В суровых условиях зарубежья считалось поэтому куда более важным обеспечить дальнейшее сплочение дружной посольской команды в её расширенном понимании. Кроме командированных из центра «рабочих лошадок», т. е. сотрудников с так называемыми расчётами-аттестатами, на основании которых выплачивалась валютная зарплата, команда эта включала, причём в качестве серьёзнейшего элемента, членов семей – детей и, в особенности, супруг. На них, правда, зарплата не полагалась. Но если упомянутые члены выезжали на родину, хотя бы на несколько дней, глава семьи на этот же срок автоматически лишался пятой части оклада. Двадцать процентов изначально удерживалось с получки и всех холостых. Таким простым и немудрёным способом советское государство стимулировало гармонию семейной жизни совзагранработников.

Партком же заботился о том, чтобы ни одна из женщин представительства не чувствовала себя обделённой, не испытывала зависти и прочего дискомфорта вследствие появления у соседки вещицы, которой пока не удалось разжиться ей самой. В соответствии с этой установкой лучшей половине посольского коллектива надлежало предоставить равные возможности в деле пополнения семейных закромов. Такое равенство и братство в условиях полнейшего отсутствия товарного дефицита могли гарантировать только в посылочной компании. И не беда, если бриллиантик в одну десятую карата, в каталоге сверкавший всеми огнями фейерверка, на поверку, по получении с трепетом ожидавшейся посылки, оказывался едва различимым осколком некоего стеклоподобного материала, к тому же не вполне удачно вставленным ювелиром в тонкий кружок золотого колечка. Зато как у других!

Клиентами посылочной фирмы числились и Славины. Несмотря на периодическое ворчание мужа, а иногда и назло ему Наташа выписывала всю ту же, как правило, бесполезную ерунду, что и все посольские жёны. Заказы обычно оформлялись на имя супруга. Поэтому он ничуть не удивился тому, что партнёр и одновременно пожиратель части семейных доходов вознамерился поздравить с наступающими праздниками. Такая практика в полной мере соответствовала традициям взаимоотношений внутри здешнего гражданского общества. В эпицентре отечественного мироздания, как учили со школы, возвышался человек, которого обязывали быть его соплеменнику другом, товарищем и братом (между прочим, эта замечательная заповедь, красиво звучавшая по-русски, с трудом поддавалась переводу на иностранные языки). А здесь, в буржуазном заграничье обходились иными, весьма странными, бездуховными понятиями, отсутствовавшими в библии советской жизни – моральном кодексе строителей коммунизма, – вели речь вроде как и не о людях вообще, а только о продавцах и покупателях. Потребитель, мол, – главный двигатель жизни, он, дескать, – и друг, и брат и всё такое прочее, за клиента надлежит бороться, а продавцу следует если и не мыть тому ноги по вечерам, то время от времени хотя бы напоминать о себе, поддерживать дружеские связи любыми способами. Фёдор не очень хотел разбираться, кто в какой системе ценностей прав более, а кто менее. По собственному, не ахти какому опыту он не без оснований предполагал, что в системе мидовских ценностей такие сравнительные разборки в любом случае не поощрялись. Но получить в знак признательности даже самый скромный пустячок было приятнее всех пустопорожних и набивших оскомину лозунгов.

Предчувствие не подвело. В письме, осторожно вскрытом за рабочим столом в родном кабинете, на самом деле содержались слова благодарности за доверие, оказанное фирме в истекающем году в виде многочисленных заказов («Надеемся, что их исполнение удовлетворило Вас в полной мере как в части сроков, так и по качеству изделий»). Кроме того, на высококлассной мелованной бумаге (в МИДе такую именовали «верже» и вследствие её дороговизны использовали главным образом для сочинения докладов в высшие инстанции) высказывались, как и полагается в таких случаях, наилучшие поздравления по случаю приближающихся праздников. Выражалась также уверенность, что господин Славин и впредь останется в кругу верных клиентов этой посылочной службы. Однако помимо этих трафаретных формулировок послание таило в себе ещё кое-что.

