В огороде на задах дома, четырехугольной делянке восемнадцать на шестнадцать футов, обнесенной деревянным заборчиком, Джулия наблюдала, как мать собирает остатки картофеля. Вот-вот должен был подойти Уильям. Он, конечно, явится минута в минуту, и кто-нибудь из близняшек впустит его в дом. Наверное, Уильям опешит от вопроса отца, знает ли он какие-нибудь стихи наизусть, и нескончаемой болтовни туда-сюда снующих Эмелин и Цецилии. Сильвия еще на работе в библиотеке, так что он будет избавлен от ее испытующего взгляда. За пару минут в обществе отца и сестер Уильям поймет, до чего они милые, а затем его ждет главный приз – впечатляющий выход Джулии. В семье она этим славилась, поскольку единственная из домочадцев всегда выбирала момент для своего появления. Малышкой Джулия с возгласом «Та-дам!» любила влетать в гостиную или кухню.
Интересно, как Уильям воспримет их маленький дом, втиснутый в ряд однотипных приземистых кирпичных зданий на Восемнадцатой улице? Семья Падавано обитала в Пльзене, рабочем районе, полном иммигрантов. Здесь стены домов были расписаны яркими граффити, а в супермаркете испанская и польская речь звучали не реже английской. Джулия боялась, что и район, и сам дом покажутся гостю захудалыми. Кушетка с пестрой обивкой, затянутая пленкой. Деревянное распятие на стене. Обрамленные иконки святых женского пола возле обеденного стола. Чем-нибудь расстроенная, мать Джулии устремляла взор на лики мучениц и вслух перечисляла всех поименно, словно умоляя их оградить семейство от бед. Аделаида, Агнесса Римская, Екатерина Сиенская, Клара Ассизская, Бригитта Ирландская, Мария Магдалина, Филомена, Тереза Авильская, Мария Горетти. Все четыре девочки Падавано могли отчеканить эти имена не хуже молитвы. Обычно ни один семейный обед не завершался без отцовской декламации стихов или материнского перечня святых.
Джулия поежилась. Она вышла без пальто, хотя термометр показывал всего плюс пять, но чикагцы признавали холодом только значения ниже нулевой отметки.
– Он мне нравится, – сказала Джулия в спину матери.
– Парень не пьяница?
– Нет. Он спортсмен, баскетболист. И отличник. Специализируется в истории.
– Значит, умный, как ты?
Джулия задумалась. Бесспорно, Уильям был умен. Голова у него работала. Вопросы его говорили о том, что он хочет понять Джулию. Однако ум его не выражался в твердых мнениях. Любознательный и сомневающийся, Уильям был податлив. Несколько раз он вместе с Джулией занимался в библиотеке имени Руди Лозано, находившейся неподалеку от дома Падавано. Библиотеку, в которой работала Сильвия, окрестные жители использовали как место встреч, но для Уильяма занятия в ней означали позднее возвращение – целый час пешком. При составлении планов на выходные он говорил: «Сделаем, как ты хочешь, у тебя всегда прекрасные идеи».
До недавнего посещения баскетбольного матча Джулия никогда не задумывалась о «разуме тела», и ее поразило, насколько волнующим зрелищем оказалась игра. Уильям предстал совершенно иным – он отдавал команды партнерам, он, рослый и крепкий, служил мощной преградой на пути соперников к кольцу. Джулия не интересовалась баскетболом и не знала правил, но прыжки и пробежки красивого парня были полны такой устремленной чувственности, что она поймала себя на мысли «С ним – да».
– Он надежный, – сказала Джулия. – И серьезно относится к жизни, как и я.
Мать выпрямилась. Стороннего наблюдателя ее вид позабавил бы, но Джулия уже привыкла к такому наряду. Для возни в огороде Роза облачалась в слегка переделанную форму бейсбольного кетчера и темно-синее сомбреро. Все это она отыскала на помойке. В их квартале жили сплошь итальянцы, но соседние улицы заполонили семьи мексиканцев, и после очередного празднования Синко де Майо Роза выудила сомбреро из чьего-то мусорного бака. Снаряжение кетчера она раздобыла после того, как соседа Фрэнка Чеккони, подсевшего на наркотики, поперли из школьной бейсбольной команды. В огромных ножных щитках и нагруднике, к которому она пришила карманы для садовых инструментов, Роза выглядела готовой к игре, вот только неясно какой.
– Стало быть, он не умнее тебя. – Она сняла шляпу и пригладила волосы, кудрявые, как у дочерей, но уже отмеченные сединой.
Роза выглядела куда старше своего возраста и давно отменила всякие празднования своих дней рождения, объявив личную войну течению времени. Она посмотрела на грядки. Неубранными остались только картофель и лук, теперь главной заботой стала подготовка огорода к зиме. Тут засевался каждый клочок земли, кроме узкой тропки, в конце которой притулилось к ограде белое изваяние Девы Марии. Роза вздохнула:
– Наверное, оно и к лучшему. Я-то в тысячу раз умнее вашего отца.
