Ещё не развеялся поднявшийся к небу чёрный дым, как к краю воронки подошли карабинеры, и один из них даже протянул Майклу руку, чтобы помочь ему выбраться наружу. Репортёр выбрался из ямы и непроизвольно посмотрел на папский балкон. Ему показалось, что понтифик послал ему благословение.

Он вдруг ощутил, насколько сильно устал, и понял: у него не хватит сил выдержать ещё и растущее на глазах ликование спасённой толпы. Майкл застегнул рубашку на все пуговицы и, будто подгоняемый ветром, пересекая пустынные улицы, дома на которых словно расступались перед ним, меньше чем через минуту очутился у себя дома. Там, наконец, он упал на диван и забылся сном.

Полдня Майкл провёл в корпункте, выслушивая со всех сторон новости: утром полицейская машина по неизвестной причине оказалась под землёй, будто провалилась в огромную яму. Это произошло недалеко от собора Святого Петра. Рядом оказалось много людей, собравшихся на аудиенцию с Папой Римским, но никто не видел, что произошло со злосчастным автомобилем и как он туда упал. В прямом эфире свидетели только пожимали плечами и ограничивались рассказами, как какие-то люди устроили беспорядки, после чего поднялась паника и все, кто там находился, услышали взрыв. От машины остались только расплавившиеся в огне обломки, и вытаскивать её, скорее всего, никто не собирается. Дешевле будет так закопать.

Майкл понял: об истинной причине произошедшего взрыва власти решили умолчать, чтобы не вызвать переполох в обществе. Ещё немного – и от разговоров на эту тему останутся только насмешки. Кто-то из коренных римлян уже позволял себе высказывания в духе: подумаешь, машина провалилась, да ещё полицейская, наверняка её отправили к дьяволу из-за непочтительности людей в форме к собравшимся перед собором гражданам и популярного среди грешников неверия в силы небесные… Сто лет назад на площади Святого Петра люди слушали понтифика, не вылезая из экипажей – и никто не проваливался!

Просидев до обеда за размышлениями над услышанным от других и увиденным лично, Майкл перекусил, даже не почувствовав вкуса, и отправился в парк виллы Боргезе. Он шёл, избегая встречных парочек и забираясь в самую глубь, подальше от аллей с окружёнными мусором скамейками. Майкл решил в этот день не возвращаться сразу домой, а послушать шелест колеблемой ветром листвы и гудение собирающих пыльцу насекомых. В итоге он устал, присел под каким-то большим деревом и задремал.

Над вечным городом уже вовсю властвовал май, и даже ночной прохлады не хватало телу для того, чтобы остыть после жаркого дневного света. В такие дни Майкл не мог уснуть, пока не примет холодный душ, а после него тем более тянуло во двор – дышать прелой пылью, ароматами увядавших и возрождающихся цветов… А тут репортёр уснул как младенец, да ещё и на голой земле, а не в уютной постели.

Очнувшись у врат Дворца правосудия, он увидел вокруг себя полицейских, собравшихся как будто для того, чтобы охранять его сон, и старавшихся как можно более деликатно привести Майкла в чувство. Он был как никогда близок к тому, чтобы стать – и вполне заслуженно – пациентом психиатрической клиники. Но, на его счастье, он увидел, что недалеко от этого места оказалась сотрудница его родной редакции. Это была Вайнмун, которую ни Майкл, ни Данте не воспринимали всерьёз. «Каким ветром её сюда занесло? – подумал Майкл. – Ах да, она же бегает с бумагами по разным инстанциям, общается с бюрократами. Интересно, как они её встречают? Она же выглядит совсем несолидно. Нормального роста, но такая щупленькая и воздушная. Или им как раз такие и по душе?» Да, он никак не мог обознаться, это была китаянка: волосы у Вайнмун были привычно собраны на затылке в пучок, на него смотрели её глаза, миндалевидные и раскосые, как у большинства её соотечественниц, но в лице появилось что-то явно европейское. Девушка протиснулась сквозь толпу зевак и насколько могла сурово поинтересовалась у стражей закона, на каком основании Майкла задержали. Выслушав их и из всего сказанного сделав вывод, что «мужчина нуждается в помощи» и «что с ним не всё в порядке», она тут же настойчиво предложила отвезти его к себе – не к нему и даже не в участок – а к себе домой, чтобы напоить беднягу чаем, обработать ссадины и дать отдохнуть. Полицейский сомневался, рассматривая хрупкую восточную девушку, игравшую в строгую чиновницу.

