Глава 5. Хама и Гарун аль-Рашид

Что такое гарем? – на этот вопрос взрослые не спешили давать ответ. Но при этом они вечно твердили нам, детям, чтобы мы употребляли слова в их точном значении. Каждое слово, повторяли они, имеет четкий смысл, и надо использовать его именно в этом смысле и ни в каком другом. Но если бы я могла выбирать, я бы придумала разные слова для Ясмининого и нашего гарема, ведь они были такие разные. Ясминин гарем представлял собой открытую ферму без высоких стен. А наш в Фесе был словно крепость. Ясмина и другие жены скакали на лошадях, плавали в речке, ловили рыбу и готовили ее на костре. А мама не могла даже выйти за ворота, не испросив множества разрешений, и даже тогда ей позволялось только посетить святилище Мулая Идрисса (святого покровителя Феса), или сходить в гости к брату, который жил на той же улице, что и мы, или побывать в мечети на религиозном празднике. И при этом маму обязательно должны были сопровождать другие женщины и один из моих молодых двоюродных братьев. Так что мне казалось нелогичным называть одним и тем же словом две совершенно разных ситуации – бабушкину и мамину.

Но всякий раз, как я пыталась разузнать побольше о слове «гарем», дело кончалось горькими спорами. Стоило только произнести это слово, как тут же в ответ летели неприятные выражения. Мы с Самиром обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что если слова вообще могут быть опасны, то «гарем» опасно в особенности. Если кто-нибудь хотел начать во дворе перепалку, ей нужно было только приготовить чай, пригласить нескольких женщин, бросить им слово «гарем» и подождать с полчаса. К тому времени сдержанные, элегантные дамы в искусно расшитых шелковых кафтанах и украшенных жемчугом туфлях превращались в визгливых ведьм. Поэтому мы с Самиром решили, что наше детское дело – защищать взрослых. Мы будем употреблять слово «гарем» очень благоразумно, молча наблюдать и собирать информацию.

Взрослые из одного лагеря утверждали, что гарем – это хорошо, а из другого – что это плохо. Бабушка лалла Мани и мама Хамы лалла Радия принадлежали к первому лагерю; мама, сама Хама и тетя Хабиба – ко второму. Бабушка лалла Мани часто провоцировала спор, когда заявляла, что, если бы женщин не отделяли от мужчин, общество замерло бы и никто больше не делал бы никакой работы. «Если бы женщины могли бегать по улицам, куда вздумается, – говорила она, – мужчины перестали бы работать, потому что захотели бы развлекаться». А к сожалению, продолжала она, развлечения не помогают обществу производить пищу и товары, необходимые для жизни. Так что, если мы не хотим, чтобы наступил голод, женщины должны знать свое место и сидеть дома.

Позднее мы с Самиром долго советовались насчет слова «развлекаться» и решили, что, когда его говорят взрослые, оно как-то связано с сексом. Но мы хотели установить это совершенно точно и потому пришли с вопросом к двоюродной сестре Малике. Она сказала, что мы совершенно правы. Тогда мы спросили ее, стараясь казаться как можно выше: «А что же такое, по-твоему, секс?» Не то чтобы мы уже не знали ответа, просто хотели убедиться. Но Малика, которая думала, что мы ничего не знаем, торжественно откинула косы, села на диван, положила подушку на колени, как взрослые, когда обдумывали что-то, и медленно произнесла: «В первую ночь после свадьбы, когда все ложатся спать, жених и невеста остаются одни в спальне. Жених предлагает невесте сесть на кровать, берет ее за руку и просит ее посмотреть ему в глаза. Но невеста сопротивляется, она опускает глаза. Это очень важно. Невеста должна быть очень робкой и напуганной. Жених читает стихи. Невеста слушает, не отрывая глаз от пола, и наконец улыбается. Тогда он целует ее в лоб. Она все не поднимает глаз. Он дает ей чашку чаю. Она медленно пьет его. Он берет чашку, садится рядом и целует невесту».

Малика, которая бесстыдно манипулировала нашим любопытством, решила сделать паузу прямо на поцелуе, зная, что нам с Самиром до смерти хочется знать, куда именно жених целует невесту. В поцелуе в лоб, щеку или руку не было ничего необычного, но губы – это совсем другое дело. Однако мы решили проучить Малику, и вместо того чтобы проявить любопытство, стали шептаться, как будто совсем позабыли о ее присутствии. Выказать полное равнодушие к собеседнику, как сказала нам недавно тетя Хабиба, – это хороший способ для слабого человека приобрести влияние: «Говорить, пока другие слушают, – это само выражение силы. Но даже на первый взгляд подобострастный, молчаливый слушатель играет весьма важную роль, роль аудитории. Что, если влиятельный оратор останется без своей аудитории?»

И Малика, само собой, сразу же возобновила свое повествование о том, что происходит в брачную ночь: «Жених целует невесту в губы. Потом они оба ложатся на большую кровать, и никто не смотрит».