Фёдор Петрович, как уже упоминалось, владел языком государства пребывания отнюдь не в совершенстве. Но и его неполноценных знаний хватило, чтобы разобрать ключевой смысл сообщавшейся ему информации. Оказывается, фирма, товары которой время от времени приобретала его драгоценная супруга, в этом году в рекламных целях решила провести лотерею среди своих партнёров – покупателей. И вот главный из совсем не хилых призов размером в 1 000 000 (один миллион) денежных единиц страны пребывания выпал – о чудо! – на его, славинский, клиентский номер. Мгновенно прошибла мысль: ай да Глафира, ай да ясновидящая наша! Стало быть, как в воду глядела: то ли сквозь конверт узрела, то ли своим уникальным обонянием унюхала…

Фирма спешила поздравить счастливого обладателя этого необычайного выигрыша, от всей души желала распорядиться столь грандиозной суммой наилучшим образом. Далее в письме излагалась просьба для обеспечения быстрого и точного перевода денежных средств направить в бухгалтерию посылочного предприятия личные банковские реквизиты, причём в максимально короткие сроки. Кроме того, обращалось внимание на установленные государством требования в части уплаты причитающихся налогов и сборов. Господина Славина информировали также, что компания собирается обнародовать итоги розыгрыша, однако в строгом соответствии с положениями закона о защите персональных данных. На обратной стороне письма мелким шрифтом печатались обычные, насколько можно было судить, выдержки из соответствующих законодательных актов, регулировавших подобные лотереи, в том числе касательно процедур разрешения возможных судебных споров. К письму прилагался красочный банковский чек, на котором каллиграфическим почерком были выведены его фамилия (латинским шрифтом) и гигантская цифра (единица с шестью нолями). Правда, чек был не всамделишный, рекламный. Здесь же пояснялось, что вся сумма выигрыша поступит на его счёт безналичным образом в виде банковского перевода.

Несколько печатных строк на твёрдой жёлтой бумаге произвели в федькиной душе ошеломительный переворот, вызвали шквал чувств и буйство воображения. Славину стало по-настоящему дурно, голова закружилась, задрожали коленки, остервенело забилось сердце, засосало под ложечкой, на лбу выступила испарина, сжало горло, дыхание чуть не остановилось. Федька попытался было что-то произнести, но почувствовал, что сделать это не в силах – язык стал каменеть как во время вызовов в партком. Одна рука лихорадочно потянулась к шее с намерением ослабить галстук и расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки, дабы освободить проход к груди остро необходимой порции свежего воздуха. Другая спешно пыталась наполнить водой из графина стоявший рядом стакан. «Эй, дружище, с тобой всё в порядке?» – поинтересовался сидевший напротив и вечно поглощённый изучением каких-то скучных бумаг Игорь Померанцев, недавно произведённый из атташе в третьи секретари. С ним Федька по-товарищески делил рабочие пенаты в десять квадратов и частенько делился радостями и горестями. Мгновенно прошибла мысль: рассказать, довериться? Но через секунду включился разум, и Славин, стремясь сохранить максимальную видимость душевного спокойствия, не без труда выдавил из себя: «Всё в порядке. Спасибо, Игорёк. Не беспокойся».

Ситуация требовала решительной мозговой атаки. Фёдор Петрович поспешил на посольский двор. К счастью, соратников из сигаретного братства на нём не оказалось, кое-кто уже стал выдвигаться на обед. Поэтому имелся редкостный шанс сосредоточиться, заставить работать серое вещество, напрячь извилины. Первая затяжка любимым «Астором» малость притушила разбушевавшееся внутри цунами. Главный вопрос, который одолевал Славина в тот момент, – насколько серьёзно надлежало воспринимать сенсационное сообщение. Не мистика ли этот гром среди ясного неба? Может быть, феноменальный выигрыш есть не что иное, как оглушительный розыгрыш ушлых сослуживцев? В посольстве обожали этот вид развлечений. Любителей схохмить, отчебутить что-нибудь оригинальное было хоть отбавляй. На первое апреля конструировали такие приколы, какие не могли взбрести на ум даже лучшим советским юмористам Славкину с Аркановым. Одного чуть кондрашка не хватила после того, как бедолаге подсунули оформленную на бланке местного МИДа, с печатью и прочими причиндалами: входящий – исходящий, сдал – принял, ноту с объявлением того персоной нон-грата и высылкой из страны в течение 24 часов.

