Отторжение

Эмиграция предъявляет к человеку серьезные требования. Умение планировать, решительность, смелость.

Элисабет Осбринк известная шведская писательница, журналистка, драматург лауреат премии за лучший нон-фикшн. Тема отторжения, оторванности от семьи, корней, утраты связей и самой памяти о былой общности, ставшая нормой современного мира, для нее сквозная.

Ее дебютом был документальный роман "А в Венервальде деревья еще стоят", в основу которого легли пятьсот писем от родных из Вены мальчику, увезенному в Швецию как беженец от нацистов. А наибольшую известность принесла книга "1947", посвященная году, когда современный мир возник в сегодняшнем виде: распад колониальной системы, усиление борьбы за права женщин и меньшинств, холодная война.

"Отторжение" книга о четырех поколениях семьи белых европейцев, на всем протяжении истории переживающих опыт экономической и политической эмиграции.  Прабабушка Эмилия вслед за непутевым прадедом Георгом отправилась в Америку, да так и застряла до конца жизни в лондонских трущобах. Без кормильца-мужа, но с кучей детей.

Бабушка Рита встретила сефардского еврея Видаля, они полюбили друг друга, и всю жизнь были вместе. Но зарегистрировали брак только в ее 50, в Швеции. Яркая мама Салли, их распавшийся из-за ее неуравновешенности брак с отцом и девочка, которая боится неудобных слов: "папа", "доктор", "семья" - потому что от какого-то из них мама становится несчастной и злой, начинает кричать на нее или плакать, или вовсе замыкается в себе надолго.

Наконец , девочка Катрин (просо К., почти как у Кафки), которая хочет отыскать корни этой разобщенности, холодности, нелюбви. Начинает восстанавливать историю семьи, и в процессе не то, чтобы понимает, почему так - вернее сказать, не понимает, что могло бы быть иначе.

Эмигранты, беженцы, переселенцы, всюду вынужденные приспосабливаться, ужиматься, не чувствовать себя людьми одного сорта со здешними коренными жителями. Внешне благополучная Европа прошита историями отторжения, как трассирующими пулями.

Сегодняшняя разобщенность, неукорененность в действительности в немалой степени обусловлена исторически - говорит Осбринк.

«Разбитое сердце открыто для всего, готово впустить всё и вмещает всё»

Катрин – воительница за утраченную память. Её оружие – старые фотографии, архивные записи и подслушанные в детстве разговоры. Её топливо – идущее изнутри отторжение, подталкивающее к бегству и заставляющее чувствовать себя одинокой везде, где бы женщина ни оказалась. Когда-то впитанное через поры на коже, оно пробралось внутрь, заполнило собой всё пространство, передавалось из поколения в поколение и в конце концов стало связующей нитью между членами одной семьи. Лондон, Стокгольм, Фессалоники. Гётеборг, Франкфурт-на-Майне, Куэнка. География бегства, биография отторжения.

Роман Элизабет Осбринк умело маскируется под рассказ об одной семье, хотя на самом деле представляет собой историю даже не одного народа, а всей Европы. Бесконечные волны миграции, постоянные гонения и погромы – вот что на самом деле сформировало современное общество и сплотило семьи. Как бы страшно это ни звучало, но при таком взгляде на мир, Холокост выглядит просто как следующий виток нескончаемого геноцида. Да, масштабы поболе, чем при Гранадском эдикте, а последствия страшнее, чем в случае Вальядолидского статута, но ни убийства, ни гетто, ни даже жёлтые знаки на одежде не были изобретением XX века.

Хуже, чем получить в наследство вечный страх и готовность к бегству, может быть только генетическое заболевание. В случае последнего можно разве что развести руками и корить судьбу за несправедливость, но что делать в случае первого? В чём найти точку опоры, когда видишь, как память о предках становится оплёванным камнем под ногами прохожих? Как не утонуть в боли и обиде, осознавая, с какой лёгкостью можно превратить прошлое из вырезанного в камне в написанное на глиняной дощечке? Героиня «Отторжения» находит ответы на все эти вопросы, и они делают роман самым пронзительным произведением о «путешествии памяти».

