3

Октябрь–ноябрь 1934 года

Дымя сигарой, Карло шел по тихим узким улочкам городка. В воздухе стоял густой запах томатного соуса, доносившийся из распахнутых настежь окон. Карло остановился у двери ателье и, насвистывая веселый мотивчик, постучал.

Дверь отворила Кармела. На ней было платье в цветочек, а на шее, как ожерелье, болтался портновский метр.

– Какими судьбами? – удивленно спросила она.

– У тебя еще осталось вино твоего отца? – улыбнулся Карло.

– Нашел, когда вспомнить, – ответила она, поморщившись, и со вздохом сказала: – Заходи, раз пришел.

Карло подчинился, и Кармела закрыла за ним дверь. Ателье располагалось в аккуратной и чистой комнатке, где все было на своих местах: швейная машинка, деревянный рабочий стол, в углу – манекен, на полках – рулоны тканей и стопки журналов, а в коробочках – всевозможные портновские инструменты, рассортированные по типам. У стены напротив стола стоял начищенный до блеска стеклянный столик с вазой цветов, а рядом – два кресла, обитые красным бархатом.

– Присаживайся, – сказала Кармела, указывая на одно из кресел. – Пойду принесу вино. Подожди здесь. – И она скрылась за дверью, ведущей из ателье в жилую часть дома.

Вскоре Кармела вернулась с бутылкой в одной руке и хрустальным бокалом в другой. Она налила вина и протянула бокал Карло.

Он сделал глоток, закрыл глаза и причмокнул от удовольствия.

– Настоящая амброзия, – сказал он и поставил бокал на столик. – Как ты поживаешь?

Кармела пожала плечами.

– Сам видишь. Работаю без продыху, – ответила она, скрестив руки на груди.

– А твой муж? Я познакомился с ним, представляешь? Перекинулись парой слов в баре у Нандо. Он показался мне порядочным человеком.

– Так и есть, – подтвердила Кармела.

Карло снова взял бокал и сделал еще глоток.

– Пожалуй, он немного староват для тебя, нет? Сколько ему? Пятьдесят?

– Почти. Ты к чему клонишь? – начала заводиться Кармела.

– Да ни к чему, ни к чему, – примирительно вскинул руку Карло. – Вообще-то я пришел не только ради вина. Мне нужно поговорить с доном Чиччо.

– С папой? Зачем?

– Ну как же, ты ведь знаешь про землю, которую оставил мне дядя Луиджи.

– Конечно, знаю. Об этом всем известно. И что с того?

– Надо же мне что-то с ней делать… Я тут подумал: может, самому заняться вином. Твой отец мог бы дать мне пару советов.

Кармела нахмурилась.

– Вот у него и спрашивай. Я-то тут при чем?

– Перед тем как идти к нему, я хотел узнать у тебя, не сердится ли он на меня. Он едва здоровается, когда видит меня на улице… Хотя, может, мне просто так кажется?

Кармела жестко посмотрела на него.

– Ты уехал много лет назад. А у нас тут жизнь шла своим чередом, и не вертится она вокруг тебя.

В этот момент в дверь постучали. Кармела пошла открывать. На пороге стояла пожилая женщина с ввалившимися глазами и крупной родинкой на подбородке. На сгибе руки у нее висели четыре аккуратно сложенных мужских пиджака.

– А, донна Марта… Заходите, заходите, – пригласила ее Кармела.

Карло поставил бокал и поднялся с кресла.

– Добрый день, донна Марта. Как поживаете?

– Да грех жаловаться, слава Богу, – ответила женщина. – А вы? Я видела вашу жену с малышом. Красавица она у вас.

Карло улыбнулся и бросил смущенный взгляд на Кармелу.

– Карло зашел попросить меня сшить ему костюм, но он уже уходит, – поспешно объяснила она.

– Да-да, – кивнул Карло. – Что ж, тогда я зайду, когда все будет готово.

Кармела проводила его до двери.

– До свидания, донна Марта, – попрощался Карло. – До свидания, Кармела, – добавил он, глядя ей в глаза.

– Передавай привет семье, – сказала она, прежде чем закрыть за ним дверь.

Карло зашагал по вымощенной булыжником улочке, которая через километр с небольшим выходила прямо к дому дона Чиччо. Он прошел вдоль стены из туфа, за которой виднелись кроны дубов, и миновал арочные ворота, ведущие на площадку с каменным колодцем посередине. Вокруг площадки теснились маленькие домики со слегка облупившимися фасадами. Карло постучал в двустворчатую зеленую дверь одного из них и, покачиваясь с пятки на носок, стал ждать.

