Читать книгу «Нет рецепта для любви» онлайн полностью📖 — Евгении Перовой — MyBook.
image
 







Ника была весьма удивлена такому подарку – Миша сроду не дарил ей духов. Наверное, Алина надоумила, решила Ника. В конце концов, день рождения на самом деле удался: розы, пусть и купленные самой именинницей, благоухали, вино плескалось в бокалах, а тортик исчезал с невиданной быстротой. К семейному чаепитию присоединилась и проснувшаяся свекровь – в полном убеждении, что празднуют ее именины. Но даже это недоразумение не могло сбить Нику с радостного настроя: она только посмеялась. И если бы кто-нибудь ей сказал, что это последний праздник в семейном кругу, она бы искренне удивилась, потому что все-таки решила собрать завтра вечером гостей и долго не могла заснуть, придумывая, как их угостить. Проснулась Ника посреди ночи, как от толчка. Она села, прислушалась – Миша не храпел. Ну да, его попросту тут нет – соседняя постель была пуста. Ника встала и отправилась на кухню – страшно хотелось пить. На кухне и обнаружился Миша в одних трусах и с мобильником, в который он тихо и страстно бормотал:

– Ну, прости, прости. Я знаю, что обещал. Люсь, ты пойми: у нее завтра юбилей, гости придут. Не могу я слинять, никак не могу. Да поговорю я с ней, поговорю. Но не завтра, хорошо? Надо правильно выбрать время. И вообще. Ну, заинька! Я прошу тебя! Ты же знаешь, как я тебя люблю!

– И как? – спросила Ника, а Миша подскочил от неожиданности. – Как ты ее любишь? Значит, заиньку зовут Люсей?..

Ника прошла к холодильнику, открыла дверцу, посмотрела рассеянно, забыв, зачем полезла. Увидела недопитую бутылку вина, налила себе в первую попавшуюся чашку и залпом выпила. Миша следил за ней с растерянным взглядом, а в трубке все бился встревоженный женский голосок.

– Ты ответь девушке-то. А то вон как надрывается, – заметила Ника.

– Я перезвоню, – буркнул Миша в трубку и отключил телефон. – Послушай, я тебе все объясню.

– Да не надо мне ничего объяснять. И так все ясно. Я спать пошла, а ты как хочешь.

Ника легла, а Миша, судя по звукам, доносившимся из темноты, оделся и ушел – Ника услышала, как хлопнула входная дверь. Она снова встала, зажгла свет, посмотрела – да, ушел. Ника села на кровать, прикусив губу и тупо глядя в пространство… К утру у нее в голове сложилась вся картинка: началось это года полтора назад – именно тогда Миша и стал таким нервным. А духи явно предназначались неведомой Люсе. Ника вспомнила, что этот аромат она почувствовала от Миши где-то полгода назад – он страшно смутился, когда Ника спросила, чем от него так приятно пахнет, и тут же сказал, что пахнет туалетной водой, которую ему подарили на работе. Давно подарили, еще на Новый год, да вот только сподобился открыть. На следующий день он принес домой эту туалетную воду: «От Fendi, о!» – с почтением в голосе произнесла тогда Алина. Ника в брендах не очень разбиралась, но то, что с тех пор количество туалетной воды в фирменном флаконе не уменьшилось, заметила: Миша вообще-то никогда в жизни не пользовался никакой туалетной водой.

Значит, Люся. Интересно…

Вдруг Нике пришла в голову одна странная мысль, и прямо с утра она отправилась проверять это безумное предположение: нет, не может Миша быть таким мерзавцем! Или может? Она приехала на Чистые пруды к одиннадцати и долго сидела в машине, собираясь с духом. Потом решительно направилась к подъезду старого дома, так хорошо ей знакомого. Поднялась на лифте и, чуть помедлив, нажала на звонок. Через пару минут дверь распахнулась: на пороге стояла высокая, очень красивая молодая блондинка в пестрых легинсах и свободной блузе-тунике. В руке она держала ложку. Блондинка вопросительно посмотрела на Нику, потом на ее лице появилось выражение ужаса – она явно знала, кто такая Ника.