Но сегодня всё же не день смеха. В конце декабря посольство из года в год в едином порыве демонстрировало поголовный, без каких-либо изъятий трудовой энтузиазм. В это время дел по горло хватало всем – требовалось подвести итоги успешной работы, завершить плановые справки, сочинить вдохновляющие отчёты, вымучить аргументированные предложения по курируемому участку на следующий год. Картина всеобщей занятости обычно вырисовывалась только в этот период, когда оперативно-дипломатический состав в целом и каждый из его членов в отдельности старался показать себя ударником коммунистического труда. Вряд ли кому пришло бы в голову смастерить столь забавную авантюру в предновогодние праздники. Нет, скорее всего послание – действительно не мистификация. И всё же в ближайшие часы стоило бы присмотреться к отдельным сородичам – не умирает ли кто за его, Славина, спиной от смеха?

Фёдора вновь начал пробирать пот. Неужели неожиданный дар неба – на самом деле не сон, а явь? Неужели обделённому пока судьбой Фёдору Петровичу (в 30 лет всё ещё жалкий атташе, хотя в этом возрасте большинство в секретарях ходят, вон и соседа повысили) взаправду привалило счастье? Неужели его, молодого человека, почти на самом старте трудовой деятельности, ей-богу, посетила та самая госпожа удача, которую другие ждут, но так и не могут дождаться всю жизнь? И почему, почему фортуна возвела на пьедестал именно его, пока ничем не примечательного дипломатического отрока?

На Федьку внезапно обрушилось желание срочно, здесь и сейчас, заняться арифметикой. Если он и впрямь выиграл, то какую величину составил бы фонд счастья? Допустим, удастся доказать, что иностранные дипломаты не подпадают под местное налогообложение и выполнять упомянутые в письме правила о налоговых вычетах не придётся. С какой, кстати, стати советский человек, да к тому же с дипломатическим паспортом, обязан отстёгивать капиталистическому государству, не испытывающему нищету, часть легально выигранных денег? Месячная зарплата атташе – 1637 денежных единиц. На эту сумму делим выигранный миллион. Получается денежное вознаграждение за 50 лет, 10 месяцев, 3 недели, 5 дней да ещё мелочишка на жвачку останется. А в переводе на крепкие советские рубли цифры эти следовало бы умножать, вероятно, раз в десять. Хватит на всю оставшуюся жизнь или около этого, да ещё и следующее поколение Славиных, возможно, кое-что унаследует. Неплохо, совсем неплохо! И всё же, пожалуй, нехорошая примета вот так сразу, преждевременно, до выяснения всех сопутствующих подробностей приступать к дележу медвежьей шкуры. Вначале, уважаемый и дорогой Фёдор Петрович, надо бы обстоятельно разобраться, действительно ли зверь этот стал твоей добычей или по-прежнему вольготно сосёт лапу где-то в сосновом лесу.

