Сказав так, Венера развернулась и ушла, и вдруг Эней увидел, что от её тела исходит алое сияние, от волос её исходит запах амброзии, одежды упали с неё, и поступь её больше не была похожа на человеческую, ибо богиня приняла свой обычный облик. Эней тут же узнал мать и, удивлённый, с укором сказал ей вслед:

– Зачем же ты, жестокая, обманула сына поддельным обличьем? Почему не взяла моих рук в свои, не дала услышать своего подлинного голоса?

И он отправился вслед за ней, к стенам Карфагена. Венера скрыла Энея с Ахатом под невидимым покровом – чтобы никто не задержал их и не докучал расспросами, – а сама отправилась на Кипр, в свой храм в Пафосе, полный венков из живых цветов, где на ста алтарях ей приносят жертвы и курятся драгоценные сабейские благовония.

Тропа привела Энея с Ахатом на вершину холма, с которого открывался вид на Карфаген. В изумлении они смотрели на новый, построенный финикийцами город. Они ожидали увидеть деревушку с лачугами, но город был полон громадных каменных домов, и строительство не останавливалось. Толпы народа текли по мощёным дорогам к городским воротам и от них. Одни возводили городские стены, другие выбирали места для домов, углубляли дно в порту, ставили фундамент театра и из мраморных глыб вытачивали для него мощные колонны. Слаженной работой и трудолюбием финикийцы были подобны пчёлам ранней летней порой на цветущих полях, когда одни выводят потомство в его первый полёт, другие собирают пыльцу и несут её к ульям, третьи принимают у сестёр груз и наполняют соты, а четвёртые отгоняют от сладкого нектара бездельников-трутней. Всюду тогда кипит работа, и над полями разносится аромат мёда.

– Счастлив народ, нашедший свой новый дом! – вздохнул Эней, глядя на россыпь городских крыш.

Спутники вошли в ворота Карфагена и оказались посреди бурлящей толпы, но чары Венеры скрывали их от посторонних глаз.

В самом сердце Карфагена шумела древняя роща. В ней когда-то только что приставшие к этим берегам тирийцы нашли череп коня – знак того, что многие столетия их отважный род будет непобедим в бою. На этом священном месте Дидона построила невиданных размеров храм в честь Юноны и наполнила его богатейшими дарами покровительнице города. К входу в него вели медные ступени, блестящей медью были покрыты и балки, подпиравшие кровлю, и петли, на которых держались двери.

Эней подошёл к стенам чудесного храма, и страх покинул его, а сердце наполнилось надеждой. Он вошёл под высокие своды и в ожидании Дидоны восхищался богатством убранства и искусной работой мастеров. В изумлении он рассматривал фрески на стенах; на них одна за другой были изображены все битвы Троянской войны, молва о которой дошла и до этих мест. Вот Агамемнон с Менелаем, вот Приам, а вот ненавистный Ахилл… Эней замер и со слезами на глазах сказал Ахату:

– Есть ли на земле место, где не слыхали о нашей беде! Гляди, тут царь Приам – даже здесь чтут его память. Не стесняйся слёз – горе трогает наши души, это в природе вещей. Пусть слава, которую обрели наши герои, послужит тебе утешением!

Эней переходил от фрески к фреске, рассматривал изображённые сцены и плакал, узнавая памятные ему битвы. Вот троянские юноши теснят ахейское войско, а тут на них налетает в своей быстрой колеснице Ахилл, и шлем его ослепительно блестит на солнце. А вот белые шатры фракийского царя Реса, пришедшего со своей конницей на помощь осаждённому городу. Фракийцы спят, а коварный Диомед меж тем пробирается в лагерь – перерезать во сне людей и увести лошадей, чтобы не дать сбыться пророчеству, по которому город был бы спасён, если бы лошади Реса успели отведать травы в городских стенах и напиться воды из Ксанфа. А вот Троил, сын Приама. Несчастный мальчик обронил щит и спасается от неравного боя с Ахиллом. Он опрокинулся навзничь в своей колеснице и не выпускает вожжей, но голова его уже волочится по земле. Здесь троянские женщины с распущенными волосами, рыдая, идут к храму Афины. Они молятся ей, но богиня не смотрит на них, опустив глаза к земле. Ахилл трижды волочит по земле вокруг стен Трои привязанное к колеснице тело Гектора, а потом продаёт его отцу. Тяжкий стон вырвался из груди Энея: он узнал доспех и колесницу своего друга, а потом и его самого, и Приама, простирающего руки к бездыханному телу сына. На одной из фресок он увидел и себя, ведущего троянцев в бой на ахейцев. А вот союзники Трои: Мемнон, сын Авроры, царь Эфиопии. Вот царица Пентиселея ведёт ряды амазонок со щитами в форме полумесяца. Её обнажённая грудь перевязана золотой повязкой, она бьётся наравне с мужчинами…

