Время Помпадур

Маркиза де Помпадур была дочерью лакея Пуассона, впоследствии ставшего поставщиком провиантского ведомства, по рассказам, весьма бестолкового и к тому же нечестного. Но считают, что настоящим ее отцом был синдик Ленорман де Турнэм, благодаря которому Жанна Антуанетта получила блестящее образование. Она прекрасно пела и музицировала, рисовала, играла на сцене. В 19 лет она вышла замуж за племянника своего покровителя, Ленормана д’Этиоля, но замужество не мешало ей весело проводить время в обществе золотой молодежи Парижа. Людовик XV случайно увидел ее и после смерти герцогини де Шатору сделал своей официальной фавориткой под именем маркизы де Помпадур. Маркиза оказалась не только красива и талантлива, но и честолюбива. Король с радостью передоверил ей скучные государственные дела, к которым она проявляла куда больший интерес, чем он сам. Видимо, на нем сказались долгие годы регентства Филиппа Орлеанского. Ведь еще задолго до появления Помпадур он с легкостью передал управление в руки кардинала Флери, который вовлек Францию в войну сначала за польское, а затем за австрийское наследство. Со временем и Помпадур обвинят в том, что она способствовала вовлечению Франции в Семилетнюю войну и ее поражению в этой войне, что она распоряжалась государственной казной как собственным кошельком и привела страну к финансовому разорению. Король же предавался праздности и развлечениям, а когда его предупреждали о грозящей катастрофе, отвечал: «После нас хоть потоп».

Госпожа Помпадур имела огромное влияние на короля, направляя внутреннюю и внешнюю политику, она фактически правила Францией. По желанию Помпадур смещались и назначались министры и главнокомандующие. Благодаря ей на пост министра иностранных дел был назначен герцог Шуазель, выдвинутый взамен кардинала Флери.

Она любила увеселения и сорила деньгами. Блестящие празднества, особняки и наряды поглощали массу денег. Машо, министр и главный контролер финансов, пытался навести порядок в казне, но по требованию Помпадур Людовик XV удалил его. Считают, что за 19 лет правления Помпадур на прихоти этой женщины ушло 37 миллионов ливров. Изысканный вкус Помпадур создал своеобразную моду в мебели и архитектуре, в «роскошно-небрежном» стиле одежды. Она не скупилась на щедрые подарки художникам, артистам и писателям. Поистине это был для них золотой век.

Маркиза Помпадур давала заказы Фальконе через своего брата, маркиза де Мариньи, которого она назначила управляющим всеми королевскими строениями. Благодаря ее покровительству Фальконе был назначен руководителем скульптурной мастерской Королевской фарфоровой мануфактуры, которую маркиза перевела из Венсена в Севр. Миниатюрные изображения маркизы де Помпадур, выполненные Фальконе по рисункам Буше – первого живописца короля, – были чрезвычайно популярны. Помпадур с удовольствием дарила собственные изображения из бисквита – теплого мягкого камня – своим друзьям и знакомым. Фальконе выполнил по королевским заказам статую «Садовница» для замка Кресси и статую «Музыка» для замка Бельвю. Самый большой успех выпал на долю «Музыки». Это было изображение молодой поющей женщины с лирой в руках. У ног ее был свиток с надписью: «Эглэ» – название балета, в котором маркиза в роли главной героини Эглэ покорила своей игрой и пением весь Париж. Статуя не была портретом Помпадур, она лишь напоминала об ее успехе.

Фальконе не осуждал свою покровительницу. Он знал, что ее жизнь вовсе не так легка и безоблачна, как виделось издалека. Легкомысленный король вскоре охладел к ней. Она не была ни любимой, ни единственной, но смогла остаться необходимой.

