Глава пятая. Побег

– Вот она!

Тинар Моу поправил сползающую верёвку вещевого мешка. Они выдвинулись сразу после обеда, а сейчас стояла уже глубокая ночь.

Пещеры Эха служили в соляном подземелье чем-то вроде путевых слободок чахила на тракте – место для ночлега, отдыха или просто укрытия от вышедшей на охоту стаи кимуров. Здесь всегда старались поддерживать запас просоленной еды и пресной воды в плотно закрытых бочонках. Для ночлега служила пара старых топчанов, списанных из центральной усадьбы грумгорода за ветхостью, а вход в пещеру закрывался массивной дверью, которая двигалась по направляющим рельсам. Кимуры, конечно, не догадывались толкнуть заграждение вбок, так что припасы оставались в относительной безопасности.

Тинар и Эль вошли в пещеру, переглянулись, понимая друг друга с полунамёка.

– Ты думаешь о том же, что и я? – спросил грум, устремляя указательный палец на топчаны.

– Только переночуем, да?

Указательный палец Тинара, описав в воздухе полукруг, переместился к её носу:

– Вот именно.

– Успеем наверх и обратно?

Тинар кивнул.

– Кевир сейчас спокойный. Солевей слабый. За сутки до Ошиаса доберёмся. Сутки туда, сутки обратно. У нас куча времени.

– А ты точно знаешь, как туда идти?

Эль терзали смутные сомнения.

– Спрашиваешь! – обиделся Тинар. – В конце концов, ты сама захотела посмотреть.

Это было правдой. Год назад Тинар вместе с отцом отвозил заказ степным сингам. Вернувшись, Моу с обычным для него лихорадочным блеском в глазах рассказывал о жутком зрелище, которое он ночью наблюдал в стане погонщиков. Огромное стадо чернильно-чёрных коров, тех самых, что дают ценнейшее хмельное молоко, моментально растворилось в упавших сумерках, а сотни глаз, словно сотни красных звёзд, пламенели из темноты. «Это самое жуткое, что я видел в жизни», – клялся Тинар Моу, – «Взгляд из ада, так бы я это назвал», и Эль тут же захотелось увидеть ЭТО.

– Отец узнает, голову оторвёт, – вздохнула она больше по традиции.

Конечно, Эль не собиралась сидеть в этой скучной пещере, как загнанный в ловушку кимур. А всё потому, что…

– Тинар! – она хлопнула себя ладонью по лбу. – Мы совсем забыли о лагере наймастов, которые торчат сейчас на выходе из штольни. – Вот же твою в солёную кочерыжку…

Эль пользовалась любимым ругательством Хобана исключительно тогда, когда его не наблюдалось рядом.

– Это же из-за них нас сюда сослали. Нельзя попадаться им на глаза. Особенно…

Эль перекосила лицо, изображая шрам-улыбку Илора Ильинича. В ответ Тинар состроил смешную рожицу, скособочив нос:

– Прорвёмся… Нашла, о чём беспокоиться…

Он скинул с плеч тяжёлые мешки, которые собрали в дорогу родители, присел на топчан, стал развязывать узлы. Солонина, фляга с квасом, сушёные фрукты…

– Есть что-то интересное? – Эль наклонилась над ним.

– Всё, как всегда. О, смотри, тебе ещё одна пара перчаток… И тёплые свитера. Слушай, они нас тут до зимы держать собирались? Свитера точно нужно взять. Наверху ночью может быть холодно.

Эль зажмурилась от предвкушения. Только пару раз ей удалось посмотреть на кевир из входа в штольню. С тех пор её не отпускало ощущение восторга от огромного пространства, такого яркого, что сразу заболели, а потом заслезились глаза, и невероятного количества запахов, одновременно упавших на неё.

В этот мир, открывающийся за порогом штольни, Эль тянуло с необычайной силой, она просто с ума от безысходности сходила, думая, что проведёт всю жизнь под землёй, в удобном, но ограниченном куполе. Здесь никогда не шёл дождь, не падал снег, всё застыло в солёном кристальном великолепии, и время замерло тоже. Где-то высоко над головой происходила настоящая жизнь. Там постоянно всё менялось, как рассказывали Эль. Дули ветра и палило солнце. Деревья прорастали тонкими былинками, чтобы стать мощными великанами, а потом – стареть в достойном величии. Трава зеленела, желтела, засыпала под белым холодным ковром, чтобы пробудиться по весне снова. Всё крутилось по кругу, но у каждого существа круг этот размыкался в собственную линию – единственную и неповторимую.