– Люся? – осведомилась Ника и шагнула в прихожую.

– Миша! – истошно закричала блондинка, прижавшись к стене. – Миша! Она пришла!

В дверном проеме показался Миша. На руках он держал ребенка, совсем маленького, с румяной мордочкой, перемазанной каким-то бледно-зеленым пюре. Некоторое время Ника с Мишей смотрели в глаза друг другу, потом Миша сунул ребенка Люсе и шагнул к Нике.

– Послушай…

– Это не то, что я думаю, да?

– Ника…

– Все, с меня хватит. Я подаю на развод. Немедленно. И прошу освободить эту квартиру! Завтра же! Мы с дочерью будем жить здесь. А пока переедем к моим родителям. Прямо сегодня. Всего хорошего.

– Ника, подожди!

– Как ты мог так подло со мной поступить? Я не хочу тебя больше видеть! Все кончено, прощай.

– Ника…

– Ах да! Я забыла! Возвращаю вам духи. Я немножко подушилась, уж простите. Я ж не знала, что они для вас. – И Ника кинула флакон на пол к ногам Люси. Та испуганно шарахнулась.

По дороге домой Ника просто пылала от ярости: нет, какая же сволочь! Поселил любовницу в квартиру, принадлежащую жене! Сэкономил! Конечно, поэтому он и маму не хотел туда возвращать. Поэтому и возражал против домработницы, чтобы Ника, занятая домашними делами, как можно меньше вникала в его жизнь. Сволочь, сволочь! И Ника заплакала, с силой ударив несколько раз руками по рулю. Сзади загудели, и она рванула вперед, с силой нажав на клаксон – вот вам!

Вернувшись, Ника сразу же пошла к дочери – Алина сидела перед монитором и неохотно повернулась к матери: недовольное личико в обрамлении блестящих черных волос, ярко-синие глаза, капризный рот… Синий маникюр на длинных ногтях – и как только они не мешают Алине стучать по клавишам? Тесная короткая футболка, туго обтягивающая молодую грудь и не скрывающая белый живот с пирсингом в пупке – предмет страданий Ники. И длинные ноги, обтянутые почти такими же легинсами, какие были на этой проклятой Люсе. Каждый раз, видя дочь, Ника искренне удивлялась, как ей удалось произвести на свет столь совершенное существо. Ну, если не считать пирсинга. Вот и сейчас она почувствовала привычную гордость и нежность, быстро сменившуюся тоже привычным раздражением: в комнате у дочери царил бардак. Стараясь не смотреть по сторонам, Ника села на кровать:

– Алина, нам надо серьезно поговорить.

– Что опять не так?

– Дело в том… Послушай, ты не могла бы отвлечься от компьютера?

– Ну, ма-ам. Вечно ты…

– Алина!

Алина надула губы и прищурилась на мать:

– Да слушаю я, слушаю.

Ника начала рассказывать про измену мужа – сердце у нее колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет. Но Алина, как ни странно, нисколько не взволновалась – Ника запнулась на полуслове и нахмурилась:

– Ты что… Ты знала?

– Я случайно узнала, правда! Совсем недавно. Я все думала, говорить тебе, нет…

– Что ж, тем лучше. Собери свои вещи – самое необходимое, остальное возьмем потом. Я сейчас тоже соберусь, и мы поедем к бабушке с дедушкой, поживем там, пока отец не освободит ту квартиру.

– Почему?

– Что значит – почему? Потому что я развожусь с твоим отцом. Я не стану это терпеть, хватит.

– Ну вот! Я так и знала! Ты не могла подождать, пока я доучусь? Мне что, менять школу накануне выпускных?

– Не надо менять, зачем?

– И что, мне через всю Москву в школу ездить? На метро?

– Я буду тебя отвозить. И забирать. В чем проблема?

– Ну да, знаю я тебя! Пару раз отвезешь, а потом…

– Хорошо, что ты предлагаешь?

