Слова прозвучали так четко и уверенно в тишине комнаты, что лесник испугался собственного голоса, но в следующее мгновение поджилки сладостно затряслись. Это было новое открытие. Самое величайшее открытие в истории Земли! Вначале Антонов решил совершить самоубийство, но затем внутренне приказал себе остановиться: «Если я уйду из жизни, то кто расскажет о мертвецах, как о цели человеческой жизни? Никто. Поэтому я должен остаться в живых и нести в мир новое знание. Кто-то должен держать дверь открытой и пропускать в нее адептов нового учения? Да. И этот человек – я».

Так Сергей утвердился в вере своей, зашел на кухню, достал из холодильника бутылку водки, налил полный стакан и выпил залпом. Выдохнул. Закусил маринованным мясом.

Вечером ему позвонил брат и сообщил, что утром «нагрянет с братками поохотиться». «Понял», – ответил Сергей. Александр стал объяснять причину приезда: удачно заключенная сделка с Гламуровым. Но Сергей прослушал новость краем уха. Его это особо не интересовало. Конечно, он знал о Гламурове из телика.

Гламуров – известный олигарх, поднявший свои капиталы в 90-е и просочившийся в большую политику, что закономерно, ведь кто имеет власть, хочет еще власти, иначе власть будет иметь тебя. Но у олигарха не задалось с новым правительством, и он свинтил за границу. Часть капитала осталась в России, поэтому он по-тихому начал распродавать некоторые куски пирога. Вот один из таких кусочков и приобрел брат Антонова.

– Ты меня слушаешь? – спросил Андрей.

– Да. Я тут подумал, а не уйти ли мне из лесников?

– Дельная мысль. Все жалуются на твой аморальный облик. Только они знают, чей ты брат, поэтому помалкивают.

– Вот я и подумал, зачем накалять ситуацию? Только сейчас посетила эта простая мысль, и я сказал сам себе: ну, ты видишь ситуация накаляется, ну, переведи стрелку! Но, что будет с охотой?

– Думаешь я не найду где и как отдохнуть? Кстати, а с чего ты вдруг вздумал смазывать лыжи?

– Будешь смеяться, но я решил основать новую религию.

– У-у, да у тебя там белочка. Не лесная, а другая. Я бы даже сказал, целый выводок белок.

– Не совсем белочка… – Сергей замялся. – Слушай, приезжай и переговорим. С глазу на глаз.

Однако брат, приехавший с компанией, отказался обсуждать этот бред на лоне природы. На самом деле Андрей начал беспокоиться о душевном здоровье Сергея. С другой стороны, если Антонов-лесник перестанет быть лесником и поумерит свои аппетиты в алкоголе и наркотиках, то, может статься, человек будет спасен. Поэтому Андрей предложил не обсуждать матрёшкианство:

– Давай, забудем об этом до того момента, пока ты не уйдешь с этой работы. А то… Ну, сам понимаешь, и так у нас в стране полный «п», а тут еще ты.

– А что случилось? – спросил Антонов. – Полный «п»? Что ты имеешь в виду?

– Я не в конкретном смысле. Ничего еще не случилось. Я в общем.

– А-а, – протянул, немного разочаровавшись, Сергей. – Но с тобой согласен. Вести аморальный образ жизни не к лицу.

– То-то же. А теперь охота. И просьба: в связи с моей удачной сделкой не обсуждать пока твоих заморочек, чтобы не портить настроения.

На лоне природы Сергей, помня о просьбе брата, спросил:

– А о чем же тогда говорить?

– О высоком.

Это прозвучало двусмысленно. Они находились на вышке и ждали, когда братки пригонят зверя. Домик располагался на краю поляны. В середине поляны была разложена приманка.

– О высоком? – уточнил лесник и, зарядив винтовку, передал брату.

– Да. О литературе, например.

– Но я ничего не читаю.

– Плохо, Сережа, плохо, что не читаешь. Вот недавно вышла оккультно-мистическая повесть Виктора Комова «Эффект Шредингера».

– Это о физиках?

– Прикалываешься? Как может повесть о физиках быть оккультно-мистической? Хотя в современных русских реалиях и при наличии «п» всё возможно.

Сергею показалось, что брат произнес не оккультно-мистическая повесть, а огульно-мистическая. Он ухмыльнулся, но решил запомнить: «Неплохо. Это надо где-то использовать. Огульно-мистическое учение».

– О чем повесть?

Андрей оторвался от рассматривания поляны в оптический прицел и проговорил с сомнением:

– Трудно сказать. Какой-то угарный угар. Но в целом о борьбе бобра с козлом. Добра со злом. Света с тьмой. Вечная тема.

