Читать книгу «ЯТЬ. Психотерапия русской традицией, или как жить лучше в опоре на наш культурный код» онлайн полностью📖 — Елизаветы Тюгаевой — MyBook.
image

Не такая уж и архаичная

Ещё важно договориться об исследуемом периоде. В книге речь будет идти о русской традиции XX, XIX веков, максимум XVIII. Именно об этом периоде у нас есть достоверные данные этнографических экспедиций, в которых были записаны песни и обряды, собраны наряды и артефакты, хранящиеся в музеях. Опять тут стоит отметить, что город не очень-то интересовался жизнью деревни, не видел в этом ценности. Экспедиции – это что-то на гурманском для интеллектуальных эстетов. Таких энтузиастов оказалось немного, и им большой поклон.

Как деревня жила раньше, мы знаем только ориентировочно. Например, сколько хранится ткань? Не в музейных условиях, а в деревне в естественном бытовании? Двести лет? Тем более с учётом истории нашей страны с войнами, переселениями и другими перипетиями? Да и кто ж в здравом уме хранит рабочее? Вот и получается, что в музеях мы можем найти только праздничную одежду.

А песни? Первая звукозаписывающая аппаратура – фонограф – появилась в 1877 году, и то бо́льшая часть раннего архива была утеряна и разрушена из-за хрупкости катушек. Фактически мы имеем тексты старинных песен XVIII–XIX веков, а звучание – только XX века, когда первая волна фольклорного движения вдруг обнаружила архаичный пласт культуры в деревне и ринулась записывать бабушек. Получается, что старинные песни не настолько уж и стары.

В этом месте современный человек обычно очень расстраивается и возражает: «Какая же это архаика! Вы мне лучше расскажите, что было до крещения Руси», «Вот у Ольги Павловны есть родовая книга, которой 600 лет, и там записана подлинная история ведической Руси». Вместо ответа я бы рекомендовала посетить музей в Великом Новгороде, где по этому периоду есть один крохотный зал. Там вы найдёте антропоморфного идола, пару мисок да схему капища. Первая книга – уже церковный текст, псалтырь XI века, также здесь хранится. Как из этой информации рождаются подробные посты в социальных сетях об истинной природе ведической русской женщины? Мне непонятно. В поисках «дохристианского», помимо музея, можно заехать на Труворово городище недалеко от Изборска. Это с виду ничем не примечательный холм, где до XI века располагался древний крупный город, который потом был перенесён по соседству. И вот стоишь на этом холме, взираешь на поля, и действительно чувствуется какая-то другая энергия, атмосфера, но словами это вряд ли можно выразить…

Вот и получается, что позапрошлый век как будто недостаточно древний для восхищения, а действительно древнее совершенно неизвестно.

Однако я уже десять лет плотно исследую русскую традицию и могу ответственно заявить, что нам, современным, достаточно и столетней глубины для культурного шока. Там такое мировоззрение, что порой волосы дыбом встают – то ли от восторга, то ли от ужаса. Если сравнивать не линейкой времени, а относительностью мышления, то деревенская культура даже XIX века – это космос для современника.

Традиция меняется

Ещё одна ошибка восприятия – отношение к русской традиции как к постоянной величине: вот такой сарафан, такие песни, такие обряды и ничего нового, и так тысячу лет. В реальности традиция менялась всегда, это река, плывущая в ногу со временем. А мы с нашей колокольни воспринимаем ту самую традицию как застывшую картину на момент 1917 года, и это создаёт ложное ощущение «культурных скреп».

Есть фольклорная байка, как юные участницы коллектива на глазах у бабушек сняли наручные часы перед выходом на сцену:

– Зачем же вы вышли без часов? – спросили бабушки после выступления.

– Так их же не было.

– Если б были, я бы обязательно надела!

Бьюсь об заклад, если бы наши деды знали бы про газобетонные блоки, они бы с удовольствием строили дома из них, а не из дерева, потому что такие избы не горят. Все шили вручную из-за того, что не было швейных машинок, а не потому что чтили «энергосберегающий крой». Любая хозяйка не отказалась бы от печи-посудомойки, если бы такие были.

В рамках одной деревни век назад могли существовать одновременно и более архаичные традиции, и новшества. Например, на юге сохранилась понёва как более древняя форма одежды. Это то, что было до сарафанов: несколько домотканых полотнищ, которые сшивались и затягивались на шнуре, превращаясь в нечто похожее на юбку. И вот на улице деревни позапрошлого века можно было встретить и женщину в понёве, и девушку в сарафане. Получается, зрелые женщины носили «старьё», а молодёжь «новьё», а для нас, современных, и то и то – уже этнография.