Дальше мы много вопросов не задавали. Остальное мы знали. Мужчина и женщина снимают одежду, закрывают глаза, а несколько месяцев спустя у них появляется младенец.

В гареме женщины и мужчины не видят друг друга, поэтому все занимаются своими делами. Пока лалла Мани разглагольствовала о гаремной жизни, тетя Хабиба все больше распалялась; это было видно по тому, как она поправляла шарф на голове, хотя он и не сползал. Однако она была разведена и потому не могла открыто противоречить лалле Мани, и ей приходилось возражать про себя и предоставлять маме и Хаме выражать несогласие. У разведенной женщины фактически не было своего дома, и ей приходилось платить выкуп за свое проживание, стараясь быть как можно незаметнее. Тетя Хабиба, к примеру, никогда не носила ярких цветов, хотя иногда говорила о своем желании снова примерить свою красную шелковую фараджию. Но она никогда этого не делала. По большей части она одевалась в одеяния выцветших серых или бежевых оттенков, а из косметики наносила только сурьму вокруг глаз. «Слабым приходится дисциплинировать себя, чтобы избегать унижений, – говорила она. – Ни за что не позволяй другим напоминать тебе о границах. Ты можешь быть бедной, но элегантность ничего не стоит».

Оспаривая взгляды лаллы Мани, мама для начала устраивалась на диване с поджатыми ногами, выпрямляла спину и клала на колени подушку. Потом она скрещивала руки на груди и уставляла взгляд прямо на лаллу Мани. «Французы не держат своих женщин за стенами, моя дорогая свекровушка, – говорила она. – Они разрешают им ходить на рынок, когда вздумается, и все развлекаются, и работа при этом продолжает выполняться. На самом деле выполняется столько работы, что они могут позволить себе снаряжать сильные армии и являться к нам, чтобы в нас стрелять».

Потом, прежде чем лалла Мани успевала собраться для контратаки, Хама излагала свою теорию о том, как появился первый гарем. После этого начинался сущий ад, потому что и лалла Мани, и мама Хамы поднимали крик, что наших предков оскорбляют и попирают наши священные традиции, выставляя их на посмешище.

У Хамы на самом деле была довольно интересная теория, и нам с Самиром она очень нравилась. Когда-то, утверждала она, мужчины постоянно дрались друг с другом. Проливалось много крови, и совершенно напрасно, и тогда в какой-то момент они решили назначить султана, который бы всем управлял, осуществлял бы султу, то есть власть, и всем говорил, что делать. А все остальные бы ему подчинялись. «Но как нам решить, кто из нас будет этим султаном?» – задумались мужчины, когда встретились, чтобы все обсудить. Они долго ломали себе голову, и тут одного из них осенило. «У султана должно быть что-то такое, чего нет у других», – сказал он. Они подумали еще, и тогда другой человек тоже кое-что придумал. «Надо организовать охоту на женщин, – предложил он. – Тот, кто поймает больше всех женщин, и будет султаном».

Прекрасная мысль, согласились мужчины, но как же доказать свое превосходство? «Когда мы все станем бегать по лесу и ловить женщин, мы разбредемся. Нужен какой-то способ обездвижить пойманных женщин, чтобы их можно было пересчитать и узнать, кто победил». Вот так появилась идея строить дома. Дома с воротами и замками, чтобы держать там женщин. Самир высказал предположение, что было бы проще привязывать женщин к деревьям, раз у них такие длинные косы, но Хама сказала, что в старину женщины были очень сильные, потому что тоже бегали по лесу, как мужчины, и, если бы двух или трех женщин привязали к дереву, они бы вырвали его с корнем. Да и к тому же связывать сильных женщин очень долго и трудно, они могут расцарапать тебе лицо или ударить в какое-нибудь место, о котором нельзя говорить. Построить стены и засунуть туда женщин гораздо удобнее. Так мужчины и поступили.

Охоту, по-видимому, организовали по всему миру, и первый раунд выиграли византийцы. Византийцы, самые гадкие из всех римлян, жили недалеко от арабов на востоке Средиземноморья и никогда не упускали случая унизить соседей. Император византийцев завоевал мир, поймал огромное количество женщин и посадил их к себе в гарем, чтобы доказать, что он главный. Люди на Востоке и Западе поклонились ему. Его боялись и на Востоке, и на Западе. Но потом прошли века, и арабы начали учиться завоевывать земли и охотиться на женщин. Они стали очень хороши в этом деле и мечтали победить византийцев. Наконец халиф Гарун аль-Рашид получил такую честь. Он разбил римского императора в 181 году хиджры (798 н. э.), а потом завоевал и другие части света. Когда он собрал себе тысячу джарий, то есть невольниц, к себе в гарем, он построил в Багдаде громадный дворец и посадил их туда, чтобы никто не сомневался в его праве быть султаном. Арабы стали владыками мира и собрали еще больше женщин. Халиф аль-Мутаваккиль собрал четыре тысячи. Аль-Муктадир сумел свезти к себе 11 тысяч^[9]. На всех это произвело очень большое впечатление, и арабы отдавали приказы, а римляне подчинялись.