Через несколько лет тяжелая болезнь настигла Людовика XV. Жизнь его висела на волоске, но судьбе было угодно пощадить его. По случаю чудесного выздоровления короля Фальконе получил заказ на группу «Франция, обнимающая Людовика XV». Эта группа была создана по рисунку живописца Куапеля в виде бюста короля на постаменте-колонне с преклоненной перед ним женщиной, символизирующей Францию. Фальконе был недоволен своей работой: она казалась ему слишком манерной и фальшивой, но он не мог отступить от заданного изображения.

25 августа 1748 года группа была выставлена в Салоне, а автор получил приглашение одной влиятельной особы, собиравшей у себя парижских знаменитостей. В 1748 году Мария Терезия Жоффрен, жена состоятельного владельца зеркальной мануфактуры, открыла в Париже салон, который очень скоро стал считаться самым модным в столице. Завсегдатаями салона стали барон Гольбах и Мельхиор Гримм – великосветский посредник между придворной аристократией и набирающей силу верхушкой третьего сословия. В то время во Франции было два привилегированных сословия: дворянство и духовенство; третье сословие, включавшее всех остальных, было податным. Но разбогатевшая его часть уже давно жаждала передела власти и начинала говорить о том, чтобы ее политическая роль соответствовала экономическому весу.

Мадам Жоффрен была не первой молодости, но довольно обаятельная и образованная дама. На вечерах у этой новой законодательницы литературных и художественных вкусов стало собираться так много гостей, что пришлось строго расписывать дни: понедельники предназначались для художников, среды – для литераторов. Но поначалу вся парижская богема собиралась у нее в одно и то же время. Иногда к мадам Жоффрен заезжала и госпожа Помпадур, бывал у нее и Станислав Понятовский, будущий польский король. Хозяйка дома состояла в переписке с некоторыми царствующими особами: сама Мария Терезия, эрцгерцогиня австрийская, советовалась с нею при выборе зятя.

Когда Мария Терезия, старшая дочь австрийского императора Карла VI, после смерти отца в 1740 году вступила на австрийский престол, она столкнулась со множеством претендентов, оспаривающих ее права на владение всеми землями австрийской империи. Прусский король Фридрих II не преминул воспользоваться женской слабостью и заявил о древних правах своего дома на Силезию. Были притязания и со стороны Испании. Франция просто хотела использовать благоприятный момент, чтобы ослабить свою давнюю соперницу – Австрию: к союзу, который она заключила с Баварией, подключились также Пруссия и Саксония. Но Мария Терезия получила настоящее мужское воспитание: с 14 лет отец уже брал ее на заседания государственного совета. Кроме того, ее супруг, герцог Лотарингский, в 1745 году был коронован австрийским императором под именем Франца I.

Война за наследство продолжалась до 1748 года. В этот год был наконец заключен Аахенский мирный договор, подтвердивший права Марии Терезии, но Силезию ей все же пришлось уступить Фридриху II. С приходом Помпадур политика Франции в отношении Австрии изменилась настолько резко, что спустя восемь лет, в 1756 году, Франция вступила на стороне Австрии в Семилетнюю войну, которая лишила Францию почти всех ее заморских колоний. Но это будет позднее. А пока мадам Жоффрен принимала у себя парижских знаменитостей.

Кумиром вечера был, конечно, Вольтер. Пятидесятидвухлетний Франсуа Мари Аруэт был в зените славы. Дважды он заключался в Бастилию за свои вольнодумные сочинения, после чего был выслан из Франции, жил в Англии, где пришел в восторг от английских буржуазных порядков. После нескольких лет изгнания он наконец с триумфом вернулся на родину, где получил должность королевского историографа. Совсем недавно он получил приглашение и ко двору прусского короля Фридриха II. Когда Фальконе появился в гостиной, Вольтер, потрясая какой-то книгой, восклицал: «Вот руководство для всех монархов, желающих быть просвещенными!» «Дух законов» – так было написано на обложке. Автор – Шарль Луи Монтескье – скромно сидел рядом. Эту книгу он писал двадцать лет.