– Ма-ам, давай все останется по-прежнему, а?

– Алина, прежнего больше не будет! Как ты себе это представляешь? Делать вид, что ничего не произошло?

– А что такого? Все так живут.

– Не знаю, как все, а я так не живу. Твой отец меня предал, если ты не поняла. Завел другую семью. У него там ребенок!

– Ну и что? Может, у него любовь. Может, он всегда хотел сына. И я тоже мечтала о братике. А ты не захотела больше детей. Ты и меня-то не хотела, я знаю. И вообще, ты никогда папу не любила. Вышла за него из-за денег. Всегда только о себе и думала.

– Алина… Что ты говоришь? – Ника так растерялась, что не находила слов.

– Никогда! – кричала Алина. – Ты никогда меня не понимала! Ни меня, ни папу! Только пилишь нас без конца! Конечно, ты такая правильная! А мы все ничтожества, да? Никуда я с тобой не поеду, мне и тут хорошо. А ты катись куда хочешь!

Ника вскочила и отвесила дочери мощную пощечину. Впервые в жизни. И заплакала, закрыв лицо руками – заревела и Алина. Опомнившись, Ника попыталась обнять дочку:

– Ну прости меня, детка, прости. Я сгоряча. Больно? Давай холодный компресс приложим?

– Отстань! – Алина с ненавистью взглянула на мать и оттолкнула ее руку.

– Хорошо, я отстану. – Ника выпрямилась и гордо подняла голову. – Но прежде, чем уйду, я все-таки скажу. Не знаю, откуда у тебя в голове такие мысли – подозреваю, что бабушка постаралась. Мы поженились с Мишей по любви. Он просто обожал меня, на руках носил. А я без него жить не могла, пылинки сдувала. Никаких денег не было и в помине – в девяносто первом году мы потеряли почти все. Как раз ты родилась, а тут – денежная реформа. Потом дефолт, потом бабушка вложила, что осталось, в МММ. Мы начинали с пустого места. И я всегда помогала твоему отцу, всегда! Так что его бизнес – и мое детище тоже. Я очень хотела большую семью, много детей. Но не получилось. До тебя у меня было два выкидыша, я долго лечилась, а когда наконец забеременела – такое счастье было! Такое счастье…

Ника улыбнулась сквозь слезы. Она не смотрела на Алину, а та исподлобья мрачно поглядывала на мать.

– И от токсикоза страшно мучилась, и целый месяц на сохранении лежала – буквально. Месяц лежала на спине. Все равно – счастье! Только бы ребенок здоровенький родился. Бабушка была против – такое тяжелое время, а они ребенка заводят. А мне уже под тридцать… Господи, какая ты была крикунья! Целый год спать нам не давала. Ночи напролет тебя укачивала, ходила по квартире туда-сюда, туда-сюда… И болела ты много… Да, тяжело пришлось. Но я не жалуюсь. Я благодарна судьбе за свою чудесную девочку. Но больше я рожать не могла, понимаешь? Физически не могла.

Чудесная девочка опустила голову. Ника смотрела на нее с болью в душе:

– Когда тебе было три года, твой отец мне изменил. Я простила. Он клялся, что больше никогда. Теперь я не могу простить. Все кончено. Я ухожу, а ты как хочешь. Прости, что ударила. Мне так же больно, как тебе.

Ника вышла из комнаты дочери, постояла, сжав кулаки – внутри у нее все мелко тряслось от напряжения. Она накормила обедом свекровь, позвонила родителям – предупредила о своем приезде, потом Нонке и прочим друзьям – отменила празднование дня рождения и отправилась собирать вещи.

Ника снесла все вниз и запихнула в машину, потом вернулась за сумочкой, ноутбуком и норковой шубкой. Ах да! Она сгребла из ванной свою косметику и ссыпала все в пластиковый пакет. Потом прошла в комнату, постояла, посмотрела по сторонам, вздохнула, с трудом стянула с пальца обручальное кольцо и положила в хрустальную пепельницу: прощай, Миша. Все это время Алина не показывалась из своей комнаты, и Ника, не выдержав, крикнула из прихожей:

– Алина, я ухожу!