Но пока арабы занимались тем, что запирали женщин, римляне и другие христиане объединились и решили изменить правила игры в Средиземноморье. Гоняться за женщинами, заявили они, больше не актуально. Отныне султаном будет тот, кто построит самое мощное оружие и машины, в том числе пистолеты и большие корабли. Но римляне и другие христиане решили не говорить арабам про это, они решили держать это в секрете, чтобы застать арабов врасплох. Арабы пошли спать, думая, что знают правила игры.

В этот момент Хама замолкала и вскакивала на ноги, чтобы представить историю в лицах для Самира и меня, совершенно игнорируя громкие протесты лаллы Мани и лаллы Радии. Между тем тетя Хабиба кривила рот, чтобы не было заметно, как она улыбается. Тогда Хама приподнимала свой белый кружевной камис, чтобы освободить ноги и вспрыгнуть на свободный диван. Она растягивалась на диване, как будто спала, зарывшись головой в одной из больших подушек, закрывала веснушчатое лицо своими беспутными рыжими волосами и объявляла: «Арабы заснули». Потом она закрывала глаза и начинала храпеть, но через минуту вскакивала с таким видом, будто только что пробудилась от глубокого сна, и устремляла на нас с Самиром такой взгляд, будто никогда раньше нас не видела.

«Несколько недель назад арабы наконец-то проснулись! – говорила она. – Кости Гаруна аль-Рашида обратились в пыль, а пыль смыл дождь. Дождевая вода потекла в реку Тигр и оттуда в море, где все большое становится крошечным, и потерялась в свирепых волнах. Французский король теперь правит в нашей части света. Его титулуют президентом Французской Республики. У него огромный дворец в Париже, который называется Елисейским, и у него – ну надо же! – только одна жена! И никакого гарема. И эта одна жена бегает по улицам в короткой юбке и с вырезом на груди. Все видят ее филейную часть и грудь, но никто ни на секунду не сомневается, что президент Французской Республики – самый могущественный человек в стране. Власть мужчин больше не измеряется количеством женщин, сидящих у них под замком. Вот только в Фесе это новость, потому что у нас все часы остановились еще во времена Гаруна аль-Рашида!»

Потом Хама прыгала назад на диван, закрывала глаза и зарывалась лицом в подушку из цветастого шелка. Наступала тишина.

Мы с Самиром обожали рассказ Хамы, потому что она была очень хорошая актриса. Я всегда внимательно наблюдала за ней, чтобы тоже научиться вкладывать движения в слова. Надо было говорить слова и в то же время двигаться и жестикулировать. Но не всех повествование Хамы увлекало так же, как нас с Самиром. Ее собственная мать, лалла Радия, сначала ужасалась, а потом сердилась, особенно при упоминании Гаруна аль-Рашида. Лалла Радия была грамотная женщина, которая читала исторические книги, этому она научилась от отца, известного религиозного авторитета в Рабате. Ей не нравилось, когда люди смеются над халифами вообще и над Гаруном аль-Рашидом в частности. «О Аллах! – кричала она. – Прости мою дочь, она опять нападает на халифов! И забивает головы детям чепухой! Два равно чудовищных греха. Бедняжки, если Хама не прекратит, у них сложится очень превратное представление о наших предках».

Потом лалла Радия просила Самира и меня сесть рядом с ней, чтобы рассказать, как все было на самом деле, и внушить нам любовь к халифу Гаруну. «Он был главою всех халифов, – говорила она, – он завоевал Византию, и мусульманский флаг высоко реял в христианских столицах». Она также настаивала на том, что ее дочь совершенно не понимает, что такое гарем. Гарем – это прекрасное установление. Все уважаемые мужчины обеспечивают своих женщин, чтобы тем не приходилось идти на опасные, неспокойные улицы. Они дарят им прекрасные дворцы с мраморными полами и фонтанами, вкусную еду, красивую одежду и драгоценности. Что еще нужно женщине для счастья? Только такие бедные женщины, как Луза, жена привратника Ахмеда, вынуждены выходить из дома, работать и заботиться о собственном пропитании. А привилегированные женщины избавлены от таких невзгод.

Мы с Самиром часто не могли разобраться в этих противоречиях и пытались хоть как-то структурировать сведения. У взрослых такой беспорядок в голове. Гарем как-то связан с мужчинами и женщинами – это один факт. Он также связан с домами, стенами и улицами – это второй факт. Пока что все просто и понятно: поставь четыре стены посреди улицы – и вот у тебя дом. Потом посади в дом женщин и выпусти мужчин – и вот у тебя гарем. Но что будет, как-то осме лилась я спросить Самира, если посадить в дом мужчин, а женщин выпустить? Самир сказал, что я все усложняю, причем как раз когда мы хоть что-то нащупали. Тогда я согласилась опять посадить женщин внутрь и выпустить мужчин, и мы продолжили наше расследование. Проблема была в том, что стены и все такое соответствовало нашему гарему в Фесе, но совершенно не соответствовало гарему на ферме.