…

Кабан, по размерам и повадкам явно хряк, появился на краю поляны и целенаправленно потрусил к кормушке. Андрей посмотрел в окуляр оптического прицела винтовки, вжал в плечо приклад и задержал дыхание. Сергей сделал тоже самое, взяв приставленную у смотрового окошка такую же винтовку. Теперь он хорошо разглядел дикое животное. Лесника немного удивила целеустремленность кабана. Нет, понятно, что запах свежего корма привлек внимание, но, кажется, зверя кто-то гнал, и это были не братки.

Сергей перевел прицел на край поляны и всё понял. Из леса выплыла матрешка в человеческий рост, и лесник вспомнил фразу: «Встретишь архата – убей архата, встретишь Будду – убей его». Прозвучал выстрел – Андрей попал в кабана. Сразу же нажал на спусковой крючок и Сергей.

– Ну, ты мудак! Промазал! – рассмеялся брат.

– Отчего же попал, кажись. – Лесник увидел, что гигантская матрешка исчезла.

– Как же ты попал, если верняк промазал. – Сергей посмотрел на брата. – Мазила. Я тебя в охрану не возьму. Так что занимайся своей религией.

– Так ты не против?

– Знаешь, что тебе скажу. – Андрей поставил винтовку в угол. – Пошли, спустимся. – Он достал из-за пояса пистолет. – Magnum. Пятисотка. Подарок, – похвастался брат.

Они спустились к убитому кабану. Андрей пару секунд в молчании рассматривал тушу, затем подошел к ней и выстрелил животному в глаз.

– Ты че? – удивился Сергей. – Он же мертвый.

– А контрольный? – Брат спрятал за пояс револьвер. – Вот так и в жизни. Расставишь кормушки, и какие-нибудь лошки потянутся обязательно.

Из леса вышли братки, вооруженные двуствольными обрезами.

– Так как насчет религии?

– Во-первых, уволься. Во-вторых, я в бога не верю, но спонсировать твой бред буду. Немного. А че? Прикольно. Для меня это ролевая игра. Да, собственно, любая религия в мире – есть игра на бабки. Тот же филиал для лохов, только в другом антураже и под другой вывеской.

Братки принесли столы и стулья, топоры, секачи, ножи и начали разделывать тушу.

– Вот что, Серег, пойдем побазарим насчет твоей секты.

Они вновь поднялись в домик, якобы забрать винтовки, но задержались надолго.

…

Октябрьский день застыл в сумрачной неопределенности – ни свет, ни тьма. Хмарь навеяла апатию. Серый студень из туч размазался по небосводу. Мокро и холодно. Неприятная взвесь, вместо дождя, витала хаотично в воздухе. Глеб поежился и поднял воротник. Он посмотрел на водную гладь бассейна, усыпанную желтой листвой. Хозяин даже не позаботился укрыть водоем, а про то чтобы уж слить воду и вычистить, говорить не приходилось. Труп девушки вытащили из этого бассейна.

Глеб прокрутил в голове недавнюю картину. Он вспомнил тонкую шею, бледное худое лицо. Оно когда-то было красивым, теперь же смерть завладела им. Девушке лет двадцать, не больше. Каштановые волосы волнисты, в прядях запутались осенние листья. Почти наяда, только мертвая. Да, еще одна деталь: припухшая левая щека. И всё это уже когда-то случалось. Он знал точно, поэтому не мерзкая погода была виновата в ознобе, а ощущение предопределенности.

Глебу снился один и тот же сон. Он стоит на сером лимбе, который медленно вращается вокруг собственной оси. Затем он идет к краю, делает шаг в пустоту и сон обрывается. Сейчас ему показалось, что он вновь шагнул в небытие.

Он отогнал навязчивое воспоминание, заметив появившегося Кирилла.

– Что скажешь? – спросил Глеб.

Тот, уже осмотрев бассейн и двухэтажный каменный дом, ответил:

– Нехилый домик. Что сказать? Вчера днем около полудня соседи видели ее. Она вошла через главный вход. – Кирилл указал на железные ворота, выкрашенные в терракотовый цвет. – Сейчас они закрыты. Девушка была не одна. С ней было пять человек. Тоже подростки. Парни. Девушки.

– Соседи узнали их?

– Нет. И ее тоже они выдели впервые. Скорее всего, как только было совершено преступление, компашка сбежала через задний вход. Думаю, обычные нарики устроили притон, да и найденная дурь говорит об этом. Видишь, окна открыты. – Кирилл опять указал рукой. – Ночью из них доносилась громкая музыка, свет мигал. Это и привлекло внимание жителей поселка. Сторож вошел сюда, но, к сожалению, поздно обнаружил тело. Не сразу его заметил. Ночью было.

