Градоначальник вошел в обыкновенную небольшую квартиру со старой мебелью, расставленной по углам; в самом центре громоздкий старомодный стол с резными толстыми ножками. На комоде, стоявшем на восточной стороне, рядком выстроилось несколько икон, среди которых центральное место занимали «Спаситель» и «Богородица»; немного в сторонке тлела горящая лампадка; над дверью висела икона «Покров Пресвятой Богородицы».

Встретились обыкновенно, как если бы расстались вчера. В действительности прошло полгода. О том, что встреча была приятна обоим, свидетельствовало крепкое мужское рукопожатие.

– Чаю будешь? – предложил хозяин.

– Не откажусь… Только я ненадолго. Скоро вот доклады начнутся, посвященные тысячелетию Казани, я должен быть там, но все-таки решил ненадолго к тебе заглянуть.

– Такое мероприятие пропустить ты не должен. Ценю, – сдержанно произнес Макар, поставив на плиту пузатый эмалированный чайник с облупившейся по бокам краской. Нагреваясь, чайник по-деловому зашумел.

– Посоветоваться с тобой хочу как с человеком духовным.

– Выкладывай, Камиль, что у тебя там наболело?

– Сегодня мимо администрации крестный ход проходил…

– А чему ты удивляешься? – слегка пожал плечами отец Макарий. – Сегодня православный праздник, двадцать первое июля, посвящен он Явлению Казанской иконы Божьей Матери. Ведь не первый год крестный ход под Кремлем проходит.

– С девяносто третьего…

– Видишь, прошло уже семь лет. Не дают тебе расслабляться.

Шумно и громко, как пароход на полноводной реке, засвистел чайник. Хозяин снял его с плиты и разлил кипяток по чашкам.

– Работа такая. Но я не о том. Для людей стараюсь. Это я тебе без пафоса говорю, как есть… Делаю все возможное, чтобы город удобный был, чтобы в нем людям жилось лучше… Знаешь, что я хотел тебе сказать, мне вчера Казанская икона Божьей Матери приснилась, – признался Исхаков, в упор посмотрев на друга.

Священник улыбнулся:

– Это как Матроне, что ли?

– Ну почему как Матроне? Просто приснилась, и все тут. Даже не знаю, с чем это связано. Может, с предстоящим крестным ходом как-то связано, думал об этом накануне очень много. Может, еще отчего-то…

– Ас чего ты решил, что была именно эта икона?

– Я как-то сразу понял, что это именно она! Сон у меня короткий был, целую ночь промучился, никак уснуть не мог, посмотрел на часы, только пятнадцать минут и спал. Ну не берет меня сон, хоть ты тресни! А следующий день обещал непростым быть, очень много важных встреч запланировано. И вот за этот короткий сон увидел Казанскую икону в красках, как если бы все наяву было. После этого я как-то немного поворочался и потом все же уснул. Медики говорят, что короткий сон забывается сразу, что ничего потом не помнишь, а у меня по-другому произошло. Помню его во всех мельчайших подробностях, даже припомнился разговор, который у меня с ней состоялся… Как проснулся, не удержался, в справочники полез, чтобы убедиться – Казанскую икону я видел или какую-то другую. Полистал книжку, вижу, что она самая. Богородица держит на левой руке Христа, а сама немного к его голове склонилась. А правой рукой Христос двуперстием благословляет. Ты мне можешь не поверить, но у меня мурашки по коже пробежали, когда я все это увидел. Целый день сам не свой хожу.

– И о чем ты с ней разговаривал?

– Она мне сказала: «Верни меня на место».

– А что же ты ей ответил?

– Сказал, что мне будет трудно такое сделать.

– Такое не снится случайно, и приходят не к каждому человеку, – серьезно отнесся к сказанному Макар. – Возможно, что Бог тебе какой-то знак подает. Я бы на твоем месте крепко призадумался.

– И что, по-твоему, сон может означать?

Священник положил малиновое варенье в небольшую миску, свежее, дышащее ароматом. Камиль Шамильевич поддел мельхиоровой ложечкой небольшую ягоду. Попробовал.

– Ты должен привезти эту икону в храм, – спокойно рассудил священник.

– И ты туда же! – невольно воскликнул Исхаков. Ягода показалась с горчинкой. – Вы как будто бы сговорились все! Верующие меня атакуют с этой иконой, теперь ты! Вот только где ее взять? Она же не в магазине продается.

– Считай, что это твоя судьба. Так тебе предначертано, – просто объяснил Макар. – А если ты попытаешься свернуть с Богом указанного пути, тебя ожидают большие испытания. Чем быстрее ты исполнишь свою миссию, тем благополучнее сложится твоя судьба. Ты даже не представляешь, сколько людей хотели бы иметь такое предназначение, но Бог выбрал тебя.

– Моя судьба – помогать людям, обустраивать город, возводить мосты, прокладывать дороги, строить дома. А возвращать иконы – это не по моей части! – запротестовал Камиль Шамильевич.

– Вот послушай меня, Камиль, а если ты привезешь для верующих икону, разве это не помощь твоему родному городу?

– Но как я могу? Почему именно я?

– Я не могу судить о Промысле Бога… Мы видим только крохотную частичку из общей картины, задуманной Создателем, а потому мы часто не понимаем его решений. Но думаю, выбор пал на тебя потому, что ты не свернешь с предназначенного пути… Когда Бог велел Моисею вести израильтян через пустыню, то пророк спросил у него: «Почему именно я? Ведь я же старый, слабый, немощный». А Бог ему объяснил: выбрали – должен вести. Возможно, что это дело будет главным в твоей жизни. Ты же не знаешь, как будут оценивать твой труд потомки лет через пятьдесят, через сто… То, что нам порой кажется очень значительным и важным, со временем превращается в ничтожное. И очень часто бывает наоборот: что нам кажется маленьким, со временем приобретает большие размеры.