– Вы, собственно, кем ему приходитесь? – поинтересовался он.

– Это моя невеста, – неожиданно вмешался Майкл, чтобы долго не объяснять подробности их с Вайнмун взаимоотношений и избежать дальнейших споров. Уж лучше к ней, чем в участок! Хотя Майкл заметил, что девушка, скорее, была готова к долгим объяснениям и немного шокирована вырвавшимся у коллеги признанием. Полицейский постарше повернулся к Майклу, посмотрел на него с интересом и некоторым сомнением: уж не шутит ли он? Но потом, оформив бумаги, он распорядился отправить Майкла вместе с девушкой на служебном авто.

Приняв, наконец, горизонтальное положение на мягком диване, Майкл пришёл в себя и расслабился до такой степени, что перепутал её дом со своим. Но, собираясь было задремать, вспомнил о Вайнмун, окружившей его такой заботой, что он почувствовал себя обязанным, и сконфуженно попросил:

– Милая девушка, безмерно вам благодарен, но прошу поскорее уйти, иначе меня арестуют за совращение несовершеннолетней.

– Что вы, синьор Картер, мне уже тридцать пять. И куда же мне уйти? Это ведь мой дом.

– Тридцать пять? – Майкл не смог скрыть удивления. – А ты хорошо сохранилась.

Сомнительный комплимент. Майкл вспомнил, что она всегда питалась чем-то эфемерным и совершенно некалорийным. Но откуда у неё столько сил? Он ни разу не видел Вайнмун утомлённой.

– Только не называй меня «синьор», хорошо? Ты забыла, что мы работаем вместе и меня зовут Майк?

«Невеста» выдавила из себя подобие улыбки, хотя было видно, что под мужским взглядом, изучающим её лицо, она чувствовала себя неловко. Майкл продолжил допрос:

– Как я там оказался? Что я там делал?

Девушка посмотрела на него как на инопланетянина, но, видя, что он передумал спать, помогла ему подняться и подложила ему под спину подушку.

– Наверное, как и все, кто приехал посмотреть на… Вы же слышали новости?

Она включила телевизор, и до Майкла наконец дошло. По всем каналам сообщали, что сегодня ранним утром к Дворцу правосудия кто-то подогнал тот самый фургончик, набитый золотыми слитками, который полиция засекла на видеозаписи возле банка. Когда машину открыли, то оказалось, что все слитки на месте. Водитель летел на такой скорости, что по дороге задел несколько машин, и сейчас полиция составляет список повреждений. Банк, обрадованный тем, что слитки нашлись, тут же объявил о готовности покрыть все издержки. Это кратко, если отбросить традиционную итальянскую эмоциональность.

Ошарашенный Майкл наблюдал за тем, как репортёры, перебивая друг друга, кричали в камеры, что именно они первыми прибыли на место происшествия. Также сообщалось, что один из журналистов так спешил, что получил небольшие царапины. А где же водитель фургончика? «Его не нашли», – сухо сообщил шеф полиции. Так… Значит, они не видели, как Майкл вылетел через лобовое стекло. Или не поверили своим глазам.

– Ты что-нибудь понимаешь? – поинтересовался он у Вайнмун. – Ты видела, как всё произошло?

– Нет, я выходила из здания, увидела вас в окружении полицейских и подумала, что нужна моя помощь. А вы сами совсем-совсем ничего не помните?

Майкл почувствовал, как из глубин памяти всплывают сцены словно в бреду… Он толкает какие-то массивные ворота, и они падают от первого прикосновения, ему навстречу выбегают разъярённые люди и стреляют в него, но пистолеты рассыпаются или взрываются в их руках. Потом он едет на какой-то машине, а другие автомобили, которые встречаются по дороге, отскакивают от неё, как резиновые мячики. И, наконец, свернув на мост Умберто Первого и проскочив по нему на глазах у всего города, Майкл останавливает машину – тот самый фургончик – у главного входа в Дворец правосудия. Если это всё действительно сделал он, то ему это так просто не сойдёт с рук!

