Поздним вечером 10 февраля корпус вошел в станицу Дмитриевскую. Утром 11 февраля приказано двигаться в станицу Кавказскую, в мою родную станицу. Нам это показалось непонятным. Мы оторвались от противника и не знаем, где он.
1-й Лабинский полк прибыл к штабу дивизии и выстроился на улице в ожидании распоряжений. Меня вызвали в штаб.
Вхожу и вижу жуткую картину: временный начальник 2-й Кубанской дивизии, мой старый друг, полковник Кравченко в глубоком расстройстве, даже со слезами на глазах. Такой же вид и у начальника штаба дивизии. Два родных брата, сотники, казаки станицы Новотроицкой, служившие при штабе дивизии – один в должности командира комендантской сотни, а другой – обер-офицера для поручений (забыл их фамилию), стояли тут же в очень сокрушенном виде.
Войдя в штаб и отрапортовав полковнику Кравченко о прибытии с полком, увидев их странный вид, спрашиваю:
– Что случилось, Афанасий Иванович?
– Да разве ты не знаешь, что вся 2-я дивизия разбежалась ночью!.. От обоих Кубанских полков осталось так мало казаков, ушла домой даже наша комендантская сотня. Спроси вот у сотника, командира этой сотни! Ну а твои Лабинцы как?.. Много осталось в полку? – вдруг заканчивает он.
– Да ты што, Афанасий Иванович… рехнулся, што ли? – говорю я резко, совершенно не обращая внимания на старика генерала, его начальника штаба. – Я впервые слышу об этом от тебя… 1-й Лабинский полк ничего об этом не знает. Он весь цел. И в строю находятся все 550 шашек и 8 пулеметов. Полюбуйся на него в окно! – горячо произнес я всю эту тираду слов.
– Да ну?!. Неужели это правда, Федор Иванович? – вдруг радостно говорит он. – Значит, не все потеряно? – спрашивает мой старый друг Афоня.
Я смотрю на всех присутствующих и вижу, что у всех лица просветлели. Весь штаб быстро выходит из дома, садится на лошадей, и мы все вместе выезжаем к 1-му Лабинскому полку. А рядом с ним стоял уже и 2-й Лабинский полк полковника Кротова в 400 шашек, не считая пулеметной команды.
Наш штаб дивизии сразу же ожил. Действительно – от 1-го и 2-го Кубанских полков остались лишь жалкие остатки.
В эту же ночь обессилилась и 4-я Кубанская дивизия генерала Косинова. Большое число казаков 1-го и 2-го Черноморских полков, оставив свои части, ушли на запад в свои станицы. 1-й и 2-й Кавказские полки частью разошлись по своим станицам, но большая часть отошла в Кавказскую, как отдельскую станицу, где, по их мнению, что-то должно случиться… А что именно – они и сами не знали, но знали, что это есть их военно-административный центр всего Кавказского отдела, где еще находилось управление отдела с Атаманом отдела, которое и даст соответствующее распоряжение.
Это, конечно, не было дезертирство казаков в том понимании, как говорит воинский устав и принципы военной службы. Казаки устали от долгой войны, начиная с 1914 года и по сей год включительно. В Гражданской войне, строго говоря, казаки остались одинокими. Крестьянская Россия их, казаков, не поддержала. К тому же «конец» чувствовался ими интуитивно. Но сочувствия большевикам, конечно, не было между ними. Многие потом вернулись в свои полки, а домой они уехали «попрощаться с семьями» – житейски резонно оправдывались многие.
Да что казаки!.. Уехали домой и многие офицеры к своим семьям, как и все остальные «грешные люди». Чувство семьи и судьба своего дома заговорили властно и в сердцах доблестного кубанского офицерства. В корпусе не было и одного командира бригады. Наш командир Лабинской бригады полковник С. так и не появился в ней до самого конца ее существования.
Генерал Косинов, этот смелый, храбрый и умный кубанский казак, он тогда же покинул свою 4-й Кубанскую дивизию и больше к ней не вернулся. Сгорело все Отечество, и сил духовных и воинских уже не стало. Вот и все. И если так думало некоторое доблестное русское и кубанское офицерство, то казаки-земледельцы, с большими семьями, для них чувство «своего дома» было главной и непререкаемой целью жизни. Кубань «догорала», и в ее полымях казаки поскакали хоть еще раз посмотреть на отчий дом и, если нельзя спасти его, лучше уж сгореть там, с ним вместе… Такова была психологическая сторона тех жутких дней.
Штабом корпуса издавался бюллетень, озаглавленный «Официальное Сообщение Командира 2-го Кубанскаго корпуса населению Лабинского и Кавказского Отделов». Издавался он типографским способом и заканчивался подписями командира корпуса генерала Науменко и начальника штаба полковника Егорова.
В «Сообщении № 6» от 15 февраля 1920 года, помеченном станицей Кавказской, о событиях этих дней пишется обстоятельно, но я помещу только короткий абзац, касающийся Лабинцев. Вот он:
«С особым удовольствием я довожу до общего сведения, что 1-й Лабинский полк сохранился в том же блестящем виде, в котором он представился на смотру 27-го января сего года.
В то время, когда Черноморцы, Кавказцы и частью Кубанцы расходились по домам – честные Лабинцы еще тесней сплотились и, в дни всеобщей разрухи, не только не уменьшились, но увеличились в своем боевом составе.
Хвала и честь Вам, Лабинские станицы! Низко кланяюсь Вам, старики и казачки, воспитавшие храбрых и честных казаков».