По ходу операций деления и умножения в федькином сознании всё рельефнее начал обозначаться масштаб проблем, в круговорот которых, возможно, вовлекло свалившееся на его голову счастье. На инструктаже в ЦК КПСС перед выездом он самолично, собственной росписью обязался вести себя за границей в точном соответствии с установленными партией правилами. А одно из них как раз касалось категорического запрета на участие в разного рода азартных играх и лотереях. Подпадает ли под этот разряд казус Славина, когда некая компания волюнтаристски, без однозначно выраженного согласия со стороны клиента злоупотребила его добрым именем, присудив ему главный выигрыш? На первый взгляд – нет. Сам ведь совработник никаких материальных преимуществ не добивался и на лотерейные билеты не тратился. А кроме того в казино не наведывался, к рулетке не прикладывался, основную часть зарплаты честно отдавал супруге, вовремя платил партийные, профсоюзные и прочие членские взносы и – самое главное – госсекреты идеологическому противнику не выбалтывал. Так какие могут быть предъявлены к нему претензии? Не надо, товарищи, взывать к совести! С совестью – и человеческой, и партийной – у него всё в порядке. Славин мысленно прокручивал возможные ответы на каверзные вопросы, убеждая себя в том, что никаких прегрешений за ним не числится и он вправе претендовать на получение выигрыша. Но, к сожалению, сердце подсказывало, что от миллиона его отделяла, как ни крути, дистанция огромного размера. Преодолеть оную без потерь едва ли удастся.

А может быть, никому ничего не говорить, срочно прибрать шальную наживу к рукам и втихомолку испариться? Впрочем, нет, тайком и быстро не выйдет никак. Тем более семейному человеку. Не бросать же жену и детей, без них невозможно. Это ясно как божий день. Посольским работникам, например, запрещено открывать счета в здешних банках. Заработанное непосильным трудом каждый хранит в сокровенных местах собственного жилища. Так что сообщить запрошенные банковские реквизиты однозначно не получится вследствие отсутствия таковых. Придётся уговаривать компанию выплатить наличными, и бабушка ещё надвое сказала, что этот вариант пройдёт. Но даже если деньги в конце концов окажутся в его руках и представится возможность дерануть куда глаза глядят, то вся эта замысловатая операция так или иначе немедленно раскроется. И вот тогда бывшему атташе советского посольства припомнят всё, что было и – в десятикратном размере – что не было.

Фёдор напряг воображение: измена Родине, бегство на Запад, политическое убежище, заочный секретный суд в Москве, суровый, но справедливый приговор, похищение бывшими коллегами, тайное пересечение государственной границы в багажнике автомобиля с дипломатическим номером, расстрел в Бутырке, жуткий позор для семьи и родственников, жене и детям придётся менять фамилию и место жительства, обличительные статьи в «Литературке» или – не дай бог – в самой «Правде»… Кошмар, армагеддон какой-то… Новоиспечённому миллионеру стало жалко самого себя, незаслуженно униженного и оскорблённого. «Граждане судьи, а ведь я никого не убил и не ограбил, всего-то нежданно-негаданно, но достаточно честно обогатился. Так в чём же преступление, за что наказание?» На глазах выступили слёзы. Находиться в одном постыдном ряду с предателями родины и шпионами враждебных государств его совсем не прельщало… Нет уж, это слишком, он не христопродавец, не клятвопреступник и никогда таковым не станет. Решительно и бесповоротно Славин отогнал несуразные мысли. Легализовать законное следует по закону.

Дома на обеде (борщ и сосиски) у него так и чесался язык, чтобы сообщить супруге сногсшибательную новость. В конце концов, если разобраться по справедливости, это её выигрыш. Не было бы столь невероятного разворота событий, если бы Наташа не заказывала всю ту чепуху, которая каждый раз приводила к семейным неурядицам. Разумеется, её требуется посвятить, но не сейчас, попозже, вечером, когда внутри него самого уляжется волнение и он сможет что-то предложить. В послеобеденные часы Фёдор то и дело оставлял без присмотра рабочий станок – заваленный газетами стол с раскрытым пустым блокнотом, ножницами и парой шариковых ручек. В мирской тишине, на участившихся перекурах среди родных берёзок на заднем дворике или в пыльной клетушке, заставленной собраниями сочинений классиков марксизма-ленинизма и потому именовавшейся библиотекой, он тщательно обмозговывал последовательность дальнейших шагов.