Тихим голосом он объяснял: «Во все времена хотели знать, какой образ правления считать наилучшим. Когда правит один, но посредством установленных неизменных законов, – это монархия. Когда один правит по своему произволу, без закона и без правил, мы имеем деспотическое правление. Республика больше всего нуждается в разумности граждан. Когда является много граждан, равных по достоинствам и добродетели, правление должно превратиться в демократическое. Демократия покоится на имущественном равенстве, она годится для малых государств, единодержавие же – для больших. Но истинная свобода там, где есть разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную, где эти власти противостоят друг другу. Эта тройственная схема неуклонно осуществлена в английской конституции. Законодательная власть должна быть вручена парламенту, избранному представителями народа. Королю должна принадлежать исполнительная власть, то есть наблюдение за исполнением изданных законов, а между ними должны стоять судьи, избранные тем же путем, что и парламент. Лишь равновесие этих властей позволяет избежать возможных злоупотреблений безграничной власти и обеспечить господство всеобщей воли, которая стремится к общественной пользе. Мы не можем изменить природные начала людей. Сосредоточение власти в одних руках или у одной из властей делает ее неконтролируемой и способствует злоупотреблениям, противопоставление же пороков и амбиций друг другу дает баланс интересов. Такой государственный механизм существует в Англии».

«Не надо выдавать Англию за образец политического устройства, – резко возразил Монтескье какой-то молодой человек с бледным лицом и ясными мечтательными глазами. – Лондонский парламент никогда не опирался на демократическую стихию, и министры чаще всего назначались королем из лидеров влиятельных партий.

Из того, что всеобщая воля всегда стремится к общественной пользе, вовсе не следует, что решения народа всегда справедливы. Всеобщая воля может и заблуждаться. Всегда желаешь своего блага, но не всегда его видишь. Никогда не подкупишь народ, но часто его обманывают.

Начиная с древнейших времен всегда много спорили о наилучшей форме правления, не принимая во внимание того, что каждая из них является лучшей в одних случаях и худшей в других. Демократию считают народной формой правления, но народ, который бы всегда хорошо управлял, не нуждается в том, чтобы им управляли. Если бы существовал народ богов, он имел бы демократический образ правления. Такой совершенный образ правления не подходит для людей. Если понимать это буквально, то демократия никогда не существовала и никогда не будет существовать. Нельзя себе представить, чтобы народ оставался постоянно собранным для занятий общественными делами. Если демократия и возможна, то лишь в маленьком государстве, где легко собрать народ и где каждый гражданин знает всех остальных, где существует равенство рангов и имущества, без чего не могло бы долго существовать равенство в правах и во власти. Прибавим к этому, что не существует формы правления, более подверженной гражданским войнам и внутренним волнениям, чем демократический, или народный, образ правления.

Наилучшим и самым естественным порядком является такой, когда самые мудрые управляют массой, если только существует уверенность в том, что они ею управляют для ее выгоды, а не для своей. Такая форма правления была в аристократической Спарте, где было строгое равенство и умеренность среди богатых. По мере того как первенство богатства и могущества перевесило естественное неравенство, аристократия стала наследственной, а это наихудшая из всех форм правления.

Законодательная власть принадлежит народу и может принадлежать только ему. Но общественная сила нуждается в своем собственном агенте, который бы ее собирал и приводил в действие сообразно распоряжениям общественной воли. Государь не может быть выше законов, так как они создаются общей волей, а государь – член государства. Поэтому я называю республикой всякое государство, управляемое законами.

Монархия в таком случае тоже является республикой, если она руководствуется волей, которая есть закон. Тот, кто повелевает людьми, не должен повелевать законами, и тот, кто повелевает законами, не должен повелевать людьми. В противном случае его законы, будучи орудием его страстей, служили бы только упрочению несправедливости. Когда Ликург давал своему отечеству законы, он начал с того, что отказался от престола.