Увидев мать с норковой шубкой, перекинутой через руку, Алина вытаращила глаза:

– Ты что, правда, уходишь?

– А ты думала, я шучу?

– А как же я?

– Ты сделала свой выбор. Надеюсь, Люся будет тебе лучшей матерью, чем я.

– Ну, ма-ама!

– Что?

– Как может какая-то Люся заменить тебя, ты что? Ты… Ты больше не любишь меня, да-а? – Алина страдальчески подняла брови, и слезы ручьями полились из ее синих глаз. – Ты меня теперь ненавидишь, да-а?

– А тебе нужна моя любовь?

– Нужна-а! Очень нужна! Мамочка, прости меня! Я наговорила тебя всякой херни… Ой…

Алина испуганно прикрыла рот рукой, а потом зарыдала, некрасиво распустив губы и сморщившись:

– Прости меня-а… Я больше не буду-у…

– Ах ты, господи! Горе ты мое! Ну, как я могу тебя разлюбить, не выдумывай. Иди ко мне. Ну, что ты, детка. – И Ника обняла «детку», которая была на голову выше матери, но рыдала вполне по-детски, горько и отчаянно. – Маленькая моя, не плачь. Я все равно тебя люблю. Ты моя девочка…

Наконец, Алина успокоилась и заискивающе заглянула матери в лицо:

– Ты меня простила?

– А ты меня?

Алина закивала, и Ника несколько раз поцеловала соленые от слез щеки дочери:

– Солнышко мое.

– Мамочка, ну пожалуйста, можно я останусь здесь? Школа рядом, все друзья тут, и вообще… И тебе не надо будет меня возить, время тратить!

– Но мы же с тобой уже все решили.

– Так я остаюсь, да?

– Будем надеяться, ты уживешься с Люсей.

– А если не уживусь, папа купит мне квартиру.

Ника, вздохнув, покачала головой:

– Алина, я умоляю, ты только не расслабляйся. Впереди экзамены, помни. Если что – сразу звони. Я всегда рядом. Для нас с тобой ничего не изменилось, все по-прежнему. Хорошо? Ах, я забыла! Подожди-ка…

Ника сунула дочери мешавшую ей шубку и вынула из ушей маленькие бриллиантовые сережки, которые Миша подарил ей на сорокалетие – Алине они всегда страшно нравились. Вернее, Миша дал денег, а купила сама Ника, да еще и сэкономила на очередную куклу Götz, по которым Алина тогда просто сходила с ума.

– Вот, возьми. Теперь будут твои. Давай я помогу надеть…

Алина ахнула – слезы мгновенно высохли, и она, покраснев от удовольствия, уставилась на себя в зеркало:

– Класс! Светка удавится от зависти. Спасибо, мамочка!

– Носи на здоровье. Ты не позвонишь папе? А то я не могу.

– Хорошо-хорошо, я позвоню!

– Веди себя прилично. Не опаздывай в школу.

– Мам, да ладно тебе. Я справлюсь.

– Хочешь, разбужу тебя в понедельник?

– Ты что – приедешь? – изумилась Алина.

– Нет, не приеду, – улыбнулась Ника: так далеко ее материнская любовь не простиралась. – Я позвоню.

– Не надо! Я поставлю будильник. Должна же я привыкать к самостоятельности.

– Вот именно. Да, и не забудь проследить, чтобы бабушка поужинала и не легла спать одетой.

– Бабушка! – ахнула Алина: она только сейчас осознала все последствия материнского ухода.

Ника поцеловала растерянную дочь и ушла. Алина постояла в задумчивости, потом полюбовалась на себя в зеркало и наконец набрала отцовский номер:

– Па-ап! Приезжай домой! Мама ушла. Совсем. Я ей ничего не говорила, честно. Она сама как-то узнала. А-а, вон что! Не знаю. Сейчас посмотрю. – Алина побежала в комнату родителей и проверила шкафы. – Все забрала, ага! Только кольцо оставила обручальное. Пап, а вы разведетесь, да? Ужас какой! Пап, а я с тобой останусь, мама разрешила. Что? К своим поехала, к бабушке с дедушкой. Да только что ушла, минут пять назад! Папа?