– Интересно, как подростков пропустили на территорию поселка?

– Правильнее спросить не «как?», а «кто?».

– Кому дом принадлежит? Выяснил?

– Антонов Андрей Александрович. Местный воротила. И не принадлежит. Принадлежал. Дом сдается в аренду через третьих лиц. Если говорить коротко. Он сдал его своему брату.

– То есть реальный хозяин типа не в курсе, что у него тут происходит.

– Точно.

– О секте мертвецов слышал?

– Да, – неуверенно ответил Кирилл. – Кажется, да, припоминаю.

– Ладно, по пути расскажу. Кстати, у убитой девушки припухшая щека.

– Важная деталь?

– Возможно.

Заморосил дождь. Холодный и навязчивый, он старался проникнуть в каждую клеточку, заполнить собой любую пустоту. И если не промокнешь и не простудишься, то всё равно ничего приятного не вынесешь из серого дня.

…

– Я второй раз повторять не собирался, но видимо придется. Никаких сильных наркотиков! Ясно? – Подростки молча кивнули. – Ладно, допустим, что два года назад по неосмотрительности. Но что в этот раз пошло не так? А?! Короче, выясняйте, кто припер эту дурь и откуда. Мне не нужно тут блеять, что какой-то отморозок с улицы пришел типа так на матрешку апокалипсиса поглазеть, а заодно че-та в пакете притаранил, а вы прощелкали. Прощелкали, значит, прощелкали. Найти его и закопать. Ясно? – Подростки кивнули. – Найти, я сказал. Свободны!

Подростки ушли.

Антонов, тяжело выдохнув, пробормотал непечатное слово и закрыл глаза. Пророкам, оказывается, действительно приходилось в древние времена несладко. Один раз не досмотрел за паствой – и всё по швам разошлось.

Когда подростки, Сыч и Батон, оказались на улице запиликал мобильный телефон.

– Да, – с раздражением произнес Сыч. – Да. Понял. Там же? Пока.

– Кто?

– Этот кекс позвонил, который травку толкнул.

– Закладка там же? В кафе?

Сыч кивнул и задумался.

Он был подростком, выглядевшим старше своих лет, невысокого роста, широкий в плечах, всегда со сосредоточено-угрюмым выражением лица. У Батона наоборот, если так можно сказать, был отсутствующий вид. Не ясно, о чем он думает в данный момент и думает ли вообще. Он, высокий и худой подросток, сошел бы за геймера, программиста, то есть за работника IT сферы. Сыч и Батон составляли необычную пару, как Тарапунька и Штепсель, только прошедшие через рестайлинг.

– Думаю, после кафе заглянуть к этому кексу, – заговорил Сыч.

– Ну, да. Или в кафе его вызовем и порешим.

– Ты долбанулся? Голливудских боевиков насмотрелся?

– Не, ну а чо? – Батон шмыгнул носом. – Вот лично ты, что предлагаешь?

– Не переходи на личности.

– Ты же сам только что собирался к этому кексу. Так ведь?

– Адресок есть. – Сыч оживился: – А у тебя есть план?

– Да, и я его курю.

– А по чесноку?

– Товар мы найдем там, где обычно. Позвоним, что товар некачественный или чего-нибудь напиздим, неважно. И к нему на хату завалимся, там и…

– А если он не один будет?

– Нужно, чтобы один.

– Хм, – выдохнул Сыч. – Короче, дернули.

Они отправились в кафе за товаром. Он уже лежал в укромном месте в туалете. Никто туда – за сливной бачок – не заглядывал. Ни уборщица, ни посетители, а хозяин кафе прекрасно знал о бизнесе и пас то место, чтобы все проходило гладко, ведь с оборота ему отстегивали ежемесячно.

Сыч и Батон зашли в кафе, кивнули официантам. Сыч двигался целенаправленно в туалет, Батон оглядывался по сторонам. Ему были интересны посетители.

– Ты ж прикинь, Виктор Комов, – сказал Батон.

– И че? – не оборачиваясь, спросил Сыч.

– В уши долбишься? Виктор Комов – известный писатель. Интересно, что он здесь делает?

– Мы за товаром пришли.

Оказавшись в туалете, парочка осмотрелась. Батон нырнул в кабинку и через пару секунд воскликнул:

– Охуеть!

– Ты с дуба рухнул? Орать на весь сортир!