Ризи её совсем не понимала, Ризи не нуждалась в этом огромном мире, он её пугал. Главным свершением для сестры было удачное замужество, устройство своего дома и возможность как можно реже покидать его. Келли и Хобан и слушать Эль не хотели, они запретили даже заикаться, что она собирается выйти на обратную сторону земли. Только Тинар разделял её страсть к путешествиям.

Они выкинули из мешков всё, что показалось им лишним в дороге, расстелили одеяла на топчанах, вырезанных из соляного монолита, и легли переждать остаток ночи. От волнения Эль совсем не могла уснуть, хотя устала. Её утомил не длительный поход по туннелям за пределы внутреннего грумгорода, а приём жуткого гостя. Она старалась забыть случившееся, словно неприятный сон, но кривая улыбка красивого наймаста так и стояла перед глазами. От воспоминаний о беспардонных прикосновениях начинали покалывать кончики пальцев. Впрочем, это была ещё одна особенность Эль. Вот у Тинара от переживаний всегда крутило живот, а у неё немели ладони, по пальцам пробегали резкие искры, и руку начинало жечь.

Эль поворочалась на жёстком топчане под умиротворяющее дыхание тут же сонно засопевшего Тинара. Тот высвистывал носом затейливую, смутно знакомую мелодию, от стен отражался мягкий свет, одеяло пахло домом и сушёными травами, которыми Келли перекладывала бельё. Но боль не давала покоя.

Девушка вытянула ноющую руку перед собой, повертела запястьем, расстегнула ремешки на перчатке. Тонкая кожа на кончиках пальцев растрескалась, как пересушенный пергамент, трещины тут же намокали сочащейся влагой и разъедались ещё больше. С руками творилось что-то непонятное, Эль не помнила, чтобы эта кожная болезнь проявлялась у неё таким образом. Словно чужак своим наглым прикосновением занёс заразу.

Эль подула на растрескавшиеся подушечки, стало немного легче. Она помахала рукой перед собой, собираясь опять надеть перчатку…

Но что это? Там, где секунду назад прошлась ладонь, тонким пламенным росчерком высветился какой-то знак. Он напоминал недоделанного кимура, словно кто-то начал рисовать соляную кошку, но провёл округлую линию морды и одно ухо, и забросил. Эль закрыла глаза, а когда открыла, знак побледнел, но продолжал светиться. Он таял в разреженном воздухе соляной пещеры, и по мере его истощения уходила боль.

Когда огненный знак, похожий на голову одноухого кимура, совсем исчез, умиротворённая Эль уснула.

Утром руки уже не болели, только ныли, словно отходили от онемения. А когда Эль с Тинаром вышли к небольшому подземному озеру, обозначавшему близкий выход на поверхность, она уже вообще не чувствовала в пальцах ничего необычного.

– Смотри! – Эль обрадовалась, увидев издалека деревянное сооружение, напоминающее длинную плотину.

Это высилась градирня для накачивания соляного раствора. В конце плотины располагалась мельница, а солёная вода под силой ветра сливалась по туго связанным пучкам тёрна, на которых постепенно нарастали кристаллики.

Несколько раз отец брал Эль с собой в объезды градирен, и она видела, как эти кристаллики стряхиваются в гладко выделанные деревянные бочонки. Когда бочонок наполнялся доверху, на нём ставился фирменный знак «Озорный сол», и товар отправлялся покупателям.

Под «озорный» – имелся в виду «озёрный», а «сол», конечно же, означало «соль», так кто-то из неграмотных рабочих скопировал с образца по ошибке. Когда Хобан увидел этот «озорный» и «сол», он схватился за голову, но исправлять оказалось уже поздно: товарный знак закрепился. Пришлось оставить, и теперь на всю округу «Озорный сол» славился как «самый натуральный сол в мире». Этот продукт был элитным, нежным, насыщенным и поставлялся в высокие дома, туда, где за него могли дать настоящую цену. В отличие от каменной соли, серые глыбы которой рубили на приисках, грубо дробили и продавали мешками всем подряд.

«Озорный сол» условно проводил границу «большого» грумгорода, на другом берегу светился маячком выход на поверхность. В тот самый мир, о котором, сколько себя помнила, мечтала Эль.

