к зданию факультета естественных наук. Он все еще мысленно был на озере и чуть не проглядел Тину Лунд, стоявшую у окна перед дверью в его кабинет.

– Опаздываешь, – сказала она, подтрунивая. – Кто-то не хотел тебя отпускать?

Йохансон улыбнулся. Лунд работала в «Статойле» и вращалась в основном в исследовательских кругах «Синтефа». Этот фонд принадлежал к числу самых крупных негосударственных научно-исследовательских структур Европы. Именно благодаря этому фонду норвежская прибрежная промышленность сделала большой рывок, а совместная работа «Синтефа» и НТНУ принесла Тронхейму славу центра технологических исследований. Учреждения «Синтефа» были рассредоточены по всей округе. Лунд, в стремительной карьере доросшая до должности замначальника отдела освоения новых месторождений нефти, недавно была откомандирована в институт морских технологий «Маринтек», который тоже был частью «Синтефа».

Йохансон, снимая пальто, оглядел ее высокую стройную фигуру. Тина Лунд ему нравилась. У них в свое время чуть было не начался роман, но на полдороге они решили, что лучше им остаться друзьями. С тех пор они помогали друг другу в работе и иногда вместе обедали.

– Я старый человек, мне необходимо много спать, – ответил Йохансон. – Хочешь кофе?

– Если есть.

Он заглянул в секретариат и обнаружил полный кофейник. Его секретарши не было видно.

– Только с молоком, – крикнула из кабинета Лунд.

– Я знаю, – Йохансон налил кофе, в ее чашку добавил молока и вернулся. – Я знаю про тебя все. Ты что, забыла?

– Но так далеко ты никогда не заходил.

– И слава богу. Садись. Что привело тебя ко мне?

Вместо ответа она поставила перед Йохансоном на письменный стол закрытый бокс из матовой стали.

– Загляни.

Йохансон откинул крышку. В боксе была вода, и в ней извивалось что-то волосатое. Йохансон пригляделся.

– Как ты думаешь, что это? – спросила Лунд. Он пожал плечами.

– Черви. Двое. Изрядные экземпляры.

– Вроде бы да. Но мы ломаем голову, какой это вид?

– Это полихеты. Щетинковые черви, если тебе это о чем-нибудь говорит.

– Я знаю, что такое полихеты. – Она помедлила. – А ты не мог бы их исследовать и классифицировать? Вывод нам нужен как можно скорей.

– Ну, – Йохансон склонился над боксом. – Как я уже сказал, это определенно щетинковые черви. Очень красивые, кстати. Яркие. Морское дно населено всякой живностью, иной раз даже не знаешь, какого они вида. А что вызвало у вас тревогу?

– Если бы мы знали.

– Вы даже этого не знаете?

– Эти черви – с континентальной окраины. С глубины 700 метров.

Йохансон поскреб бороду. Черви в контейнере дрогнули и задвигались. Они хотят есть, подумал он, только нечего им дать. Его удивляло, как они вообще еще живы. Большинство организмов плохо переносит, если их извлекают наверх с такой глубины.

– Я могу их посмотреть.

– Хорошо бы. – Она сделала паузу. – Тебе ведь что-то показалось странным, правда? По глазам видно.

– Может быть.

– Что именно?

– Не могу сказать ничего определенного. Я не специалист по этому виду, не таксоном. Бывают очень разные щетинковые черви – всех цветов и форм. Всех я не знаю, хотя знаю их очень много. Эти, мне кажется… Ну да, этих я как раз не знаю.

– Жаль, – лицо Лунд омрачилось. Но она тут же улыбнулась: – А почему бы тебе не приступить к исследованию прямо сейчас, а соображения ты сообщишь мне за обедом?

– Так сразу? Ты думаешь, мне больше нечего делать?

– Судя по тому, когда ты являешься на работу, ты не очень загружен.

Глупо, но она была права.

– Ну хорошо, – вздохнул Йохансон. – Давай встретимся в кафетерии в час. Я могу из них вырезать кусочек-другой или они дороги тебе живыми и здоровыми?

– Делай что нужно. Пока, Сигур.

Она умчалась. Йохансон проводил ее взглядом и подумал, что с ней, пожалуй, было бы ничего. Но слишком суетно для такого погруженного в себя типа, как он. К тому же он не любил догонять.