«Умный» – коварное слово, подумала Джулия. Чем измерить ум, если никто из ее родителей не учился в колледже? Однако мать была права. Джулия видела фото, где в начале их совместной жизни Роза, красивая, элегантная, веселая, вместе с Чарли позирует на фоне этого самого огорода, но в конечном счете она, смирившись, облачилась в свое огорчительное супружество, как вот в этот нелепый наряд для возни на грядках. Все ее неимоверные усилия направить мужа на путь успешности и финансовой стабильности окончились провалом. Теперь вотчиной отца был дом, а убежищем Розы – огород.
Небо потемнело, воздух сделался еще холоднее. С наступлением холодов окрестность затихнет, однако нынче она гомонила, будто стараясь выговориться напоследок, – отдаленный детский ор и смех, щебет старой миссис Чеккони в саду, троекратный чих мотоцикла, прежде чем заведется мотор.
– Наверное, пора в дом, – сказала Роза. – Тебя не смущает одеяние твоей старой матушки?
– Ничуть.
Джулия знала, что все внимание Уильяма будет отдано ей. Она обожала его полный надежды взгляд, точно у шкипера, высматривающего безопасную гавань. Уильям вырос в хорошем доме, у него были деятельный отец, большая лужайка и своя комната. Он явно знал, что такое благополучие, и было несказанно приятно от того, что он видит возможность вновь его обрести рядом с Джулией.
Роза пыталась создать прочную жизнь, но Чарли отлынивал либо крушил возводимое ею строение. Еще не закончив первый разговор с Уильямом, Джулия решила, что он – ее мужчина. В нем было все, что она искала, и потом, он ей просто нравился. Увидев его, она улыбалась и ужасно любила, когда он брал ее маленькую руку в свои большие ладони. Они станут отличной командой – Уильям, изведавший жизнь, к которой стремилась Джулия, направит ее неиссякаемую энергию в строительстве их совместного будущего. Когда они поженятся и обустроят свой дом, Джулия поможет родным. Крепкая основа ее семьи выдержит всех.
Она едва не рассмеялась, увидев, с каким облегчением Уильям воспринял ее появление в гостиной. Он сидел на скрипучей кушетке рядом с Чарли, который обхватил его за плечи. Цецилия развалилась поперек старого красного кресла, Эмелин поправляла прическу, глядя в настенное зеркало возле входной двери.
– У тебя великолепный нос, Уильям, – серьезно произнесла Цецилия.
– Кхм… спасибо, – растерянно поблагодарил Уильям.
– Не обращай внимания, это в ней говорит художник, – усмехнулась Джулия.
Цецилия занималась в школьной изостудии и во всем видела материал для своих будущих работ. Как-то раз Джулия, заинтригованная невероятно сосредоточенным видом сестры, спросила, о чем она задумалась, и та ответила: «О пурпурном цвете».
– У тебя и вправду красивый нос, – вежливо сказала Эмелин, заметив, что Уильям покраснел, и желая его ободрить. Она чутко улавливала эмоциональный настрой любой компании и стремилась, чтобы всем было уютно и хорошо.
– Он не знает ни строчки из Уитмена, представляешь? – возвестил Чарли. – Парень очень вовремя к нам попал. Я бросил ему спасательный круг в виде пары четверостиший.
– Уитмена не знает никто, кроме тебя, папа, – сказала Цецилия.
Для Джулии незнакомство Уильяма с творчеством Уолта Уитмена стало лишним подтверждением того, что он иной, нежели ее отец. По голосу родителя было ясно, что он навеселе, но еще не пьян. Чарли держал в руке стакан, наполовину заполненный тающими кубиками льда.
– В библиотеке я могу отложить для тебя «Листья травы», если хочешь, – предложила Сильвия. – Почитать стоит.
Джулия не сразу заметила сестру, стоявшую в проеме кухонной двери. Видимо, Сильвия только что вернулась с работы, ярко-красные губы свидетельствовали, что она целовалась с кем-то из своих ухажеров, укрывшись за книжными стеллажами. Сильвия оканчивала школу и все свободное время работала в библиотеке, чтобы накопить деньги на двухгодичный муниципальный колледж. В отличие от Джулии, она не могла рассчитывать на академическую стипендию, поскольку не обладала ее упорством. Отличница в интересовавших ее предметах, по всем остальным Сильвия имела сплошные тройки. А вот напористость Джулии была этакой газонокосилкой, которой она обработала лужайку школы, держа на прицеле очередной участок.
– Спасибо, – сказал Уильям. – К сожалению, я мало знаком с поэзией вообще.