11 февраля весь корпус вошел в станицу Кавказскую. 1-му Лабинскому полку отведены были две самые крайние улицы северо-западной окраины станицы, где я родился, рос и учился до 16 лет. Устроив сотни по квартирам и оставив полковника Булавинова при штабе полка, поскакал в дом своего отца на Красной улице. О радости семьи не нужно писать. Кстати, в дом прибыл и наш старший брат Андрей, есаул 1-го Кавказского полка.
На второй день генерал Науменко собрал всех офицеров корпуса в станичном правлении, осветил обстановку и приказал оздоровить полки.
Среди нас офицеры-пластуны. Командиру 10-го пластунского батальона, полковнику Бобряшеву, приказано формировать 2-ю Кубанскую пластунскую бригаду. Маленького роста, буднично одетый, после гибели всего штаба своего корпуса вместе с генералом Крыжановским он был мрачен.
В станице еще сохранилось полное управление Кавказского отдела. Исполняющим должность Атамана отдела был войсковой старшина Иван Иванович Забей-Ворота, казак хутора Романовского, принадлежащего Кавказской станице. О нем следует сказать несколько слов.
Сын простого богатого казака. После окончания Оренбургского юнкерского казачьего училища вышел хорунжим в свой 1-й Кавказский полк, в город Мерв Закаспийской области. Был адъютантом полка. В 1913 году по окончании того же Оренбургского казачьего училища, но уже военного, молодым хорунжим я застал его на льготе, в чине сотника. Жил он рядом с нами в своем богатом кирпичном доме.
С объявлением войны в 1914 году со 2-м Кавказским полком выступил на Западный фронт, но скоро вернулся. И все годы Великой и Гражданской войн служил при управлении Кавказского отдела. Овдовев, второй раз женился на дочери Атамана Кавказского отдела, полковника Репникова.
Пишется это для того, чтобы читатель знал – насколько Забей-Ворота был в курсе по управлению отделом и каким доверием он пользовался со стороны Атамана отдела, теперь его тестя.
В 1919 году Атаманом Кавказского отдела был полковник Бедаков. Он отсутствовал, и все функции перешли к Забей-Вороте. Умный и энергичный, отлично знающий быт казаков и очень популярный в своей станице, он активно приступил к мобилизации остававшихся в его управлении станиц Кавказского полкового округа и, в особенности, казаков своей Кавказской станицы.
На второй или третий день образовалось два Партизанских отряда, до 150 конных казаков в каждом. Один отряд состоял из казаков Успенской и Темижбекской станиц, под командой есаула Польского. Он из старых заслуженных урядников. В манере одеваться в черкеску и сидеть в седле подражал Бабиеву. Среди темижбекцев три отличных офицера: сотники братья Масловы, старший из урядников, а младший из студентов, и хорунжий Фидан Толстов, наш старый Кавказец, урядник полковой учебной команды 1913–1914 годов, сын урядника, штаб-трубача Конвоя Императора Александра III. Все они участники нашего восстания в марте 1918 года.
Второй Партизанский отряд состоял исключительно из казаков станицы Кавказской. Возглавлял его есаул Миша Жуков, любимец станицы. На станичные митинги в начале 1918 года, когда «шаталась» казачья власть от местных иногородних, с отцом появлялись оба с винтовками в руках. Не выдержав, уехал в Ростов, поступил в Добровольческую Армию, с нею прошел Кубань, при штурме Екатеринодара 31 марта был тяжело ранен в позвонок и лишился возможности передвигаться. С тяжело раненными был оставлен в станице Дядьковской. Выжил, но остался калекой. Теперь в седло его сажают два казака-станичника, для которых он так и остался «Мишей Жуковым» – умным, веселым, сыном простой казачьей семьи. Его мать – казачка станицы Казанской.
Об этих двух отрядах генерал Науменко похвально отзывался в своих Сообщениях за номерами 6 и 7 и поощрял эти образования.
В станице неожиданно появился наш старый Кавказец мирного времени полковник Хоранов Уджуко Джанхотович, а по-русски – Валентин Захарович, младший брат известного на Тереке генерала Хоранова. Я его не видел с 1914 года, когда он, 39-летний подъесаул, младший офицер одной из сотен, по мобилизации был командирован из Мерва в отдел и со 2-м Кавказским полком выступил на Западный фронт.
Отличный гимнаст и дамский кавалер. Он тогда был дружен со мной, почему еду к нему, и мы обнимаемся. О нем напишется по событиям.
– Зачем?.. как?.. Почему Вы здесь? – закидываю его вопросами.
– Как почему?.. Я же старый Кавказец!.. вот и приехал в свою окружную станицу, – отвечает он и добавляет: – А отчего же мне не принять Кавказскую бригаду? Казаков я хорошо знаю, да и они меня давно знают. Высшее начальство разбежалось, ну я и приехал из Екатеринодара, так как был свободен.
Не знаю, как это случилось, но генерал Науменко назначил его сразу же начальником 4-й Кубанской дивизии, так как генерал Косинов к своим частям уже не вернулся.
У командира 1-го Кавказского полка полковника Товстика произошли разногласия со своими старшими офицерами: он ушел. Командиром назначен был полковник В.Н. Хоменко, старый Кавказец, умный, корректный офицер.
С Товстиком я познакомился в майских льготных лагерях на реке Челбасы в 1914 году. Он был тогда в чине сотника. Маленького роста, рыженький, пухленький, среди широкой по разгулу молодежи хорунжих и сотников тогда 2-го Черноморского полка он был скромен и замкнут. Судьба его мне неизвестна.
О проекте
О подписке
Другие проекты