Все новинки того времени активно вписывались в деревенский быт. Фантики от конфет вместо ракушек каури? Легко! Советские монеты вместо царских? Пожалуйста! И это естественно, ведь русская традиция – это просто система практики, которая помогала людям выжить, поэтому в дело шло всё, к чему был доступ.

Завершу этот постулат про переменчивую природу традиции забавной иллюстрацией. В XIX веке в городе пошла мода на чай с лимоном. Деревенские старались соответствовать новшеству как могли и за неимением лимона пили чай из самовара в прикуску с… солёным огурцом. Самолично пробовала – странно, но что-то в этом есть.

Как адаптировать русскую традицию в современном мире?

«Региональность и вариативность!» – девиз этнографии. Нет такого понятия, как «единый русский костюм (песня/свадьба)». У каждого региона, да что уж там, у каждой деревни были свои традиции. Но тем мне менее есть общая суть, объединяющая все регионы и отличающая русских от других народов. На метафоре ремонта: у всех современных квартир есть стены, пол, потолок, окна, деление на комнаты, входная дверь, но при этом каждая квартира обставлена по-своему. Так же и в этнографии: есть суть всего культурного кода, а есть региональные особенности. Главная задача – отделить «несущие стены» традиции от региональных украшений и деталей.

Проблема в том, что многие исследователи фольклора заняты исключительно своим регионом и не в курсе особенностей соседей, а чтобы ухватить общую логику, необходим сравнительный анализ разных регионов. Нужна картинка сверху!

Именно в этом подходе кроется ответ на сакральный этновопрос: а как адаптировать русскую традицию в современном мире? Объясняю.

Делай раз – проведи сравнительный анализ по интересующей теме в разных регионах, отдели зёрна от плевел. Пойми, что можно менять, а что нет.

Делай два – меняй то, что можно менять! Подшивай сарафан под себя, пробуй, исследуй, ищи!

Надо сказать, современный мир русской традиции в России в каком-то смысле достаточно единообразен. Мы все выровнены советским прошлым (пока что). Несхожесть жизни и мышления людей, живущих в разных регионах в XIX веке, была значительнее, нежели сейчас. Слава Интернету и телевидению! В какой-то степени мы все с вами деревня Интернетовка, «советские граждане» с современными особенностями. Поэтому всё, что нужно сделать, – взять «несущую стену» традиций позапрошлого века и «украсить» актуальными деталями. Если бы передача традиций шла естественным путём, а не прервалась в 1917-м, было бы гораздо проще. Но что есть – то есть. Поэтому и приходится прибегать к такому достаточно субъективному способу, предполагающему личную ответственность за меру «адаптации». Но только так, на мой взгляд, можно найти место архаичным традициям в современной жизни. Нет готовых решений, это поиск, и всегда будет тот, кто останется недоволен и даже возмущён «столь легкомысленным обращением с исконными традициями». Самое время ответить на вопрос: что нам с вами важнее – музейный экспонат или живая практика?

Мне кажется, основная проблема тех, кто пробует «адаптировать» культурный код, – это попытка натянуть старинное на современное, ничего не меняя, не учитывая реалии. Например, мы стали больше и шире за этот век. В буквальном смысле, среднестатистический женский размер 150 лет назад 44-й, а сейчас – 46–48. Далеко не всякий старинный сарафан придётся лично мне в пору – хоть плачь, а придётся перешивать под себя. Так же и с культурным кодом. Например, возьмём свадьбу как обряд. Ну позовём мы специалистов-фольклористов на празднование, ну споют они, очень красивые, в сарафанах, очень стройно старинную песню. Разве это повлияет на обрядовость самой свадьбы? Вряд ли. Вот если бы гости сами спели ту самую старинную песню и активно включились в традицию русской свадьбы – другое дело! Но это целая эпопея: поднять гостей, которые жаждут хлеба и зрелищ, из-за столов и в буквальном смысле заставить их проводить обряды для молодых. Тут мне есть чем поделиться, расскажу в главе про переходы жизненного цикла.

На мой взгляд, никакой специалист по фольклору не может сказать, как надо адаптировать, ответ лежит только внутри нас, простых наследников культурного кода. Я голосую за вдумчивое отношение к вопросу адаптации: важно брать суть и творить современное, опираясь на культурный код.