Батон что-то буркнул и, буквально выбежав из кабинки, прошептал Сычу:

– Ты прикинь, че я надыбал.

Товар оказался на месте. Пакетик с дрянью лежал в левой руке Батона, а правая рука сжимала пистолет с глушителем, аккуратно упакованный в целлофан. Глушитель был откручен. Сыч ловким движением выхватил оружие и, спрятав его во внутреннем кармане куртки, выпалил:

– Валим отсюда.

Проходя мимо столиков, Батон задержался. Он обратился к Виктору Комову:

– А вы автограф не дадите? Только у меня ручки нет и негде писать.

Комов поднял взгляд на подростка и, улыбнувшись, произнес:

– Не проблема. Сейчас у бармена спросим. – Виктор подошел к стойке что-то сказал бармену, тот дал визитку заведения и ручку. Виктор черкнул на обратной стороне визитки и вернулся с ней к подросткам. – Держи.

– Спасибо большое, – обрадовался Батон.

Когда парочка вышла из кафе, Сыч злобно шепнул:

– Ты точно того!

– Не, ну, а…

– Не нукай. Не запряг.

– А че, если отличный писатель…

– Я не о том. Палиться не надо.

– Да где мы палимся?! – Теперь возмутился Батон. – Где?

– Ладно, двигаем. Как говориться, Батон, шевели батонами.

– Тупая шутка.

Сыч ничего не ответил.

…

– Так что мертвецы? – спросил Кирилл, разглядывая грязные разводы на боковом стекле.

– Два года назад случилось такое же убийство. Мы вышли на Антонова. На руках оказались только косвенные улики его причастности к убийству. Вывернулся он. И вот опять.

– Погоди. – Кирилл сосредоточено посмотрел на Глеба. – Там тоже был утопленник?

– Нет, но левая щека у той девушки, её звали Юлия Скрынникова, оказалась припухшей.

– И что?

– Давай, не будем забегать вперед.

– Не понимаю, – растягивая слова, сказал Кирилл.

Глеб быстрым движением глянул на левое запястье и произнес, улыбнувшись:

– Потерпи. Скоро мы всё узнаем, и ты поймешь.

– Узнаем, конечно, я ничего не говорю. Погоди, что-то припоминаю о мертвецах. Так в чем их философия? По-моему, ответ лежит на поверхности – они простые наркоманы, только повернутые на эзотерике. Так?

– Не совсем, тут целая ширма из красивых фраз. – Глеб замолк, всматриваясь в непогоду. – Тебе действительно хочется слушать эту муть?

– Пока не приехали, валяй, грузи.

– Антонов, как ты уже понял, лидер секты. Центральной идеей этих сатанистов, больше не знаю, как еще их обозвать, является поклонение богу смерти. Обряд у них даже такой есть. Праздник мертвеца. И есть у них одно определение – внутренний мертвец, который возникает одновременно с рождением человека и развивается внутри тела. Короче, вся эта эзотерическая хрень вертится вокруг слов, что человек живет ради того, чтобы умереть, а умирает ради того, чтобы дать жизнь внутреннему мертвецу. Всё стремится к смерти.

– Так убийства, значит, по их части. Философия обязывает.

– Антонов утверждал, что как раз нет. Убийство или самоубийство – неестественный порядок вещей. Это выкидыш для внутреннего мертвеца. В случаи насильственной смерти он рождается мертвым.

– Мертвец рождается мертвым? Ты смотрел в честные глаза Антонова? – ехидно заметил Кирилл.

– Еще бы! – тем же тоном ответил Глеб.

Автомобиль свернул с главной дороги и поехал медленнее.

…

Сыч и Батон зашли в подъезд и стали подниматься. Строение было пятиэтажным без лифта. Они шагали не торопясь. Эдуард – подросток, который принес улетную дурь – жил на последнем этаже.

– Я не понимаю, чего ты привязался к этому Комову? Ну, читал я его. Есть интересные вещи, но в основном полный отстой, – заговорил Сыч.

– Об чем и базар. Ты не врубаешься.

– Чего я не врубаюсь?

Они остановились на площадке третьего этажа.

– Он великий писатель, – выдал Батон.

Сыч, фыркнув, возразил:

– Из мухи слона сделали. То есть из ничего великого писателя. Что за хрень этот рекламный слоган: «Самый влиятельный интеллектуал современности»? Чего? Я не понял. Не, я понимаю, бабло стрижет кто как может, но на хера устраивать кипишь на пустом месте.

– Ты не прав. Он жутко актуален и злободневен.

