Цитаты из книги «Минуты будничного счастья»

Более того, ночью, когда думы решительнее обретают плоть, я задаю себе вопрос: а что, если это я с моим желанием наблюдать и собирать все, что вижу, воедино, если это я, которому хочется, чтобы картины мягко сменяли одна другую, устраиваю так, чтобы они мягко сменяли одна другую? И если меня вдруг не будет, если все они – старушки, Анджела, продавщицы универмага “Мас” и все их ухажеры, вместе взятые, – перестанут чувствовать на своих затылках чей-то взгляд и уже не будут вести себя так, как мы по большей части ведем себя, когда чувствуем, что на нас смотрят, и поэтому шаг наш становится мягким, наше соприкосновение с дорогой становится мягким, – если внезапно они разом перестанут ощущать на себе мой взгляд, на меня ляжет вина за то, что все на этой улице изменится, пойдет кувырком, исчезнет. Рухнет. И я остаюсь. Потому что уверен: если я останусь, все будет как было. Если я смотрю на них, пока я наблюдаю за ними, они не могут измениться.

Лето. Пустое тягучее время. Улица внизу – виа делло Статуто. Я у окна. Почти весь день. Я изнываю от жары, мне бы выйти из дома, мне бы заняться бесчисленными делами, требующими решения до зимы, мне бы куда-нибудь уехать, чтобы потом вернуться к окну и радоваться, что я вернулся. Но вместо этого я торчу здесь, смотрю на прохожих, на то, как они ведут себя, смотрю на людей, которые идут по этой улице в одном направлении и в другом и которых я никогда прежде не видел. И на тех, кого узнаю, – они живут на этой улице. За ними я наблюдаю, можно сказать слежу, строю на их счет разные предположения. Но по-настоящему в центре моего внимания – три движущиеся картины, их я с нетерпением жду и при виде их оживляюсь. Ради них, думаю, я и торчу у окна.

Когда мы с другом болтаем, неторопливо идя по улице, мы говорим и слушаем друг друга на ходу лишь в том случае, если не касаемся в разговоре ничего существенно важного, но, собираясь сказать что-то серьезное, значительное, моментально оживляемся, замедляем шаг, трогаем спутника за руку, и останавливаемся, и, пока серьезный разговор, приобретающий характер спора, продолжается, стоим на месте, жестикулируем, размахиваем руками, они не могут оставаться в карманах или за спиной. Только посчитав спор законченным, один из нас возвращает руки в карманы, другой следует его примеру, и мы идем дальше.

Понедельник. Точнее, минута, когда кончается воскресенье, а еще точнее – короткие ускользающие секунды за обедом между первым и вторым, когда вокруг только и говорят, что воскресенье прошло, хотя впереди еще добрая половина дня. То же самое говорят, не замечая, что повторяются, когда начинает темнеть, но это уже по привычке, потому что прошло воскресенье гораздо раньше. Решительно все, кто беспокоится обо мне или занимается мной.

Раньше я готов был от унижения провалиться сквозь землю, и чаще всего это означало конец восторга, но постепенно я научился упорствовать и продолжаю любить вещи, которые мне нравятся, а то, что они дошли до меня поздно, ничего не меняет. Я чувствую себя немного глупым, но в то же время и немного счастливым.

После долгого перерыва встретить человека, с которым поссорился. Увидев его, вспоминаешь только, что поссорился с ним, а почему – не помнишь. И он не помнит. Ты подходишь к нему, и вы начинаете болтать и болтаете как ни в чем не бывало – не выяснять же отношения, когда прошло столько времени.

По-моему, перезванивать должен тот, кто звонил. Хорошо бы всем условиться – раз и навсегда. Потому что обычно люди в этих случаях начинают одновременно набирать друг друга или ждут, что их наберет другой. А то говорят в один голос: он, наверно, звонит. Или: попробую дозвониться сам. В обоих случаях в ту минуту, как ты решаешь сам позвонить, номер оказывается занят, потому что тебе пробует дозвониться тот, с кем ты недоговорил.

Каждый раз, когда я слышу в поезде подробные объяснения, почему дорога самолетом и поездом занимает фактически одно и то же время.

И тут я прибавил газ, потому как в эту минуту в голове промелькнуло развеселившее меня предположение – всего лишь предположение, но чем черт не шутит? – что если я буду хорошенько гнать, то очень скоро увижу впереди вчерашние машины.

Я обогнал все машины, ехавшие в тот день по Норвегии. Впереди не было никого. Я – и больше никого. Моя взяла, я посрамил всех норвежских водителей.