Глава IV
Открытие миссис Кебби

Бервин с удивительным упорством настаивал, чтобы Люсиан осмотрел Безмолвный дом. Казалось, ему было крайне важно убедить Дензила в беспочвенности его подозрений о том, что кто-то скрывается в особняке.

Он провел Люсиана через весь дом, от чердака до подвала, по всем комнатам, и заставил заглянуть во все темные углы. Он показал своему гостю даже пустующую кухню и дверь, ведущую на задний двор, которая была закрыта, и не просто закрыта, а заперта на ржавый засов, который, судя по виду, не открывали много лет. Бервин заставил молодого человека выглянуть из окна во двор, огороженный высоким черным забором.

Осмотр дома закончился, и Люсиан убедился, что в доме нет ни единой живой души, кроме него самого и хозяина. Потом Бервин отвел замерзшего гостя назад в теплую гостиную и налил стакан вина.

– Вот, мистер Дензил, подойдите поближе к огню и выпейте, – добродушным тоном предложил он. – Вы, должно быть, промерзли до костей после нашей арктической экспедиции.

Люсиан охотно последовал обоим советам и, пригубив вино – прекрасный кларет, – встал у камина, в то время как Бервин кашлял и дрожал, жалуясь про себя на холодную погоду. Когда Люсиан уже собрался уходить, Бервин снова обратился к нему:

– Ну как, сэр, теперь-то вы убедились, что борющиеся тени на ставнях – плод вашего разгоряченного воображения?

– Нет, – упрямо возразил Дензил. – Нет, я все равно не уверен.

– Но вы же видели, что в доме никого нет!

– Мистер Бервин, вы предложили мне загадку, которую я не могу пока разгадать, как бы того ни хотел, – собравшись с мыслями, возразил Люсиан. – Я не в силах объяснить, что видел сегодня вечером. Одно могу сказать наверняка: когда вы отсутствовали, кто-то был у вас дома. Каким образом это затрагивает вас и по какой причине вы это отрицаете – не спрашиваю. Храните при себе свои тайны, дело ваше. В общем, спокойной ночи. – И Люсиан направился к двери.

Бервин, который держал в руке большой бокал темного портвейна, осушил его одним глотком. От крепкого вина его бледное лицо покраснело, запавшие глаза засверкали, а и без того звучный голос стал еще громче и ниже.

– По крайней мере, вы сможете сказать моим добрым соседям, что я – человек мирный и все, чего хочу, – чтобы меня оставили в покое, – быстро проговорил он.

– Нет, сэр. Меня это не касается. Вы для меня незнакомец, а что до нашего знакомства, то оно было слишком поверхностным, чтобы я мог позволить себе обсуждать ваши дела. – И, пожав плечами, Люсиан добавил: – Кроме того, они меня совершенно не интересуют.

– И все же однажды они могут заинтересовать власти трех королевств, – тихо пробормотал Бервин.

– О, если в этом есть опасность для общества, – ответил Дензил, решив, что странный сосед имеет в виду какой-то заговор, – то я…

– Нет, тут опасность грозит только мне, – перебил его Бервин. – Меня преследуют, и я скрываюсь здесь от тех, кто желает мне зла. Впрочем, как видите, мне недолго осталось, – вскричал он, ударив кулаком в свою узкую грудь. – Но те, кто желает мне смерти, считают, что я умираю недостаточно быстро.

– Кто они? – воскликнул Люсиан, несколько ошарашенный этим откровением.

– Люди, не имеющие к вам никакого отношения, – угрюмо ответил хозяин.

– Что ж, пусть так. На этом позвольте пожелать вам доброй ночи, мистер Бервин.

– Бервин! Бервин! Ха! Ха! Бервин – хорошее имя, но не для меня. Есть ли на свете человек более несчастный, чем я? Фальшивое имя, фальшивый друг, в бесчестье, в изгнании. Будьте все прокляты! Ступайте. Ступайте, мистер Дензил, и оставьте меня умирать здесь, как крыса в норе!

– Вы больны, – объявил Люсиан, пораженный столь яростной отповедью. – Может, стоит послать за доктором, чтобы он осмотрел вас?

– Никого не надо, – воскликнул Бервин, сделав это с видимым усилием. – Уходите и оставьте меня. «Ты можешь исцелить болящий разум». Ступайте! Ступайте!

