Когда женщина прекращает попытки защитить своих детей, обычно это обозначает тяжелую депрессию. Когда мужчина начинает проявлять сексуальный интерес к своим дочерям, это обычно свидетельствует о распаде личности, чаще всего из-за алкоголя. Это случается чаще, чем можно предположить, но люди обычно стараются не замечать этого, делать вид, что ничего не происходит, даже если это происходит за тонкой перегородкой в деревенском доме.

Две белокурые девочки семьи Михасевичей были как две капли воды похожи на свою мать в юности, а если учесть, что они часто одевались в платья матери, то пьяный Модест начинал видеть в них свою жену. Как можно было допустить, чтобы жена собиралась на танцы с каким-то парнем из соседней деревни? Чтобы жена красила губы в непотребно красный цвет?!

Глаза Модеста мгновенно наполнялись кровью, и тот начинал захлебываться от оглушающих волн гнева. Дальше все разворачивалось по двум сценариям. Либо девочке удавалось вырваться и убежать, а потом еще пару дней прятаться по соседям. Либо, что бывало чаще, отец затаскивал их в дом и принимался избивать и душить их. Вся остальная семья при этом могла быть на кухне и спокойно пить чай. Еще пару лет назад, когда девочки только-только начали тайком бегать на свидания, чай пила только мать семейства с маленьким Геннадием на руках. Сейчас состояние абсолютного эмоционального отупения и опустошающего безразличия охватило уже всю семью.

Шестилетний ребенок не понимал, как нужно себя вести. Как он ни старался, он не мог предугадать реакцию отца на свои поступки. Иногда он поступал одним образом, и отец это одобрял. В следующий раз ребенок поступал таким же образом, но Модест неожиданно впадал в приступ неконтролируемой ярости. Ребенок отчаянно хотел, чтобы его заметили, но, с другой стороны, он понимал, что оставаться невидимым безопасно. Мать редко тратила на него хотя бы несколько минут времени, а братья и сестры никогда не брали в игру, но и отец его бил реже всех. Однажды он застал сестер за странным развлечением. Девочки были на заднем дворе дома. Они тихо переговаривались о чем-то, а потом вдруг этот шепот прерывался оглушительным хохотом, после которого наступала полная тишина. Девочки заметили, что младший брат за ними подглядывает, и неожиданно подозвали его к себе. Оказалось, что им недавно рассказали о развлечении, которое обычно называют «собачьим кайфом». Обычное, но опасное школьное развлечение. Нужно было сесть на корточки, прислонившись к стене, а затем начать быстро дышать, чтобы наполнить мозг кислородом. Спустя минуту или две второй человек должен был подойти и пережать сонную артерию. В этот момент человек обычно теряет сознание, а в мозг выбрасывается смесь гормонов, отвечающих за страх и удовольствие – адреналин и дофамин. Весьма сомнительно, что от такого способа можно получить физиологическое удовольствие, но это развлечение пугало и захватывало дух. Тот, кто душил, с ужасом и любопытством смотрел, как дергается в бессознательном состоянии человек, осознавая, что это его рук дело. Секунду назад жизнь человека была в его руках. Второй же человек обычно приходил в себя лежа на земле и совершенно не помня, что делал несколько минут назад. Что может быть страшнее, чем потерять свою память? Обычно память возвращалась, а дыхание выравнивалось. Иногда развлечение заканчивалось трагедией, но это обстоятельство еще никогда не останавливало подростков от совершения глупостей.

Ребенок завороженно наблюдал за тем, как сестер веселит это развлечение.

– Давай тебе тоже сделаем? – предложила ему старшая сестра.

Ребенок был счастлив, что его впервые взяли в игру, поэтому готов был абсолютно на все. Он очень сосредоточенно выслушал инструкции, присел на корточки и стал прерывисто дышать как «запыхавшийся щенок». Затем он резко встал, и одна из девочек сжала руки на шее ребенка. В этот момент на улицу вышел Модест. Увидев, чем заняты дети, он начал орать. Геннадий упал без сознания и задергался в конвульсиях. Это продолжалось всего несколько секунд, но за такой короткий промежуток времени напугаться успели все.

Придя в себя, ребенок увидел, что отец дико орет на девочек за то, что те «пытались удавить» его. Отец еще долго бесновался, но из всего этого крика Геннадий понял только то, что сестры на самом деле не взяли его в игру, а просто поиздевались, попытались его убить. Он бы забыл о случившемся уже на следующий день, если бы не тот факт, что отныне сестры стали попросту игнорировать его существование. Каждый раз, когда его теперь не брали в игру, он вспоминал то, как над ним поиздевались.

Я ненавижу женщин. Так случалось, что во всех моих бедах в жизни всегда были виноваты они. Подлость их и глупость всегда становились причиной моих бед. Они всегда смеялись надо мной в школе, не замечали и обманывали. Они все обманывают. К мужчинам никакой неприязни, но женщины вызывают у меня ярость, ненависть, которая не проходит.