Вайнмун соорудила из ничего нечто сытное, но некалорийное, покормила Майкла и велела не выходить из дома, пока он не окрепнет, а сама побежала на работу, чтобы отсканировать и зарегистрировать документы, которые ей в тот день удалось подписать. Девушка подавала прошение в кассационный суд по поводу регулярных отключений электричества, за которое корпункт заставляли платить сверх счётчика. Все апелляции по поводу тяжб с муниципалитетом отклонялись, поэтому пришлось идти в кассацию самой. Данте уговаривал её не связываться с судебными органами, а решать вопросы с водоснабжением и электричеством с помощью подарков. «Взятки? Невозможно», – категорически отметала его советы Вайнмун.

Оставшись один после ухода девушки, Майкл нафантазировал с целый короб о своих приключениях свыше того, что ему подсказывала память, и разволновался от этого ещё сильнее, и к её возвращению тем же вечером сформулировал для себя вероятные причины случившегося с ним. Сначала он подумал, что стал жертвой гипноза. А что такого? Майкл никогда раньше не посещал такие сеансы и не имел понятия, внушаем он или нет. А вдруг внушаем? Если да, то им могли управлять, и тогда бы он вполне мог действовать как в тумане и даже забыть о том, что делал. Но действие любого гипноза не вечно и уже должно было закончиться. Или ему могли подсыпать что-нибудь, чтобы подчинить своей воле. Но зачем? И почему именно его? Что он такого сделал за последние дни? Его мысли невольно возвращались к встрече в банке с Неро и неожиданному «подарку» от него…

Майкл снова почувствовал себя уставшим и заснул. День ещё не заканчивался, и Вайнмун ещё не пришла. И вдруг, очнувшись, как после обморока, он увидел, что обломок камня, выложенный им на стол после ухода девушки, светится, неярко, но вполне заметно. От него исходил тонкий прерывистый луч, свободно достигающий потолка. Что за наваждение?!

Могут ли изменения, происходящие в его жизни в последнее время, быть связаны с этим предметом, этим странным минералом, с которым он не расставался ни днём, ни ночью и который в эту минуту словно подмигивает Майклу, излучая слабый свет? В чём природа этого свечения и представляет ли она опасность для человека? Не из-за этого ли обломка сны Майкла стали такими яркими, тревожными и полными фантастических картинок?

А может, камень способен пробуждать у людей сверхъестественные способности? Не потому ли Неро умолял Майкла вернуть его? Не зря этот мужчина вызвал у репортёра подозрения. Он ещё тогда почувствовал, что с этим свёртком что-то нечисто. Слишком много вопросов, на которые нет ответа. И не у кого спросить…

Тут в замке повернулся ключ – вернулась «невеста». Майкл, пока она ещё не вошла в гостиную, едва успел спрятать камень в комоде между стопками белья. Вместе с Вайнмун пришёл и Данте – он принёс американцу известие о премии, выписанной за его сенсационные репортажи, растиражированные самим Данте в несколько изданий. Деньги должны были поступить на счёт со дня на день, так что теперь он мог спокойно отдыхать и наслаждаться бездельем.

– Советую тебе, парень, и дальше держаться Вай. С ней не пропадёшь. – Данте одобрительно кивнул на «невесту», помахал Майклу рукой и исчез.

– Я не пропаду и сам по себе, – проворчал Майкл, когда Вайнмун пошла закрывать за гостем дверь.