– На такое дело у меня нет прав, я ведь не христианин и не мусульманин, я вообще атеист!

– Пойми, Камиль, это не имеет значения, атеист ты или верующий. Бог послал тебе испытания, и ты должен пройти их до конца и преодолеть все препятствия на пути к достижению цели.

– А если я не захочу.

– По-другому у тебя не получится… У тебя просто нет выбора, ты не можешь поступить иначе, Бог выбрал тебя из множества людей, и ты должен привезти икону.

– Макар, ну ты мне тут такое наговорил, – озадаченно покачал головой Камиль Исхаков. – Как мне теперь жить с этим? Я к тебе пришел как к другу юности, чтобы поддержку какую-то получить, чтобы ты душу мне облегчил, а ты на меня еще больший груз взваливаешь.

– Это твой груз и ничей больше, тебе его и нести. Ты приглядись к себе, вспомни себя молодого. Ничего не происходит просто так в этом мире. Наверняка в твоей жизни были какие-то ранние знаки, на которые ты не обратил внимания, но которые вывели тебя на эту дорогу. Большое видится на расстоянье, то, что раньше тебе казалось незначительным, сейчас может показаться объемным. Такие сны не приходят просто так.

Камиль Исхаков глубоко вздохнул:

– Привалило… Как говорится, жил не тужил, и тут на тебе – получай, Камиль! Мне надо все как следует обдумать, прежде чем что-то решить. Ладно, разберемся… Как-то я все о себе да о себе, а сам-то как поживаешь? Не так уж и часто мы с тобой встречаемся в последнее время. После окончания техникума виделись чаще.

Священник пожал плечами.

– Просто мы немного повзрослели. У каждого свои дела, проблемы. А жизнь моя, милостью Божьей, идет прежним руслом. Как хозяйка… ушла, – подобрал Макар подходящее слово для супруги, скончавшейся шесть лет назад, – довольствуюсь малым. Мне ведь много и не нужно. Как могу помогаю сыновьям, а как дальше сложится, будет видно.

Священник Макарий не был похож ни на одного из его друзей. О каждом предмете он имел собственное суждение, нередко противоречащее общему мнению, но очень часто именно его оценка бывала верной. Общаться с ним было интересно. А потом, где еще отыщешь человека, который в десятилетнем возрасте мечтал стать монахом. Одних тянет в космос, другие хотят стать учеными, третьи мечтают странствовать, а вот его (поди ж ты!) в церковь потянуло. И эта мечта выкристаллизовывалась в самое атеистическое время, когда одно упоминание о церкви вызывало антипатию. Вдвойне удивительно, что никто из его родственников никогда не был священнослужителем и даже особо богомольным: сплошь комсомольцы и члены партии. Вот разве что бабка не забывала креститься на всякий крест. Возможно, ему удалось бы осуществить свою мечту и стать чернецом^[10], вот только на его юношеском пути возникло кареглазое чудо по имени Валерия. Своих взглядов Макар не поменял, вот только после окончания семинарии решил стать иереем – белым священником^[11]. Когда его спрашивали: «Почему поменял свои планы?», он только улыбался и говорил: «Ведь кто-то же должен и детей рожать».

Судя по писку и веселому смеху, что стали раздаваться в его жилище через год после женитьбы, становилось понятно, что сие занятие у него продвигается успешным образом.

С уходом суженой Макар крепко загрустил, но старался виду не подавать, осознавая, что впадать в уныние – один из смертных грехов.

– А ты ведь меня мог и не застать, – неожиданно проговорил Макар.

– Отчего так? – удивился Камиль. – У тебя сегодня в церкви служба?

– Не совсем… Я ведь собрался постриг принимать. Уже и с архиереем о своем решении переговорил. Он был не против, дал мне свое благословение.

– Очень неожиданно. И куда ты отправляешься?

– В Раифский монастырь, думаю, что там я сейчас буду полезнее всего… А потом и природа там красивая: вокруг лес, тишина, озеро. То, что мне сейчас так необходимо, – очень серьезно добавил Макар.

– Если ты так решил…

Неожиданно широко улыбнувшись, Макар спросил:

– Будешь там навещать своего друга?

– Буду. Нам всегда есть о чем поговорить…

– Обещаешь позвонить, когда найдешь икону?

– Обещаю, – улыбнулся Камиль Шамильевич.

На улице прояснилось. Город, вымытый дождем до зеркального блеска, сверкал в асфальте лазоревым светом. Духота ушла, ей на смену пришла желанная прохлада. Над рекой двигалось полупрозрачное марево. Из-за посеревших туч, потерявших мрак, к небу поднимался клочковатый дым. Он все более редел, а в самой вышине становился почти прозрачным. Неожиданно солнце закрыло белесое облако, а на здание медленно наползла полупрозрачная тень. На какую-то секунду город окунулся в мрачную серость, но уже затем торжеством света над тьмой через рваные облака отыскал дорогу яркий луч, золотом окативший мокрые стены зданий. Через густые кроны деревьев, сплетенные из веток и листьев, создававших замысловатую тень, мягко просачивался этот свет, оставляя на тротуарах золотые пятна, которые безжалостно топтали прохожие. Город выглядел помолодевшим.

Время поджимало, пора было уходить. Попрощались тепло, как было заведено между старинными друзьями.

Входная дверь за спиной неслышно закрылась, а доски на пороге, проявив благоразумие, не издали ни писка. Перешагнув через небольшую лужицу, разлившуюся на тротуаре, Камиль Исхаков заторопился к припаркованному автомобилю.