Из показаний Г. Михасевича

Две дочери Михасевичей уехали из дома сразу же, как только получили аттестат об окончании средней школы. Они, не сговариваясь, предпочли навсегда забыть о детстве, семье и отчем доме. Только после переезда к ним постепенно стало приходить понимание того, в каком аду они жили последние несколько лет. Дочери Модеста считали, что все так живут и в их семье нет ничего исключительного. У кого-то все получше, а у кого-то похуже. Родители одних одноклассников казались им совершенно потрясающими, а родители других недолюбливали неблагополучных девочек, но ведь никто никогда не рассказывал, как эти родители ведут себя без посторонних. Модеста все считали добропорядочным мужчиной, выпивающим, но работящим. Никто в деревне никогда про него ничего плохого не говорил, чаще сплетничали о его жене. Все дети Михасевичей были твердо уверены, что все люди при посторонних превращаются в кого-то другого. Ребенок не способен осознать степень страданий по той простой причине, что ему не с чем сравнивать. Жизнь постепенно становится все более невыносимой, но человек не способен этого заметить. Точно так же, как лягушка не замечает того, как нагревается температура воды, и постепенно умирает, человек всегда принимает заданные правила игры и привыкает к ним. Так обычно и бывает. Психическая болезнь от нормы отличается лишь интенсивностью и длительностью переживаний. Если обычный человек при посторонних может выйти из себя, повысить голос, но ударить он не сможет, а придя домой он попросту забудет о недавней ссоре, то человек с психопатическим складом характера сможет сохранить вид вселенского спокойствия на людях, а придя домой вспомнить недавнюю ссору и моментально превратиться в тирана и деспота.

Не раз бывало, что девочки видели отца в окружении друзей, когда возвращались из школы. Мужчина мог окликнуть их, поинтересоваться, как идут дела в школе, дать парочку ценных указаний и потерять к ним всякий интерес. Девочки знали, что нельзя верить этому кажущемуся добродушию. Придя домой, отец обязательно начнет орать на них, заставлять перемывать полы и рассказывать о том, что они продажные и уродливые существа, а таковыми он считал всех женщин.

После переезда выяснилось, что некоторые люди живут совершенно по-другому. Они так же просыпаются в пять утра, идут на работу, а потом выпивают с друзьями на природе или у кого-то в доме. Все точно так же, как и было, но совсем по-другому. Чем больше девушки погружались в этот новый, совсем другой мир, тем с большим отвращением они вспоминали о детстве. Свекровь одной из них часто спрашивала, почему девушка совсем не ездит к родителям.

– Там и без меня народу полно, – легко отвечала она и старалась сменить тему разговора.

Даже если бы она захотела, она бы просто не смогла рассказать о детстве, потому что не сумела бы отделить черное от белого, хорошее от плохого, а нормальное от ужасов, которые не принято с кем-то обсуждать. Девушки пока не понимали, что невозможно найти что-то другое, если не знаешь, как это выглядит. Человек обычно попросту не замечает изменений, происходящих вокруг него. Если вы не будете знать, что какой-то магазин по дороге домой закрыли, вы никогда не заметите заколоченную дверь. Если вы не знаете, как выглядит спокойный, добродушный человек, вы никогда не сможете определить такого в толпе. Даже если вам предложат поговорить с каждым и определить самого спокойного человека, если вы не знали таких раньше, вы всегда выберете фальшивое, напускное спокойствие, под которым скрываются еле сдерживаемые гнев и злоба.

Постепенно новая, совсем другая жизнь, которую организовали себе девушки, стала приобретать все больше сходства с жизнью в родном доме. Температура воды снова стала расти, только этого пока еще никто не замечал.

С отъездом девушек в доме Михасевичей стало намного тише. Старшие сыновья Модеста окончили восемь классов и стали работать в колхозе. Теперь их редко можно было видеть дома. Гена Михасевич благополучно окончил начальную школу и перешел в пятый класс. Мальчик рос тихим и молчаливым ребенком, который предпочитал большую часть времени проводить дома. Казалось, что его ничуть не задевают насмешки одноклассников или придирки учителей. За это спокойствие и молчаливость его стали считать прилежным учеником, приняли в пионеры, пусть и не в числе первых, и стали держать на хорошем счету. Пусть он и не хватал звезд с неба, но и совсем уж отсталым учеником он все-таки не был, а зачем будущему механику или слесарю в колхозе пятерки по литературе или истории? Тихий, прилежный, исполнительный – чего еще хотеть от ребенка в его возрасте?

– Мать небось не нарадуется, – шептали соседки, когда видели мальчика за прополкой сорняков в огороде. В огороде чаще всего можно было видеть младшего ребенка семьи, а мать Гены в последнее время видели очень редко. Она то и дело болела, а когда выходила на работу, еле могла поднять что-то тяжелее тряпки. Она теперь все реже с кем-то разговаривала, а друзей у нее практически никогда и не было. Впрочем, слухи о бардаке дома больше не ходили. Окна, которые все в деревне считают зеркалом дома, всегда блестели своей чистотой. На подоконнике всегда стояли какие-то статуэтки или поделки детей, а занавески всегда были выстираны и отглажены. В деревне степень благополучия дома вычисляют именно по этим признакам.

С отъездом дочерей Модест стал как будто меньше пить. На короткое время в их доме воцарилось спокойствие, лишь иногда прерываемое ссорами Модеста с женой. Женщина, кажется, смирилась со своей незавидной судьбой. Она почти всегда скорбно молчала всякий раз, когда Модест впадал в очередной приступ ярости, и только иногда начинала тихо скулить и вытирать непроизвольно скатывающиеся слезы.

– Не нравится со мной жить? Не нравится? Езжай к своим шалавам. Посмотришь, нужна ты там им или нет. Или мужика другого найди, получше, если кто на тебя еще посмотрит. Все вы… гниль…

Такие речи Модест говорил в благодушном настроении. Вид скулящей жены вызывал у него чувство брезгливости, смешанное с каким-то смутным удовлетворением. Раз скулит, значит, знает свое место.