Джулия знала, что он не обратит внимания на распухшие губы ее сестры, а если и заметит, то не догадается о причине. Сильвия была ей ближе других сестер, но только она порою ставила ее в тупик, лишая дара речи. Всегдашним и единственным увлечением Сильвии было чтение, она поглотила уйму романов, выудив из них для себя цель жизни: найти большую любовь, какая встречается раз в сто лет. Мечта детская, но до сих пор Сильвия держалась за нее обеими руками. Каждый божий день она высматривала его, свою родственную душу. А в библиотеке обжималась с парнями, практикуясь для встречи с любовью.
– Это же нехорошо, – увещевала ее Джулия, когда, погасив свет, они укладывались в кровати, стоящие рядом. – И потом, любовь, которую ты ищешь, выдумка. Главная мысль всех этих книг – «Грозовой перевал», «Джейн Эйр», «Анна Каренина» – в том, что страсть – разрушительная сила. Это же сплошь трагедии, Сильвия. Задумайся: все эти романы заканчиваются безысходностью или смертью.
– Суть не в трагедии, – вздыхала сестра. – Мы и сегодня читаем эти книги, потому что история любви так истинна и безмерна, что от нее нельзя отвернуться. И страсть не уничтожает, она, я бы сказала, обогащает. Если мне посчастливится изведать такую любовь… – Сильвия умолкала, не в силах облечь в слова всю грандиозность этого.
Сейчас, глядя на ее распухшие губы, Джулия покачала головой, уверенная, что подобная мечта непременно выйдет боком. Сестра слишком уж зашорена своими иллюзиями. Дело кончится тем, что она прослывет шалавой, а потом выйдет за красавца-неудачника, ибо он смотрел на нее совсем как Хитклифф.
Эмелин сообщила о своем классном руководителе, которому назначили испытательный срок за курение марихуаны.
– Он очень честный. Рассказал нам, как попался, и все такое. Я переживаю, что своей откровенностью он накличет на себя что-то похуже. По-моему, он не знает правил взрослой жизни – о чем говорить и о чем помалкивать. Так и хочется его остеречь: тсс!
– И заодно посоветуй ему завязать с травкой, – сказала Цецилия.
– Не пора ли нам за стол? – Роза успела привести себя в порядок и переодеться в нарядное домашнее платье. – Очень рада познакомиться, Уильям. Ты любишь красное вино?
Уильям встал с кушетки, выпрямился во весь рост и кивнул.
– Здравствуйте, мэм.
– Пресвятая Богоматерь! – Глядя на него, Роза запрокинула голову. Сама она еле дотягивала до пяти футов. – Джулия, что ж ты не предупредила, что он великан?
– Дивный парень, правда? – воскликнул Чарли. – Сумел обтесать острые края нашей Джулии, что я считал абсолютно невозможным. Посмотри, как она улыбается!
– Папа! – возмутилась Джулия.
– На какой позиции играешь? – спросил Чарли.
– Маленького форварда.
– Ха! Если ты маленький, не хотел бы я встретиться с большим!
– Интересно, как объяснить подобный рост с точки зрения эволюции? – вопросила Сильвия. – Разве нам нужны дозорные, которые через крепостные стены заметят приближение врага?
Все рассмеялись, включая Уильяма, но Джулии показалось, что он слегка задет этим обсуждением. Она подошла к нему и прошептала:
– Достали мы тебя?
Уильям нежно стиснул ей руку, что читалось знаком «и да и нет».
Обед был невкусный. Несмотря на свои огородные удачи, Роза терпеть не могла готовку и через силу стряпала по очереди с дочерьми. Кроме того, ее отменные овощи предназначались не для стола, а на продажу – каждые выходные близняшки торговали ими на рынке богатого пригорода. Нынче кухаркой была Эмелин, что означало блюда из замороженных полуфабрикатов. Право выбора предоставили гостю, Уильям высказался в пользу индейки, которую ему подали на лотке с отделениями для пюре, горошка и клюквенной подливки. Члены семейства беспечно последовали его примеру и приступили к трапезе. В меню еще значились рогалики, также разогретые в духовке. Их встретили с изрядным энтузиазмом и смели за десять минут.
– В детстве мама кормила меня такими же обедами, – сказал Уильям. – Спасибо вам за приятное воспоминание.
– Я рада, что ты не обескуражен нашим угощением, – ответила Роза. – Позволь узнать, ты воспитан католиком?
– Я окончил бостонскую католическую школу.
– В профессиональном плане пойдешь по стопам отца? – осведомился Чарли.
Вопрос этот удивил Джулию и насторожил ее сестер. Чарли никогда не говорил о работе и никого не спрашивал о сфере деятельности. Свою работу на бумажной фабрике он ненавидел. По словам Розы, мужа ее не увольняли только потому, что предприятием владел его друг детства. Чарли постоянно твердил дочерям, что не работа создает личность.
«А что создает твою личность, папа?» – однажды спросила Эмелин, в очередной раз услышав эту сентенцию. Вопрос был задан нежным тоном дочки, которую в семье считали самой искренней и ласковой.
«Твоя улыбка, – сказал Чарли. – Ночное небо. Цветущий кизил в палисаднике миссис Чеккони».
О проекте
О подписке