Майкл не хотел расстраивать ещё кого-то своими фантазиями, тем более представительницу женского пола. Он не желал выглядеть в её глазах глупцом. Пройдёт немало времени, прежде чем она привыкнет к нему и научится воспринимать его всерьёз. И нужно ли это ей и ему самому? Да, она ему нравилась, временами даже очень, но ничто не мешало им разойтись в разные стороны. Он не мог объяснить, чем она ему приглянулась. Когда раскладываешь кого-то, кто тебя привлекает, по полочкам, то приходишь к выводу, что по отдельности все эти черты зачастую проигрывают в сравнении с другими их носителями, но все вместе они образуют в любимом человеке такое целое, которому трудно – а подчас и невозможно – найти равноценную замену. Но это было самое простое, даже слишком простое объяснение. Поэтому ей о нём знать пока было рано. Да и оба они вряд ли к нему были готовы в те дни…

После ужина Вайнмун старалась осторожно расспросить Майкла, сподвигнуть его на откровенность. Но все её попытки так ни к чему и не привели, он сослался на туман в голове и остался спать на диване в гостиной перед экраном телевизора, а девушка с разочарованным видом скрылась в спальне.

Но тревога не отпускала его. Майкл давно бы отдал эту проклятую штуку владельцу, если бы не странные происшествия, в которых ему пришлось участвовать. Сначала он пригоняет полицейским фургон с золотыми слитками, потом он же нейтрализует террористов на соборной площади… Майкл вдруг обрёл могущество, о котором не мог и мечтать.

Он бы теперь не удивился, если бы оказалось, что и Неро из госпиталя выкрал тоже он. А что, если правда?.. Где одно – там и другое.

Но к чему оно, это могущество Майклу, если его руками управляет какая-то иная сила? Если его ни о чём не спрашивают, а, наоборот, лишают свободы воли? Он же не безмолвная игрушка, в конце концов? Тем более такая сила, которой Майкл не может противостоять. Вернуть осколок теперь? Ну уж нет, пусть лучше пострадает он один, лишь бы такая удача не вернулась в руки настоящего бандита, каковым он отныне считал этого проходимца Неро. В банке, кажется, все ему сразу повиновались и по его приказу вынесли то, что он потребовал. Вот ещё один пример действия «оберега» на окружающих. Майкл лишил Неро украденного золота, и теперь ему самому может не поздоровиться. И тем, кто с ним рядом. Он посмотрел на дверь в спальню, где находилась Вайнмун. Бедная девочка, он не переживёт, если с ней что-нибудь случится. Проворочавшись пару часов и так ничего и не придумав, Майкл решил отложить все вопросы до утра.

Но, возможно, неспроста его последней мыслью перед сном стала Вайнмун, потому что в этот раз он очнулся на перроне станции метро – почти голым. Даже чудесный осколок, который он бережно прятал на шее, когда выходил из дома, он поначалу не мог найти и подумал, что тот куда-то пропал. Но, к счастью, в руках у него осталась сумка, которой он кое-как прикрывал наготу и в которой оставался завёрнутый в широкую ткань камешек. Что за сумка, откуда она взялась и кто туда положил этот свёрток – разбираться было некогда.

Майкл спрятался в туалете и обернул этим куском ткани бёдра. От объяснений с полицией это его всё-таки не спасло, но, изучив его реакции и не обнаружив в его дыхании паров алкоголя, полицейские его отпустили. Как Майклу удалось отстоять заветный камешек и как стражи порядка смогли обойти вниманием его сумку, в которой светился доставшийся от Неро оберег, непонятно, но он и не нуждался в срочном ответе. Во всяком случае, об этом приключении он уж точно сообщать своим читателям не будет.

Чтобы попасть обратно в квартиру Вайнмун, где осталась его одежда, Майклу пришлось разбудить хозяйку звонком. Видимо, уходя, он не взял с собой ключ. «А вот сумку взял, с ума сойти!» – ругался Майкл про себя. Ну что ж, раз Вайнмун связалась с Майклом, пусть она будет готова ко всему. Однако в этот раз приключение завершилось как нельзя лучше. После того как он предстал перед Вайнмун в набедренной повязке, она решила больше не отпускать Майкла из виду, и остаток ночи он провёл в её постели, впрочем, не без взаимного удовольствия.

С той ночи в их отношения обрели интимный оттенок. Правда, в остальном они не выходили за рамки дружеских. О чём они могли говорить? У них слишком разные интересы. Она смотрела в сторону востока, он – запада.