Среди возможных вариантов фигурировал и самый что ни на есть простой и надёжный – отправить счастливый (или злосчастный?) конверт в мусорное ведро, напрочь забыть о выигрыше, никого ни во что не посвящать, не забивать голову проблемами ни себе, ни другим. Стоит ли овчинка выделки? Однако после скрупулёзного рассмотрения он всё же отверг эту мысль. Да, так оно и есть, шансов выцарапать целый миллион, по всей видимости, набиралось не слишком много. Ну а если убавить аппетит, пойти на компромисс, попытаться приобщиться хотя бы к частице выигранной суммы? Небольшому бюджету молодой семьи с таким простором искушений вокруг пошли бы на пользу и куда более скромные средства.

Перед выездом в загранкомандировку в родном отделе высотки организовали курсы повышения деловой квалификации. В различных сферах советской жизни в то время получила широкое распространение система наставничества, содержавшая немало разумного. Система эта предполагала передачу положительного опыта от старшего поколения младшему. МИД, жизнедеятельность которого на любых этапах истории выстраивалась на основе законов и подзаконных актов, обычаев и нравов большой страны, разумеется, ни в коем случае не мог оставаться в стороне от этого всенародного и общепартийного движения. Практически во всех подразделениях центрального аппарата в обязательном порядке проходили занятия под строгим и неусыпным контролем министерского парткома.

Более опытные и искушённые в премудростях дипломатии коллеги старались научить новобранцев вроде бы несущественным, но в реальной жизни исключительно востребованным элементам профессионального мастерства – как устанавливать связи, вести беседы и их протоколировать, как быстро и грамотно реферировать прессу, как строить публичные выступления и отвечать на провокационные вопросы, как правильно сочинять всевозможные дипломатические документы… К сожалению, вся эта азбука профессии почему-то осталась за скобками институтской программы в МГИМО, не говоря про иные вузы. Поэтому министерство было вынуждено, как это сплошь и рядом происходило во многих других областях государственной жизни, на марше исправлять недоработки образовательной политики, завершая процесс обучения и стыкуя теорию с практикой.

Параллельно с «профучёбой» на Смоленке, как опять же по всем другим адресам Советского Союза, разворачивалась школа «политучёбы». На также обязательных к посещению семинарах «политпросвещения» обычно на все лады перепевалась одна и та же трепетная мелодия о преимуществах советского образа жизни и миролюбивой внешней политике родного государства. В отличие от экзекуции этим граммофоном пропаганды рассказы опытных сослуживцев воспринимались глотком кислорода в давным-давно непроветривавшихся помещениях. Это были чрезвычайно полезные, доброжелательные советы тех, кто был искренне заинтересован в передаче эстафетной палочки в надёжные руки следующих поколений.

Среди тем, поднимавшихся на отдельских инструктажах, начинающему мидовскому работнику Славину запомнились наставления по части ведения переговоров. Этот стержневой элемент науки дипломатии, оказывается, базировался на хорошо знакомых правилах базарной торговли. Ты, например, хочешь за рубль купить огурцы, а продавец предлагает их за два. Начинаешь торговаться, и конечный результат неизбежно установится где-то между этими двумя ценниками. А вот где конкретно, у рубля с 20, 50 или 90 копейками, этот рубеж как раз и будет зависеть от многих факторов. Ключевой – профессиональное мастерство продавца и покупателя, владение искусством предлагать и соглашаться, отвергать и принимать, рисковать и блефовать. Причём в основу переговорной стратегии и тактики должны быть положены чётко выверенные приоритеты, предварительно подвергшиеся взвешиванию на аптекарских весах. Фёдор помнил, что перед началом любого торга следует определить программу-максимум и программу-минимум, наметить маршрут продвижения от первой ко второй посредством грамотно расставленных компромиссов, а также нанести условную красную черту, переступать которую переговорщик, исходя из собственных интересов, не вправе ни при каких условиях.