– И зачем мне это? Я эту, вашу мать, злободневность каждый день из окна своей квартиры вижу, а тут мне еще в морду из книги ею тычут. Вот чисто по-человечески спрашиваю: на-хе-ра? И насчет интеллекта. Интеллект сдриснул и ставил записку «скоро вернусь», но так и не вернулся. Ни вещей, ни продуктов. Думаешь, я не читал Комова? Читал. Некоторые вещи – скука смертная. Читаешь и на мысли себя ловишь, что надо жим глазами сделать и стойку на правом ухе!

– Да не кричи, а то какая-нибудь бабка выпялится.

– Ладно, давай-ка вниз.

Они вышли на улицу, и Сыч продолжил говорить на ту же тему:

– Так вот. В связи и по поводу. У меня вопрос давно созрел. Нафиг он прячется от всех? Интервью не дает, с читателями не встречается. Может, его не существует?

– Ну, а кого же мы в кафе видели? – растерялся Батон.

– Подстава. Лицо для обложки журнала, культурно говоря. – Сыч ненадолго замолчал. – Слышь, а может он что-то скрывает?

– Например?

– Технологию писательскую.

– Не въехал.

– Ну, не он это пишет, а группа. Литнегры? М?

– Ага. А за Донцову мопсы впрягаются. Она им элитный корм покупает на гонорары.

– Я серьезно. Есть версия, что литературный робот, ну, то есть программа для генерации текстов сочиняет для Комова, а он только шлифует текст, чтоб натурально выглядело.

Батон настолько крепко задумался, что его состояние можно было охарактеризовать компьютерным глаголом: завис.

– Знаешь, что, – выдал он после долгой паузы. – Пошли на дело.

– Согласен, нечего порожняк гонять.

Когда они поднимались, Батон заговорил, пытаясь убедить самого себя:

– Кстати, это интересно. Иметь такую машинку. Задал входящие, ну, там жанр, форму, краткое содержание, а машинка тебе херак – и готовый текст через пару минут.

– Угу, зашибись, – буркнул Сыч, остановившись на площадке пятого этажа. – Нажимай на звонок.

Батон нажал.

Эдуард не сразу открыл дверь.

– Ну, че, допрыгался? – зло произнес Сыч и приставил пистолет к переносице Эдуарда. – Че на это скажешь? Дурь твоя – дурь, в смысле дерьмо полное. И ты тоже. Дерьмо.

Эдуард, делая пару шагов назад, попытался скосить взгляд в сторону, чтобы увидеть, куда ставить ногу. Так пятясь, они прошли в квартиру. Батон прикрыл дверь. Сыч, надавив дулом на переносицу Эдика, заставил того сесть в кресло.

– Мой кореш утверждает, что Виктор Комов зашибенный писатель, а я считаю, что нет, – произнес Сыч.

– Я н-н-е читал Комова, – осторожно проговорил Эдуард. – Я к-киношку люблю смотреть. Вот про режиссеров я могу рассказать.

– Пидоры они все! – взорвался Сыч.

– П-п-почему? – Хозяин квартиры побледнел.

– По кочану. Кстати, ты знаешь, чем отличается кочан от вилка?

– Нет.

– Названия разные, а по содержанию одно и то же. Вот и Комов. У него разные произведения, разные названия, а содержание одинаковое – говенное. Вот и дурь твоя так себе. Поэтому гони бабки обратно.

– Ребят вы че? В-в-верну завтра. Сейчас я на мели.

– До завтра дожить еще надо тебе, а нам сегодня. Въезжаешь?

– Послушай, брат…

– Не брат ты мне, гнида забугорная.

– Я русский.

– А че имя не наше?

– Так э-э…

Эдик не договорил, потому что в дверь позвонили.

– Батон, проверь кого там нелегкая. – Напарник ушел. – Продолжаем. Итак, бабки. – В прихожей что-то грохнуло, словно мешок с картофелем упал. – Батон?

Эдуард попытался убрать голову из-под прицела пистолета, но Сыч ловко засадил ему рукоятью оружия по голове. Хозяин квартиры ненадолго потерял сознание, а, когда пришел в себя, заметил на полу валяющегося Сыча. Он не шевелился. Голова у Эдика раскалывалась от боли, и невозможно было сфокусировать взгляд. Последнее, что он увидел в своей жизни – палас, по нему ступали мужские ботинки. Ботинки оказались девственно новые: без морщин, трещин и складок, натуральная кожа начищена до блеска. Выше заметны чистые и тщательно выглаженные брюки. Даже удивительно, что в такую непогоду на них не было ни одной капельки грязи.

…