Эней рассматривал так хорошо знакомые ему картины, а в храм, окружённая толпой, вошла прекрасная Дидона. Она была похожа на Диану, когда та бродит по берегам Эврота или по холмам Кинфа, и вокруг неё собираются тысячи горных нимф: выше их всех ростом, с луком и колчаном за спиной, она весела и спокойна. Так же и Дидона, полна радостных забот о благополучии своего царства, села на трон, что стоял посреди храма, и её окружила стража. Здесь, посреди храма, она вершила свой царский суд, устанавливала законы и по жребию назначала общественные работы.

Вдруг Эней увидел, как в сопровождении толпы в храм вошли Антей, Сергест, Клоант и другие троянцы, с которыми их разлучила свирепая буря. Поражённые, Эней с Ахатом замерли. Их переполняла радость, им хотелось поскорее обнять своих товарищей, но они не решались, их мучила неизвестность. Оставаясь невидимыми для всех, они хотели сначала узнать, что случилось с друзьями, куда выбросило их корабли и зачем они пришли в Карфаген. Троянцев провели к трону царицы, и Дидона велела им говорить.

Слово взял старейший из троянцев, Илионей.

– О царица, с благословения самого Юпитера ты построила этот город и смирила дикие племена, установив для них законы! Перед тобой несчастные троянцы, которых носит по волнам ветер, и мы молим тебя пощадить нас и наши корабли. Будь благосклонна к нам, ведь мы почитаем богов и пришли сюда с миром, а вовсе не для того, чтобы разорить ваши святилища, ограбить и умчаться с добычей. Нет таких надменных помыслов у нас, побеждённых. Мы плыли на закат, в западные области Гесперии. Там когда-то жило племя энотров, а теперь их потомки взяли имя италийцев – мы направлялись туда, когда нас застигла буря и вынесла кого куда, на скалы и отмели. Лишь немногим удалось спастись. Что за варварские нравы царят в этой стране, если попавшим в беду морякам не дают пристать к берегу, угрожают сжечь корабли и грозятся убить? Если тут презирают людей и не боятся оружия, то пусть хотя бы вспомнят о бессмертных богах, которые по делам воздают за честь и бесчестье!

Нашим царём, – продолжал Илионей, – был Эней, а о его благочестии, справедливости и отваге ходят легенды. Если судьба пощадила его и он жив, то нам бояться нечего. Да и ты не будешь раскаиваться, если поможешь нам в беде. Пусть лишь нам будет позволено привести в гавань разбитые бурей корабли, взять брёвна в лесу, починить суда и вытесать новые вёсла, – и мы тут же направим свой путь в Лаций. Но если наш предводитель, наш отец лежит бездыханный на дне моря, тогда мы отправимся на Сицилию. Её царь Акаст – наш родственник, троянец, мы будем искать убежища у него.

Илионей умолк, и по толпе пронёсся беспокойный ропот. Дидона же со скромным достоинством отвечала тевкру:

– Отбрось страх и забудь заботы. Наше царство молодо, и нам со всех сторон грозят опасности – лишь это оправдывает то, с какой бдительностью мои стражи берегут наши границы. Кто же не слыхал о горестной судьбе Трои, о великой войне и об отважных энеадах! Нет, наши души ещё не настолько черны, солнце ещё ярко светит над Карфагеном. Куда бы вы ни направлялись – в Италию, к благодатным нивам Сатурна, или на Сицилию, к горе Эрикс, в царство Акаста, – я отпущу вас невредимыми и помогу, дав в дорогу все нужные припасы. Но если вы захотите остаться здесь и строить город вместе со мной, то моё царство станет вашим. Приводите корабли сюда – тирийцы и троянцы всегда будут равны как братья в моих глазах. Ах, если бы и ваш царь Эней оказался здесь, принесённый тем же ураганом! Я отправлю людей во все стороны своей страны, чтобы искать его – как знать, может быть, он блуждает в лесах неподалёку.

Ахат с Энеем услышали слова Дидоны, и сердца их наполнились радостью и надеждой.