– Еще раз спокойной ночи, – объявил Дензил, поняв, что больше ему тут нечего делать. – Надеюсь, утром вам станет лучше.

Бервин покачал головой и проводил Дензила до порога дома, не сказав больше ни слова.

Когда тяжелая дверь закрылась за спиной Люсиана, молодой адвокат сделал несколько шагов, спустившись с крыльца, и, остановившись, повернулся, задумчиво посмотрел на мрачный особняк, который снял таинственный постоялец. Он не знал, что и подумать, ни о словах Бервина – как тот себя называл, – ни о его безумном поведении, но, шагая к своему дому, уверился, что это всего лишь несчастный пьяница, страдающий от кошмаров, порожденных возлияниями. Эпизод же с тенями на занавеске он даже не пытался объяснить по той простой причине, что никакого правдоподобного объяснения в голову не приходило.

«Зачем мне ломать голову над этой загадкой? – размышлял Люсиан, ложась спать. – Мистер Бервин и его тайны… Мне-то какое дело до всего этого? Ха! Я заразился вульгарным любопытством от соседей. Впредь не стану ни думать об этом сумасшедшем пьянице, ни говорить с ним». Приняв такое решение, он попытался выбросить из головы все мысли о странном знакомом. В данных обстоятельствах это было самое мудрое решение.

Однако вскоре произошли события, которые вынудили Дензила изменить свое отношение к таинственному обитателю дома номер тринадцать. Судьба решила по-своему, и ее марионетки не в силах ничего изменить. И Люсиан оказался одной из таких марионеток и должен был сыграть важную роль в предстоящей драме.

Миссис Маргарет Кебби, следившая за порядком в доме Бервина, глухая старуха, постоянно страдала от жажды, которую могло утолить только спиртное, и промышляла воровством. У нее не было ни друзей, ни родных, ни даже знакомых. Однако благодаря своей скупости она скопила немало ненужных ей денег, а жила в крошечной убогой квартире в трущобах, откуда ежедневно направлялась туда, где было можно немного заработать и побольше украсть.

Обычно часов в девять она приносила хозяину завтрак из гостиницы «Нельсон», рядом с Женева-сквер, и, пока Бервин, по своему обычаю, завтракал в постели, убирала и наводила порядок в гостиной. Потом Бервин одевался и отправлялся на прогулку, несмотря на заверения миссис Кебби о том, что он выходит из дома только поздно вечером, как сова. Пока его не было, она прибирала в спальне, а потом шла по своим делам – убирать еще в нескольких домах – и возвращалась только в середине дня, а потом еще раз поздно вечером, чтобы накрыть для Бервина обед или ужин, которые тоже присылали из гостиницы.

За эти услуги Бервин хорошо ей платил, и единственным его условием было то, чтобы она держала язык за зубами относительно дел самого Бервина. Так миссис Кебби и делала, пока обильные возлияния джина не развязывали ей язык, и тогда она начинала болтать обо всем подряд с другими слугами на площади. Именно ее болтовне Бервин и обязан был своей плохой репутацией.

Известная всем обитателям Женева-сквер миссис Кебби, прихрамывая, ходила с кухни на кухню, сплетничая о делах тех, кто жил на площади, а когда говорить было не о чем, давала волю своему воображению. Еще она любила гадать, подолгу разглядывая чайную гущу и перетасовывая карты, и не брезговала помогать девицам-служанкам в их маленьких любовных интригах.

Короче говоря, миссис Кебби была настоящей старой ведьмой, которую столетие назад не задумываясь отправили бы на костер. Никого хуже мистер Бервин и найти не мог. Если бы он знал о ее времяпрепровождении и привычке к пустословию, она бы и часа не прослужила у него. Однако миссис Кебби была достаточно хитра, чтобы ловко избегать подобной опасности. Она вбила себе в голову, что ее хозяин, как она сама говорила, «содеял» нечто такое, за что его теперь разыскивает полиция, и постоянно пыталась разгадать причину его замкнутого образа жизни – то ли для того, чтобы выдать властям, то ли желая шантажировать его. Но пока ее попытки не увенчались успехом.

