Цитаты из книги «Время жить и время умирать»

Бывший социал-демократ. Политически неблагонадежен, шанс на героизм, и всё. Пушечное мясо и удобрение для Тысячелетнего рейха.

в нем еще жила частица странного педантизма, которая постоянно искала предлог, чтобы и при убийстве выглядеть перед самим собой блюстителем закона

Уже целый год. Стратегическая необходимость, чтобы выиграть войну. Это ж всякий знает

– Вас она проклинает, – сказал русский уже громче. – Вас и всех немцев, которые топчут нашу русскую землю! Проклинает ваших детей! Желает, чтобы ее дети однажды вот так же расстреляли ваших детей, как вы сейчас расстреливаете нас

Четыре человека были казнены за то, что более не верили в победу Германии. Им отрубили голову топором. Гильотину давно упразднили. Слишком она была человечна.

Как вам вино, сударь? – Определенно превосходное. Иначе я бы не подумал вдруг о вещах, о которых не думал давным-давно. – Это солнце, сударь. Солнце, которое осенью дало созреть винограду. Теперь вино снова его отдает. В Рейнской области такое вино называют сокровищем. – Вот как? – Да. Оно ведь как золото и сияет во все стороны. – Верно. – Сразу чувствуется, с первого бокала, не так ли? Отжатое солнце! – Даже с первого глотка. Оно идет не в желудок. А сразу в глаза и меняет мир.

Оба вы неправы, – пробасил невероятно волосатый мужчина. – Русские не были недочеловеками, пока мы с ними были союзниками. Зато теперь недочеловеки. Вот как обстоит дело.

Мышь уперся: – Они всегда были недочеловеками. Я точно знаю. Самые что ни на есть недочеловеки. – Все давно изменилось. Как с японцами. Нынче и они тоже арийцы, с тех пор как стали нашими союзниками в войне. Желтые арийцы.

Ошибаешься. Поляки, чехи и французы – недочеловеки. Русских мы освобождаем от коммунистов. Они арийцы. За исключением коммунистов, понятно. Может, и не из лучших, не из господ, как мы. Обычные арийцы-работяги. Но истреблению не подлежат.

Гребер кивнул, поправил тряпки, которыми обернул сапоги. На миг он почувствовал себя дезертиром. Рота темной массой стояла на деревенской площади, а он уезжал. Один. Другие остались, а он уезжал. Они уходили на фронт. Я заслужил, думал он. И Раэ так сказал. Но почему я об этом думаю? Просто боюсь, что кто-нибудь догонит меня и вернет обратно.