Книга понравилась мне с первой страницы. Так бывает. Нечасто, но бывает. То, что она не разонравилась до самого конца, бывает еще реже. Несмотря на то, что ее тема мне не была близка, она оказалась хороша своими внутренними диалогами, переливами мыслей, формой их выражения, расстановкой акцентов. Но главное - в каждой из ее героинь чувствовалось что-то глубоко сущностное, а это всегда импонирует, ведь от сегодняшних персонажных штампов не просто устаешь, а уже осатаневаешь, настолько они похожи друг на друга, воплощая, как правило, плоскую и неинтересную социальную идею. Каждая из них по-своему осмысляет переживаемое отторжение и попытки если не преодолеть, то хотя бы объяснить себе его.

Почти у каждого в жизни случается событие, делящее ее на «до» и «после». У всех трех героинь – Риты, Салли и Катрин – есть такие триггеры отторжения, после которых жизнь не может оставаться прежней, и отношения не могут, и чувства… Через их судьбы и поступки Э. Осбринк пытается выстроить причинно-следственные связи, уходящие корнями не столько даже в индивидуальную историю каждой из них, сколько в историю сефардских/испанских евреев – гонений на них, погромов, их скитаний по всей Европе, сформировавших их капсулированное сознание, стремление держаться вместе, не впуская в свой мир никого, кто может вызвать недоверие, как бы дорог он не становился тебе с временем. Рассказанная во второй части история еврейской общины с ее прочными и разветвленными связями очень контрастирует с замкнутостью семьи Видаля.

Видаль и Рита живут вместе, но он не закрепляет их отношения до того момента, когда умирает его мать, а его социальный статус становится более прочным, - он боится, что мать осудит, а община отвергнет его. Что сделало его таким? Почему Рита соглашается с этим? Насколько его упорное нежелание оставаться близким к «своим», чем к ней и родившейся Салли, меняет ее? Рита срывается на Салли, их отношения – один из примеров конфликта матери и дочери, когда нет подлинной близости, внутреннего единства и родства. Катрин, как и Салли, жертва материнской нелюбви, пытается реконструировать историю предков Видаля, чувствуя бóльшую близость к отцовской семье, чем к своей собственной, и, видимо, испытывая потребность в поиске укорененности, родственности.

Отторжение, о котором пишет Э. Осбринк, - феномен намного более широкий, чем отсутствие внутрисемейной или супружеской близости. Речь идет о всеобщем, глобальном отчуждении между людьми, Холокост – лишь один из примеров того, как один человек перестает воспринимать Другого как человека. Выстроить когнитивную и эмоциональную перегородку, утвердить для себя иные нравственные принципы не требует особого внутреннего преодоления, гораздо труднее понять и принять Другого, оставив ему его степени свободы. Отторжение размывает границу человеческого в человеке. Не созидая подлинной близости, боясь смешивать свое «Я» с «Я» Другого, люди превращаются друг для друга лишь в средства удовлетворения определенных потребностей, за границами которых никто никому не нужен и не дорог. По сути, отторжение и одиночество, замкнутость, эмоциональное равнодушие – близнецы-братья, а последующее личностное саморазрушение – их сестра. Катрин первая в этой семье пытается отыграть у отторжения хотя бы частицу прошлого, чтобы суметь построить на ней будущее. Когда в Фессалониках она ходит по могильным плитам предков Видаля из разоренного еврейского кладбища, она испытывает сильную душевную боль не за себя, а за других брошенных и отвергнутых, осознавая близость к ним, она плачет, и ее слезы – катарсис, дающий надежду на то, что еще не все потеряно ни для ее семьи, ни для современного поколения, ни для человечества.