Фольклор для людей или люди для фольклора?

Куда направлено внимание тех, кто исследует фольклор? Когда я только начала свой путь, то первое время взахлёб читала книги, данные этнографических экспедиций, посещала фестивали и в какой-то момент поняла, что я уже целиком ТАМ, в прошлом. Всё моё внимание было развёрнуто назад, я как будто оказалась не в полной мере «жива», даже на уровне физики: всё чаще стали мёрзнуть руки и ноги. Я уже и забыла, для чего исследую фольклор, и почти начала кидаться проклятиями в прохожих в духе «Вы забыли свои корни!» Вовремя опомнилась и стала разворачиваться к настоящему. Брать фольклорные практики и нести их в мир, исследовать вместе с людьми, чтобы понять, как и что можно применять сейчас. Потихоньку снова ожила, только в новом качестве.

Быть в постоянном плотном контакте с культурой ушедших людей означает немножечко «примереть» самому. Здесь достаточно вспомнить базовые постулаты системной семейной терапии (направление в психологии). Куда обращено ваше внимание, в прошлое или в будущее? Жизнь течёт от старших к младшим, а не наоборот. Если взрослый сын смотрит на маму, сам уже вышел на пенсию и всё ещё продолжает жить ради неё, то это нарушает естественное течение жизни и является отказом от своей ради служения матери. Смею предположить, что в фольклорном поле есть та же тенденция: ставить на пьедестал правды традицию и забывать, ради чего она была нужна. Фольклор для людей или люди для фольклора? Прошлое или настоящее?

Для меня фольклор не является смыслом жизни сам по себе, это лишь инструмент. Инструмент для жизни. Гораздо важнее люди – вы. Что с вами происходит, когда вы касаетесь традиции? На своих занятиях я люблю говорить: «Важны не ноты, а ваши состояния и чувства». От старших к младшим, а не наоборот. Старое для нового. Фольклор для людей.

Хранить и передавать – это разные функции. В первом случае внимание обращено в прошлое, во втором – в настоящее. В зоне хранителей важен сам фольклор, в зоне передачи и адаптации – люди. Хранители всегда находятся немного за пределами жизни, в своём особом пространстве «между». Сейчас много хранителей, и именно благодаря им мы имеем доступ к старине. Но при этом мало «переводчиков со старинного» – тех, кто ищет место традициям прошлого в мире настоящего. Задача эта непростая, и без субъективности с ней не справиться. Тут не может быть однозначности и авторитарности. Даже в исследовании прошлого я предлагаю оставаться в настоящем и помнить, для чего нам нужна та или иная традиция. Нет общественно верных ответов в вопросах адаптации культурного кода, есть только верное лично для вас и вашей жизненной ситуации.

Русская традиция и религия

Обмолвлюсь о сложном – о вере.

«А можно ли петь старинные русские песни, если я не православная/ый?»

Да, русская традиция доступного нам периода (XVIII–XIX веков) плотно переплетена с православием, от этого не отмахнёшься. И при этом я не вижу проблемы в том, чтобы применять сейчас фольклорные практики вне религиозного контекста. Есть обряды, в которых больше духовности, есть обряды совсем про иные стороны жизни. Мы вправе выбирать то, что нам ближе.

В конце концов, сколько русских занимается йогой, и ни у кого это не вызывает вопросов. А цигун? А тибетские чаши? А даосские практики? У каждой традиции/религии есть практики-спутники. И чтобы ими заниматься, не обязательно становиться адептом конкретной религии.

У меня есть любимая присказка. Фольклорное сообщество любит православие, но эта любовь не вполне взаимная. Сейчас поясню. У нас в Сибири фольклористы очень ратуют за церковь, доходит даже до громких заявлений: «Руки прочь от святого фольклора, если ты невоцерковленный». Многие фольклорные фестивали и студии тесно связаны с посещением церкви и с религией в целом, и, если вы других взглядов, возможны проблемы. Это может быть серьёзным ограничением для современного человека. Я знаю родителей, которые побоялись отдать своих детей в детские фолк-студии именно по причине иных религиозных взглядов. Говорят, в Москве с этим полегче.

Ирония судьбы в том, что священнослужители, как правило, не в курсе про фольклор: что это такое, как он выглядит и с чем его едят. Впрочем, как и любой среднестатистический современник. Многие относятся к фольклористам как к непонятным ряженым, а к старинным русским песням, пляске и хороводам – как к чему-то «от лукавого». Есть, конечно, дружественные фольклору священнослужители, но это редкость. Вот и получается, что сейчас мы наблюдаем огромную пропасть между фольклорным и православным мирами, хотя ещё в XIX веке одно от другого было неотделимо.