Считая миссис Кебби безобидной тихой старушкой, Бервин, несмотря на свою подозрительность, доверил ей ключи от дома, чтобы та могла приходить утром и приступать к работе, не беспокоя хозяина. Дверь гостиной Бервин обычно не запирал, чего нельзя сказать о двери спальни. Он всякий раз должен был подняться, чтобы впустить экономку в спальню и позволить ей накрыть столик для завтрака.

Так происходило изо дня в день, и все шло как по маслу. Миссис Кебби слышала рассказы о тенях на ставнях таинственного дома, а посему не раз рыскала по дому, надеясь что-то разузнать о существах из плоти и крови, которые их отбрасывали. Но в этих поисках, цель которых была подзаработать, она всякий раз терпела неудачу. За шесть месяцев, в течение которых мистер Бервин арендовал дом номер тринадцать, она не видела в доме ни единой живой души, кроме самого хозяина. И никаких свидетельств того, что его кто-то посещает в ее отсутствие. Обитатель дома тринадцать оставался для нее такой же загадкой, как и для остальных, проживающих на Женева-сквер, несмотря на то что у нее было гораздо больше возможностей докопаться до истины.

В сочельник старуха, как обычно, принесла Бервину холодный ужин. Для этого ей пришлось несколько раз ходить из дома в гостиницу и обратно. Наконец она накрыла стол, разожгла камин и, перед тем как уйти, спросила Бервина, нужно ли ему еще что-нибудь.

– Нет. Думаю, ничего не нужно, – ответил тот. В этот вечер он выглядел совершенно больным. – Принесите мне утром завтрак.

– В девять?

– В обычное время, – нетерпеливо ответил Бервин. – Ладно, ступайте!

Миссис Кебби обвела гостиную взглядом, чтобы убедиться, что все в порядке, а потом зашаркала прочь, двигаясь настолько быстро, насколько позволял ревматизм. Когда она выходила из дома, часы на церковной колокольне пробили восемь. Звеня монетами – только что полученной платой, – она поспешила с площади, направляясь за рождественскими покупками. На улице, выходящей с площади, стоял Блайндерс – плотный краснолицый полицейский, который хорошо знал старуху.

– Как джентльмен из номера тринадцать, миссис Кебби, дома? – поинтересовался страж порядка громким голосом, каким обычно разговаривают с глухими.

– Где ж ему быть, – нелюбезно проворчала Кебби. – Устроился у камина, словно сам царь Соломон. А вам что за дело?

– Я видел его с час назад, и мне он показался больным, – объяснил Блайндерс.

– Да уж, в гроб краше кладут. Но что из того? Мы все там окажемся в один прекрасный день. Доживет ли он до утра? Но меня-то это не волнует. Со мной он расплатился до сегодняшнего вечера. А мне пора и отдохнуть.

– Только не напивайтесь, а то придется запереть вас в участке.

– Да ну! – фыркнула старая ведьма. – Разве сочельник не для того, чтобы народ гулял и веселился? А вы-то чего так рано на посту?

– Товарищ заболел, подменяю, придется всю ночь дежурить. Вот такое у меня Рождество.

– Ну, что ж. Пусть каждый празднует так, как ему нравится, – пробормотала Кебби, направляясь в ближайший трактир.

Там она и начала праздновать, потом сходила за покупками, попраздновала еще немного и, наконец, отправилась в несчастную каморку, которую называла своим домом. Там миссис Кебби, при помощи воды и джина, продолжала праздновать, пока ее не сморил сон.

На следующий день она проснулась в настолько скверном настроении, что ей пришлось опрокинуть стаканчик, чтобы найти силы и, встав, заняться делами.

Было почти девять, когда она добралась до гостиницы «Нельсон», где ее ждал закрытый поднос с завтраком мистера Бервина, а оттуда почти бегом направилась на Женева-сквер, опасаясь упреков. Оказавшись в доме, миссис Кебби взяла поднос обеими руками и открыла дверь в гостиную, толкнув ее ногой. А потом, от вида представшей перед ней картины, пронзительно завопила и выронила поднос с завтраком.

В гостиной царил кавардак, стол был опрокинут, а среди битого стекла и фарфора, раскинув руки, лежал мертвый Марк Бервин – ему нанесли удар прямо в сердце.