Он просмотрел почту, сделал несколько неотложных звонков и потом перенес бокс с червями в лабораторию. Не было сомнений в том, что это полихеты. Они, как и пиявки, относились к типу аннелидов, кольчатых червей, и в принципе не представляли собой особо сложной формы жизни. Зоологов они привлекали по другой причине. Полихеты принадлежали к старейшим из всех известных живых существ. Археологические окаменелости подтверждали, что они существуют в почти неизменной форме с середины кембрийского периода, а ведь это уже 500 миллионов лет. Если в пресной воде или влажных почвах они встречаются редко, то морские глубины хорошо ими населены. Они разрыхляют осадочные пласты и служат пищей рыбам и ракам. Большинство людей питают к ним отвращение – скорее всего оттого, что в заспиртованном виде они теряют свою краску. Но перед Йохансоном были живые обитатели подводного мира, и он не мог налюбоваться их красотой.

Несколько минут он разглядывал их розовые тела со щупальцеобразными отростками и белыми кустиками щетины. Потом покапал на червей раствором хлорида магния, чтобы релаксировать их. Есть разные варианты умерщвления червя. Самый распространенный – поместить его в алкоголь, в водку или в прозрачный аквавит. По мнению людей, такая смерть наступает под наркозом, то есть убийство не столь жестоко. Черви же на этот счет другого мнения, и смертельные судороги превращают их в напряженные комки, если их предварительно не расслабить. Для этого и служит хлорид магния. Мускулы червя расслабляются, и после этого с ним можно делать что угодно.

На всякий случай он одного из червей заморозил. Всегда пригодится иметь один экземпляр в резерве, если позднее понадобится делать генетический анализ или исследовать устойчивые изотопы. Второго червя он зафиксировал в алкоголе, потом выложил на рабочую поверхность и измерил. Червь оказался длиной семнадцать сантиметров. Потом он разрезал его вдоль и тихонько присвистнул.

– Ах, какие у мальчика зубки.

Внутреннее строение червя тоже однозначно указывало на его принадлежность к кольчатым червям. Рыльце, которое полихеты молниеносно выбрасывают при поимке добычи, втянуто внутрь. Но оно оказалось усаженным хитиновыми челюстями и несколькими рядами крошечных зубов. Йохансону уже приходилось видеть такие создания, но размеры этих челюстей превосходили все, что он знал прежде. Чем дольше он разглядывал червя, тем больше в него закрадывалось подозрение, что этот вид еще не описан.

Как удачно, подумал он. Слава и почести! Кому в наши дни еще удается открыть новый вид?

Но он не был вполне уверен, поэтому влез во внутреннюю университетскую компьютерную сеть и порылся в ее джунглях. Получалось что-то странное. Вроде бы такой червь был, но вроде как и нет. Йохансону стало даже интересно. Он так увлекся, что чуть не забыл, ради чего вообще исследует это животное. В результате он почти бежал к кафетерию по стеклянным коридорам университетских переходов, но все равно опоздал на четверть часа. Лунд ждала его за угловым столиком под пальмой и помахала ему рукой.

– Извини, пожалуйста, – сказал он. – Давно меня ждешь?

– Уже несколько часов. И умираю от голода.

– Я успел заглянуть в меню. Сегодня стоит заказать шницель из индейки, – предложил Йохансон.

Лунд кивнула. Зная Йохансона, можно было положиться на его вкус. Пить она заказала кока-колу, а он позволил себе бокал шардонэ. Пока он, сунув нос в бокал, вынюхивал следы пробки, она нетерпеливо ерзала на стуле.

– Ну?

Йохансон отпил крошечный глоток и причмокнул губами.

– Вполне приличное. Свежее и выразительное.

Лунд смотрела на него непонимающе. Потом закатила глаза.

– Ну ладно, ладно, – он отставил бокал и закинул ногу на ногу. Ему доставляло удовольствие испытывать ее терпение. Она заслуживает пытки, если в понедельник с утра поджидает тебя с работой. – Надеюсь, ты не ждешь от меня исчерпывающего доклада, это потребовало бы недель или месяцев. Пока же я классифицировал бы оба твоих экземпляра как мутантов или как новый вид. Либо то и другое, если быть точным.

– Ничего себе точность.

– Извини. Скажи, из какого именно места вы их достали?

Лунд описала ему это место. Оно находилось на изрядном отдалении от суши, там, где норвежский шельф обрывается в глубину. Йохансон задумчиво слушал.

– А можно узнать, что вы там делаете?

– Мы изучаем треску.

– О! Она еще есть? Это радует.

– Оставь свои шуточки. Ты же знаешь, какие проблемы у тех, кто пытается подобраться к нефти. Мы не хотим нарваться на упреки, что мы чего-то не предусмотрели.

– Вы строите платформу? А я думал, добыча идет на убыль.

– Вот это в данный момент не моя проблема, – сказала Лунд слегка раздраженно. – Мое дело – сказать, можно ли вообще строить платформу. Так далеко в море еще никто не бурил. Мы должны проверить технические условия. Должны доказать, что работаем с учетом безопасности окружающей среды. И надо посмотреть, что там плавает и чего там с природой, чтобы невзначай не навредить.

