Причём чем меньше и глуше была деревня, в которую возвращался домой моряк, тем краше и наряднее были украшения и элементы декора его героического морского образа.
Идея этой пантомимы пришла мне в виде чёткого и полноценного замысла, который даже не надо было додумывать, а просто необходимо было запомнить и исполнить.
Пришёл этот замысел очень ясно, просто и понятно. Пришёл, как и должны приходить важные и жизнеспособные замыслы. Пришёл как приказ к воплощению, который нельзя забыть и не выполнить.
не ожидал, что настолько не способен писать нечто литературное. Я тогда не мог понять, что слов у меня ещё не было. А были только сильные желания, мечты и фантазии об искусстве, творчестве и обо всём неведомом, что с этим связано. Но слов не было.
Если бы мне кто-нибудь тогда сказал, что я, пересказывая рассказы Эдгара Алана По вольным, приземлённым, понятным моим сослуживцам языком, уже репетировал спектакль по его произведениям, который будет идти на сцене Московского Художественного театра имени А. П. Чехова, то я бы даже не посмеялся. Потому что над глупыми шутками не смеются.
Да и вообще на этом корабле ничего не было престижным, потому что все на «Стерегущем» спокойно считали, что ничего престижного в службе на их корабле нет.
На корабле может десять раз поменяться командир и сто раз вся команда, а условия жизни и нравы в экипаже не поменяются. Этому нет никакого внятного объяснения.
Удивительно, но факт, что на совершенно одинаковых кораблях, построенных по единому проекту, спущенных на воду в один год на одном заводе, могут царить и царят совершенно разные взаимоотношения в экипажах.
Жизнь на корабле вообще экстремально отличается от жизни на земле. На корабле нужно всему было учиться с нуля. Ходить, бегать, спускаться и подниматься по трапам (лестницам), есть