Когда дон Чиччо открыл дверь, он на миг опешил и уставился на Карло своими угольно-черными глазами – точь-в-точь как у Кармелы. Судя по мягкому животу, выпиравшему из-под рубашки, за эти годы дон Чиччо изрядно раздобрел. Однако руки его остались такими же мощными и мускулистыми, какими их помнил Карло. Приплюснутый нос покрылся мелкими коричневыми пятнами, а некогда густые и волнистые волосы теперь были коротко подстрижены и поредели на висках.

– Добрый день, дон Чиччо, – жизнерадостно поздоровался Карло.

– Добрый день, – буркнул дон Чиччо, сохраняя суровое выражение лица. – Чего надо? – Он явно хотел сразу перейти к делу.

Карло смущенно потер шею.

– Я хотел узнать, можем ли мы перекинуться парой слов.

Дон Чиччо распахнул дверь пошире и скупым жестом пригласил его войти. Затем развернулся и зашагал по темному коридору.

– Как поживает ваша супруга? – спросил Карло.

– Вот сам у нее и спросишь, – бросил дон Чиччо.

Он толкнул первую дверь слева и вошел в едва освещенную кухню. В воздухе стоял густой аромат чеснока и рапини^[8], которые как раз жарились на сковороде. На стене висели две большие грозди помидоров. Джина, жена дона Чиччо, сидела у погасшего камина и вязала. На полке над ее головой стояла рамка с фотографией Бенито Муссолини в военной форме и каске.

– Глянь-ка, кто пришел, – обратился дон Чиччо к жене. Карло уловил в его голосе легкий сарказм.

Джина широко раскрыла глаза, отложила вязание и поднялась со стула.

– Карло, сколько лет, сколько зим… – негромко произнесла она.

– Очень рад снова вас видеть, донна Джина. Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете, – сказал Карло, взяв ее за обе руки.

– Бог милостив, – ответила женщина.

Она не утратила своей нежной улыбки, отметил про себя Карло, глядя на ямочки в уголках ее губ. И по-прежнему собирала волосы в аккуратный пучок, как делала всегда, только теперь они стали совсем седыми. Однако кожа на лице оставалась все такой же упругой и гладкой. Кармеле повезло с наследственностью.

Дон Чиччо отодвинул стул и сел, жестом предложив Карло последовать его примеру.

– Приготовь-ка нашему гостю кофе, – распорядился он, обращаясь к жене.

Карло было положил руки на стол, сцепив пальцы, потом спохватился и достал из кармана пиджака еще одну сигару.

– Вы не возражаете, если я закурю, дон Чиччо?

Тот жестом показал, что не против. Карло раскурил сигару, выпустив облако ароматного дыма, который тут же смешался с кухонным запахом рапини.

В наступившей тишине Джина принесла кофе в маленьких чашечках из парадного сервиза, расставленных на серебряном подносе. Поставив поднос на стол, она вернулась на свое место и продолжила вязать. Допив последний глоток кофе, дон Чиччо спросил:

– Так чего надо-то?

Карло откашлялся.

– Видите ли, как вам известно, дядя Луиджи оставил мне в наследство десять гектаров земли, которые купил незадолго до болезни. Он так и не успел ими толком заняться… Вот я и решил засадить их – хочу развести там виноградник.

Дон Чиччо поставил чашку на поднос и переглянулся с женой. Затем впился взглядом в Карло и нахмурился.

– И ради этого ты пришел ко мне?

– Кто же даст совет лучше, чем вы, с вашим-то опытом? Я в жизни не пробовал вина вкуснее вашего, даже когда жил на севере. Прошу вас, научите меня всему, что знаете, дон Чиччо. Как сына.

Дон Чиччо долго смотрел на него, потом не спеша поднялся и взял с каминной полки трубку, лежавшую рядом с портретом Муссолини. Чиркнул спичкой, разжег табак и сделал первую затяжку.

– Значит, как сына? – переспросил он, выдыхая дым.

Джина снова подняла голову и пристально посмотрела на Карло своими маленькими голубыми глазами.

– Нет уж, учить тебя как сына я не стану, – продолжал дон Чиччо. – Но как сына Панталео, Царствие ему Небесное, – это можно. Было время, когда ты и впрямь мог породниться со мной, да только время то прошло.