– Что скажешь, сын богини? – сказал Ахат. – Видишь, мы в безопасности, и наши товарищи здесь. Уцелели все корабли, кроме одного – мы сами видели, как он тонул. А в остальном предсказание Венеры сбылось!

Не успел он договорить, как покров невидимости, скрывавший друзей, рассеялся, и Эней явился собравшимся. От него исходило сияние, лицом и фигурой он был похож на бога – сама Венера даровала блеск его волосам, очарование юности лицу и радостное сияние глазам. Так искусный мастер до блеска полирует слоновую кость и оправляет в золото белоснежный паросский мрамор. Обращаясь к царице и ко всему народу, он сказал:

– Эней здесь! Тот, кого вы ищете, спасён из бурного Ливийского моря и теперь перед вами! Царица, ты одна снизошла к бедам несчастных троянцев, ты одна тронута нашей судьбой – судьбой беглецов, чудом уцелевших в жестоких битвах с данайцами, лишённых всего, скитающихся по морям и землям. И ты принимаешь нас в своём царстве! Нам не хватит ни слов, чтобы выразить свою благодарность, ни сил, чтобы отплатить добром за добро, – даже если бы все рассеянные по свету тевкры собрались бы вместе для этого. Но если в небесах чтут благочестие и если есть в мире справедливость, то боги воздадут тебе за твои благодеяния! Счастлив век, породивший такую дочь! И будут вовек славны твои родители! Покуда реки не повернут вспять, покуда не упадут горы и не затмятся светила – имя твоё будет греметь по всему свету, и мы будем славить его, куда бы ни занесла нас судьба!

Эней бросился обнять друзей – Сергеста, Илионея, Гиаса, Клоанта и других.

Дидона, поражённая явлением Энея и тронутая его тяжкой судьбой, воскликнула:

– Что за злой рок гонит тебя, какая судьба принесла к этим берегам! Эней, сын Анхиза, рождённый на берегах бурного Симоента самой Венерой! Я была ещё маленькой, когда к отцу явился Тевкр Теламонид, брат Аякса, изгнанный с Саламина своим отцом за то, что не сумел уберечь брата от смерти. Тогда мой отец дал ему землю на только что завоёванном Кипре. С тех пор я наслышана о бедах Трои, о тебе и о царях Греции. Тевкр был греком и врагом Илиона, но и он говорил о троянцах с уважением и даже похвалялся, будто сам произошёл от троянских предков и потому носит их имя. Что ж, позволь мне пригласить тебя и твоих спутников в свой дом. Я сама такая же беглянка, как и вы, мне пришлось много скитаться, прежде чем судьба дала мне покой на этих берегах. Мне знакомо горе, и оно учит помогать чужой беде.

Дидона пригласила Энея с друзьями в свой дворец, а в храме приказала принести благодарственные жертвы. К берегу, где пристали троянские корабли, по её приказу отправили двадцать быков, сотню ягнят и овец, сотню жирных поросят и вино.

А во дворце уже кипели приготовления к роскошному пиру. Коврами, расшитыми пурпуром, застлали полы, поставили на столы серебряную посуду и золотые кубки с чеканкой, изображающей славные деяния предков, их битвы и победы.

Пока шли эти приготовления, Эней отправил Ахата к берегу, чтобы тот привёл Аскания: отцовское сердце истосковалось по сыну. Кроме того, он велел принести с кораблей сокровища, которые удалось спасти из гибнущей Трои и которые он предназначил в дар царице Карфагена, – расшитый золотом плащ и шафрановое покрывало с узором из листьев аканта. Их когда-то Леда подарила Елене, которая забрала их с собой, когда бежала из Спарты в Трою. Ещё жезл, принадлежавший старшей дочери Приама, и жемчужное ожерелье с золотым венцом, украшенным драгоценными камнями.

Ахат поспешил к берегу, а Венера уже замыслила новую хитрость. Ибо она опасалась тирийцев, известных своим двоедушием, и знала, что Юнона, покровительница Карфагена, всё ещё лелеет свою злобу к троянцам и не отказалась от мести. Венера решила подменить Аскания Купидоном, принявшим его облик, – чтобы он, передавая Дидоне богатые дары, воспламенил её сердце любовью. Она сказала Купидону:

– Мой божественный сын, в тебе одном моя мощь и моя власть. Ты один не боишься гнева Юпитера, и мне нужна твоя помощь. Ты знаешь о несчастной судьбе своего брата Энея. Много лет он скитается по морям, гонимый злобой Юноны. Ты сам вместе со мной плакал над его страданиями. Дидона хочет удержать его у себя, говорит льстивые слова, но моё сердце неспокойно. Я боюсь гостеприимства города Юноны – как знать, чем оно обернётся? Ведь злопамятная богиня не упустит случая отомстить.