Но папа уже отключился – звонок дочери застал Мишу в машине, он как раз ехал домой. Он тут же позвонил Нике, но она сбрасывала его звонки, а потом прокричала в трубку: «Я не хочу с тобой разговаривать! Все кончено» – и вырубила телефон. «Твою мать!» – Миша надбавил газу. Он был на полпути к Зубовскому бульвару, но развернулся в другую сторону и в результате приехал к дому родителей Ники гораздо раньше – сама она довольно долго рыдала в машине, потом приводила себя в порядок, да и ехала весьма медленно: куда ей теперь торопиться-то? Некуда. Увидев подъезжающий «Мини-Купер», Миша вылез из машины, но Ника, не останавливаясь, прошла мимо, так что Мише пришлось схватить ее за рукав.

– Оставь меня в покое, – Ника отдернула руку.

– Давай поговорим. Я тебе все объясню.

– Я буду разговаривать только с твоим адвокатом. В понедельник подаю на развод.

– Я не хочу с тобой разводиться!

– И что ты предлагаешь? Шведскую семью? Всю жизнь мечтала! Дай мне пройти.

И Ника, решительно оттолкнув мужа, скрылась в подъезде, а Миша беспомощно посмотрел ей вслед, потом вернулся в машину – посидел, глядя пустым взором на полутемный двор, потом резко дал по газам и рванул в сторону дома.

Глядя на себя в зеркало, висевшее в кабине лифта, Ника изо всех сил старалась успокоиться. В квартиру родителей она вошла, улыбаясь, но улыбка продержалась недолго: ей открыл испуганный Курзик, а в кухне она нашла заплаканную маму и расстроенного отца. В доме явно пахло бедой – и валерьянкой. Оказалось, что еще в пятницу Анечку увезли на «Скорой» в больницу: что-то в животе заболело, как сказал Курзик. Сегодня их к Анечке не пустили, велели до понедельника не приходить. Все трое смотрели на Нику с надеждой, по привычке ожидая, что она сейчас все объяснит и решит. Ника стала звонить на Пироговку – оказалось, что у Анечки сдвинулся камень в желчном пузыре и ей в срочном порядке сделали лапароскопию.

– Это очень несложная операция, правда, под общим наркозом. Поэтому и не пустили: Анечка в реанимации, – успокаивала Ника родных, между делом накрывая на стол. – Ничего страшного, она поправится. Все будет хорошо.

К концу чаепития мама улыбалась, отец заметно повеселел, а Курзик совершенно успокоился. На фоне Анечкиной операции известие о разводе Ники не вызвало особенно бурных эмоций, хотя мама, конечно же, ахнула, а отец мрачно сказал: «Этот твой Миша никогда мне не нравился!»

В трехкомнатной родительской квартире места хватило всем. У Анечки была собственная жилплощадь, и Ника сначала было решила, что поживет там вместе с Курзиком, но потом подумала, что вместе у родителей им будет лучше. В конце концов они договорились, что по утрам Ника будет отвозить Кузьму в школу, а забирать его после занятий станет отец. А в воскресенье они – назло врагам! – все-таки отпраздновали Никины сорок пять.

– Да, ягодка ты моя! Хорошенький подарок тебе муж приготовил! Вот козел, – сказала подруга Нонна, помогая Нике прибирать со стола.

– И не говори.

– И что, прямо разведешься?

– Да. Нон, а что делать? Ведь это второй раз. А может, и двадцать второй – только я не знала. Нет, все – хватит с меня.

– Алина-то какая засранка, ты подумай!

Но Ника ничего не ответила, отвернувшись к раковине, и Нонна вздохнула: она тоже удивлялась отношениям Ники с дочерью – ее собственные дети просто обожали Веронику Валерьевну.

1
...