Во что верила Вайнмун? В то, что все мы песчинки, нас разносит ветер туда, куда ему вздумается. Счастье в вечном, а не в сиюминутном. Зла нет, у каждого свой путь к Истине. Майкла воспитали по-другому, и жил он всегда среди людей, ставящих на пьедестал личность, каждую отдельную душу со всеми земными и небесными правами. Кроме того, как западник, слепо верящий в господство современных технологий над разумом, он с сомнением относился к религиозным и вообще мистическим объяснениям причин человеческих поступков.

К тому же Майкл не мог ограничиться только растительной пищей – как бы она ни приближала его к Истине. Ему хотелось мяса и пасты, бродить по улицам в одиночестве и размышлять о чём придётся, не спрашивая ни у кого разрешения.

Поэтому вскоре Майкл перебрался к себе домой, а Вайнмун осталась жить у себя. Их встречи сократились до физиологически необходимого количества. И так продолжалось бы и дальше, если бы не череда последовавших за его возвращением происшествий, перевернувших жизнь Майкла и его отношения с заботливой китаянкой с ног на голову.

Через пару дней он шёл с работы домой – может быть, не самым коротким маршрутом, но зато в тени. И вдруг подумал: женщины в Риме обладают особенным шармом, даже китаянки, как ему теперь верилось, способны измениться и превратиться в римлянок – свободных, слегка заносчивых, нескучных и понимающих юмор. Он надеялся, что Вайнмун тоже в конце концов начнёт понимать его и доверять ему.

И вдруг – мысли иногда материализуются – взгляд Майкла привлекла фигура идущей ярдах в пятнадцати впереди него молодой женщины в брючном костюме. Она показалась ему слишком знакомой, хотя он никак не мог разглядеть её лицо. Где он видел её раньше? Точно не в Риме!

Когда Майкл приблизился к ней и уже готовился протянуть руку, чтобы дотронуться до её плеча, его взяла в тесное кольцо банда назойливых пигмеев. Американец не мог и шагу ступить, порывался поднять ногу, но они не дали ему поставить её обратно, естественно, он упустил эту женщину. От досады Майкл наорал на них, и они тут же разбежались, наполнив воздух отвратительным, неестественно звучавшим смехом. Других преград на пути до дома он в тот день не встретил, но этот эпизод немного испортил ему настроение.

В следующий раз, когда Майкл снова пробирался по тенистым улочкам, он заметил группу мальчишек, что-то рисовавших на асфальте, и попытался обойти их. Тут один из детей вытащил откуда-то из тёмного угла металлический прут и метнул его с неожиданной силой вслед репортёру Проклятая железка попала ему в ногу и повредила сухожилие. Майкл взвыл от боли и с гневом повернулся назад, но мальчишки уже бросились врассыпную. Ему – от боли или от обиды – показалось, что это, вероятно, и не дети были, а те самые пигмеи, злобно хохотавшие над ним тогда. Это произошло на виа Руа, где некогда считалось обычным делом готовить еду прямо на уличных печах, а стайки ребятни непрерывно сновали и путались под ногами сердитых взрослых.

В клинике, куда Майкл добрался на такси, ему наложили швы. На две недели минимум репортёр лишился возможности гулять – даже с палкой. Вайнмун снова его поддерживала, приходила к нему по вечерам, готовила еду, убирала, развлекала его разговорами. Он мог работать из дома, но что можно увидеть, если сидишь дома? В ночных снах, однако, у него ничего не болело, и он бегал по городу в поисках приключений, как гончая собака за зайцем. Черпая впечатления то ли из этих снов, то ли из своих воспоминаний, Майкл задумал написать серию заметок о римской весне, о простых римлянах, с которыми общался ежедневно. Он перестал обижаться на пигмеев, вероятно, вырвавшихся на волю из сказочного рабства. «Боже, неужели в современном мире людей можно обижать за их рост? – удивлялся Майкл в мыслях. – Да, маленькие люди. У них заниженный взгляд, “низкая базаˮ, говоря казённым языком. Зато у них свой мир, свои мысли, свои привычки. Когда падает кто-то большой, для них это праздник».