Вот что она повелела сделать Купидону:

– Чтобы предупредить козни Юноны, нам надо внушить Дидоне любовь к Энею, тогда уже никто из бессмертных не сможет изменить её чувства. Вот что я придумала. Царевич Асканий сейчас спешит с берега на зов отца с дарами для царицы. Я нашлю на мальчика сон, унесу его к себе на родину, на Киферу, или к себе домой, в убежище на кипрской горе Идалион. А ты на одну ночь примешь его облик – тебе это несложно, ведь ты и сам мальчик, – и как только Дидона посреди пира посадит тебя на колени и станет целовать, ты тайком вольёшь в нее пламя любви, незаметно отравишь её сердце страстью.

Купидон, известный своей мальчишеской любовью к проказам, без раздумий согласился. Сняв крылья, он принял облик сына Энея и, подражая его походке, отправился во дворец. А Аскания Венера погрузила в сладкую дремоту, взяла на руки и унесла прочь, на Кипр, где он мирно заснул в тени высоких деревьев, овеваемый ароматом душистого майорана.

Купидон же в самом прекрасном расположении духа шагал во дворец вслед за Ахатом и нёс дары для Дидоны. Они пришли как раз вовремя, к началу пира. Дидона заняла место во главе стола на своём царском золотом ложе, убранном коврами. На пурпурных покрывалах рядом с ней возлежал Эней и по сторонам от них другие троянцы. Слуги подали воду для умывания и мягкие полотенца. Пятьдесят рабынь принесли в пиршественный зал угощения и зажгли благовония. Сто рабынь и столько же рабов расставили по столам блюда и чаши. На украшенных резными узорами ложах лежали многочисленные гости. Все дивились богатым дарам, разглядывали золотой плащ и шафрановое покрывало, смотрели на Энея и его мнимого сына. Пристальнее всех смотрела и никак не могла насмотреться несчастная царица: она уже была обречена. Купидон некоторое время был с Энеем и обнимал его за шею, только чтобы насытить отцовскую любовь, а потом поспешил на руки к царице. Та прижимала к себе чудесного мальчика и ласкала его, не зная, что на коленях её могущественный и безжалостный бог. Он же, помня наказ матери, незаметно насылал на неё свои чары, чтобы она забыла о погибшем муже и её сердце освободилось для новой любви.

И вот пир окончен. Рабы проворно унесли столы и принесли крате́ры – большие чаши для смешивания вина. Кубки наполнялись до краёв, шум голосов разносился по чертогам, повсюду были слышны радостные восклицания. С золотых потолков свисали лампады и наполняли залу светом, разгоняя ночую тьму. Царица велела подать золотую чашу, украшенную драгоценными камнями, которая принадлежала ещё её отцу, и наполнила её вином, не разбавляя. Гости умолкли.

– О Юпитер, – сказала она, – ты сам установил законы гостеприимства! Сделай же так, чтобы этот день принёс радость и троянцам, и тирийцам! Пусть память об этом дне сохранят потомки! О благая Юнона и ты, Вакх, отец вина, пребудьте сегодня с нами! Вы же, мои гости, наслаждайтесь пиром!

Она выпила из золотой чаши, её наполнили снова, вслед за ней выпил её военачальник, а за ним и остальные знатные гости. Взял в руки золотую кифару Иопад, который учился игре у самого великого Атланта. Он пел о ходе Луны и Солнца, о происхождении людского рода и о появлении животных, о том, откуда взялись дождь и звёзды. О созвездиях Гиад, о звезде Арктур, о Большой и Малой Медведицах, а также о том, почему так короток зимний день и почему не спешит опуститься на землю летняя ночь. Тирийцы и тевкры рукоплескали Иопаду.

Так, среди шумных гостей, коротая ночь в беседах, несчастная царица Карфагена долго впитывала яд Купидона. Она расспрашивала Энея о Приаме и о Гекторе, какие доспехи носил Мемнон, что за кони были у Диомеда и каков был Ахилл.

– Но, – сказала она, – расскажи нам по порядку о злодеяниях данайцев, о бедах твоего народа и обо всём, что с вами приключилось. Ведь уже седьмой год вы скитаетесь по бескрайним морям и по всем концам земли.