– Подкрепимся? – Тинар снял с плеч котомку и стал развязывать туго стянутые верёвки. Градирня высилась последним символом дома перед миром, который ни Эль, ни Тинар толком не знали.

Вскоре на свет появился ломоть уже чуть зачерствевшего хлеба, тщательно запечатанная горлышком бутылка самого настоящего пенного кваса, а напоследок Тинар с торжественным видом достал небольшую головку жёлтого сыра, который явно спёр на кухне.

– Налетай. Потом будут только солонина и сухофрукты, если по пути ничем лучшим разжиться не сможем.

Эль нисколько не сомневалась в способности Тинара «разжиться» по пути, но сейчас не заставила себя долго ждать, тут же схватила и хлеб, и сыр, отламывая куски руками, прямо зубами начала стаскивать печать с горлышка квасной бутылки.

– Когда поднимемся, ты глаза-то прикрой, – со знанием дела посоветовал Тинар Моу. – Нам, рудокопам, как на поверхность выходить, если не подготовиться, ослепнуть можно. Там, наверное, уже день сейчас.

Он немного подумал, шевеля губами, что-то вычислял, затем вздохнул:

– Точно не скажу, но, кажется, день.

Тинар достал тёмные очки, повертел их в руках, нацепил, сдвинув на затылок. Опять полез в свой чудесный мешок, немного похудевший после трапезы, вытащил ещё одни очки, протянул Эль:

– Ты наверняка не подумала об этом.

Вид у Тинара был довольный. Ему всегда нравилось заботиться об Эль. Это придавало его существованию упорядоченный смысл. Пусть все родственники и знакомые считали мальчишку ходячей проблемой, но сам Тинар Моу был убеждён, что беспомощная Эль без него пропадёт. Для девушки он стремился быть как раз наоборот – решением всех проблем.

– Всё яркое с себя сними, – сказал Тинар, сдёргивая с головы радужный колпак.

Эль взяла очки и посмотрела сквозь затемнённые стёкла в сторону сужающегося на выход из подземного города свода пещеры. Между Эль и её великой мечтой стоял отряд наймастов.

– Может, они ушли? – в её голосе сквозило сомнение.

Грум сразу понял, что она имеет в виду.

– Держи карман шире! Как же!

Тинар ухмыльнулся.

– У меня есть план. А ты не туда смотришь…

Он указал в сторону, где растрескавшиеся стены грязно-серого монолита пещеры пестрели мелкими провалами. Часть из них представляла собой просто трещины, другая открывалась маленькими – не больше ладони – ходами, которые продолбили какие-то зверьки.

– Сейчас, – сказал Тинар. – Сейчас найду.

Он внимательно, ладонь за ладонью, прощупывал шершавую поверхность, пока не застыл пальцем на одной из глубоких трещин. Затем повёл рукой вниз.

– Есть! – крикнул Тинар, одной рукой всё ещё придерживая стену пещеры, а другой подзывая к себя Эль. – Сказал же, что найду!

Сначала Эль ничего не увидела. Место, на которое указывал Тинар, проваливалось в темноту. Тогда девушка опустилась на корточки и поняла, что у подножья действительно есть довольно-таки большая нора. Лаз, в который может протиснуться Тинар. А, значит, и она, Эль, тоже.

– Это что? – подозрительно спросила девушка. – В смысле, ты уверен?

Тинар кивнул, но на первый вопрос так и не ответил. Эль чувствовала подвох. За многолетнюю дружбу с Тинаром она на необъяснимом мистическом уровне понимала, когда над их головами сгущались тучи. Просто в какой-то момент от ничего не значащей фразы Тинара вдруг начинали предупреждающе неметь кончики пальцев. Вот как сейчас.

Он прилёг и быстро ввинтился в нору, волоча за собой на заплечной верёвке походный мешок. Эль выждала минуту, потом закричала в темноту лаза:

– Эй, ты в порядке?

– Угу! – раздалось откуда-то издалека. – Давай!

Несмотря на опасения Эль, через несколько метров она почувствовала себя более свободной, а ещё через несколько метров смогла встать на четвереньки. Ползти приходилось вверх, под небольшим, но наклоном. Она успела ободрать колено и больно удариться локтём, когда стены резко раздвинулись. В нос ударил странный запах.

Пахло смертью. Но не трагически прерванной жизнью, а усталым уходом. Небольшая пещера оказалась заваленной костями и шкурами кимуров.