Йохансон кивнул. Лунд натерпелась от результатов Североморской конференции, после которой норвежское министерство рыбного хозяйства замучило нефтяников своими придирками: те, видите ли, сбрасывают в море миллионы тонн отравленной производственной воды. Производственная вода выкачивается вместе с нефтью и обычно сливается назад, прямо в море. Десятилетиями никто не ставил под сомнение такую практику. До тех пор, пока правительство не поручило норвежскому институту моря провести исследование, выводы которого напугали в равной мере и экологов, и нефтедобытчиков. Оказалось, некоторые субстанции в производственной воде вредят размножению трески. Они действуют как женские гормоны. Самцы рыб становятся бесплодными или меняют пол. Другие виды рыб тоже оказываются под угрозой. Тут же последовало требование немедленной остановки нефтедобычи в отдаленных от суши районах, что вынудило нефтяников изучать альтернативы.

– Это очень хорошо, что они за вами следят, – сказал Йохансон.

– Да уж, от тебя дождешься поддержки, – вздохнула Лунд. – Но как бы то ни было, на континентальном склоне мы доковырялись до больших глубин. Провели сейсмические замеры и запустили роботов на глубину 700 метров, чтобы сделать снимки.

– И нашли червей.

– Это было полной неожиданностью. Мы не думали, что они там окажутся.

– Вот те раз. Черви живут везде. А выше 700 метров? Там вы их тоже обнаружили?

– Нет. – Она снова нетерпеливо поерзала на стуле. – И что теперь с этими проклятыми тварями? Я бы хотела поскорее с этим разобраться, а то другой работы полно.

Йохансон подпер руками подбородок.

– Проблема с твоим червяком, – сказал он, – в том, что их, собственно, два.

Она взглянула на него непонимающе.

– Естественно. Червяка два.

– Я имею в виду род. Если не ошибаюсь, он принадлежит к недавно открытому виду, о котором пока ничего не известно. Его обнаружили в Мексиканском заливе, где он водится на дне и явно питается бактериями, которые в свою очередь в качестве источника энергии и роста используют метан.

– Метан, говоришь?

– Да. И тут начинается самое интересное. Твои червяки слишком велики для своего вида. Есть, конечно, щетинковые черви и двухметровой длины, и больше. Кстати, тоже очень старые. Но то другой калибр, и водятся они в другом месте. Если твои идентичны червям из Мексиканского залива, то они существенно подросли с момента их открытия. Те, в заливе, максимум пять сантиметров, а твои втрое длиннее. Кроме того, на норвежском континентальном склоне они пока еще никем не были описаны.

– Интересно. Чем ты это объяснишь?

– Единственный ответ, который мне приходит в голову, – что я натолкнулся на новый вид. Внешне они похожи на мексиканского ледяного червя, зато по размерам и некоторым другим признакам – совсем на других червей. Вернее сказать, на предков червей, которых мы считали давно вымершими. На одно маленькое кембрийское чудовище. Меня только удивляет…

Он помедлил. Весь регион уже настолько взят под лупу нефтяными компаниями, что червяк таких размеров не должен был остаться незамеченным.

– Что? – подгоняла его Лунд.

– Ну, либо мы все были слепые, либо твои новые подопечные объявились там совсем недавно. Может быть, пришли с еще большей глубины.

– Тогда спрашивается, как они могли подняться так высоко, – Лунд помолчала. – Когда ты управишься с результатами?

– Ты меня торопишь?

– Не месяц же мне ждать!

– Хорошо, – Йохансон успокаивающе поднял руки. – Я должен разослать твоих червей по всему свету в надежде на своих людей. Дай мне две недели. Быстрее никак не получится.

Лунд ничего не ответила. Пока она думала о своем, глядя в пустоту, принесли еду, но она к ней не притронулась.

– И они питаются метаном?

– Бактериями, питающимися метаном, – уточнил Йохансон. – Такая причудливая симбиотическая система, о которой лучше расскажут более сведущие люди. Но это касается того червя, про которого я думаю, что он родня твоему. Чему пока нет никаких доказательств.

– Если он больше того, который из Мексиканского залива, то у него и аппетит больше, – размышляла Лунд.

– Уж точно больше, чем у тебя, – сказал Йохансон, кивнув на ее нетронутую еду. – Кстати, раздобудь еще несколько экземпляров твоего монстра.

– Вот уж в чем нет недостатка.

– Они у вас еще есть?

Лунд кивнула со странным выражением глаз. Потом начала есть.

– Ровно дюжина, – сказала она. – Но внизу гораздо больше.

– Много?

– Дай прикинуть… Думаю, несколько миллионов.