Моё мнение: вера – сугубо личное дело каждого. Ко мне приходят представители разных конфессий, и это им не мешает петь старинные русские песни и исследовать себя. Не обязательно быть православным, чтоб изучать наследие своих предков. Прошлое моего народа является частью моей личной истории по факту рождения, а не по факту веры.

Русский/россиянин

Ой-ой, сейчас полетят копья, но невозможно это не обсудить в книге про русский культурный код. Кого, собственно говоря, считать русским? На основании самоидентификации или существуют какие-то объективные факторы принадлежности? Давайте поразмышляем.

Для начала я предлагаю вам пощупать собственную идентификацию. Вы считаете себя русским? А россиянином? А кем ещё? Быть русским – для вас это про этническую принадлежность или про гражданство?

С точки зрения социологии, если вы говорите на русском и это ваш единственный родной язык, вам снятся сны на русском, вы выросли в России (СССР) и всех агентов социализации прошли на русском, поздравляю! Вы – русский, даже если ваше этническое происхождение иное. С точки зрения культуры вы впитали русские традиционные коды, даже если бабушка из Китая, а дедушка из Нигерии.

А вот если ваше иное этническое происхождение подкреплено соблюдением обрядности другого культурного кода, другой верой и тем более вторым родным языком – тут сложнее. В таком случае у вас внутри есть как минимум две культурные субличности: русская, которая впитала русский культурный код через взросление в соответствующей социальной среде, и этническая, которая также была приобретена вами через трансляцию определённых установок и правил (через веру, семейные традиции, язык). Получается, что вы и русский какой-то своей частью, и «…» (подставьте своё).

И мы все такие разные – россияне, то бишь граждане одной большой многонациональной страны России.

Это в идеале. Но часто случается путаница: слово «русский» используют в значении «россиянин», т. е. как маркер гражданства, а не этнической принадлежности. Например, слышали такое мнение: «Русский – это прилагательное»? Так часто говорит тот, кто не знает, куда себя отнести в случае запутанного семейного древа, и для простоты называет себя русским, хотя правильнее было бы сказать «россиянин».

Действительно, в России есть регионы, где «много всего намешано». Во время командировки в Казань моей любимой практикой было мучить таксистов на предмет их культурной идентификации. «Кто вы?» – спрашивала я. Что тут начиналось: «Бабушка марийка, дедушка из мордвы, прадедушка татарин, а сам я непонятно кто… русский». Конечно, справедливо было бы тут сказать «россиянин», как объединяющий контур, включающий в себя субличность и марийца, и татарина, и русского, коли человек вырос в русской среде и это его родной язык.

Ещё есть расхожий стереотип про то, что нет «чистых» русских. Какая ерунда! Так говорят только те, кто старинный сарафан в глаза не видывал, ни одной старинной русской песни не слыхивал и хочет, чтоб вы тоже не видывали да не слыхивали. Чистота – понятие очень относительное. Для меня русский культурный код имеет достаточно явные границы. Если сравнивать разношёрстных современных европейцев с нами, то мы, русские, очень даже похожи друг на друга. Это я поняла в многочисленных путешествиях, когда с утра до вечера общалась с европейцами. Вот уж где всё намешано! «Папа китаец, мама итальянка, дедушка русский, а сам я француз!» Если сравнить семейное древо европейца и русского, сразу всё станет понятно про «чистоту». На каждом шагу интернациональные пары, культурные границы разрушаются буквально на глазах. Или смотришь на человека: ну индус же. Ан нет: I'm british – и это только потому, что живёт в Англии десять лет и уже в полной мере считает себя «бритиш». Я быстро поняла, что в общении с европейцами верить глазам нельзя, нужно спрашивать, как себя человек сам идентифицирует. И самое удивительное, что всё чаще и французы, и немцы, и англичане, особенно молодые, определяют себя в категорию «европейцы». Вот так моргнём – и через тридцать лет жители европейской части России тоже будут называть себя европейцами, а не русскими. Но вернёмся к сути.

Получается, что у каждого россиянина есть русская субличность. И вот тут важно понимать, что именно в её зоне будут работать традиционные коды. Причём именно в том объёме, в каком эта субличность представлена.