– Из-за тебя. Нечего было спать до полудня. – Деймон недоволен. Он знает, что опасно в такое время покидать любимый дом, но и без этого странствия обойтись нет возможности: необходимо добывать пропитание. Родители Леона и так работают не покладая рук, а если эти двое сядут к ним на шеи, свесив ноги, то это будет выглядеть со стороны аморально, ведь они – молодые, сильные и смелые – должны помогать старшему поколению. – Давай поскорее с этим покончим – предчувствие у меня плохое, – страх в его груди большой проблемой назревает, заполняя органы своими токсинами, не позволяя думать ни о чём более, кроме как о том, что что-то страшное их ожидает. И это «что-то» – явно никому не придётся по душе.

– Я бы рад, конечно, но ведь это не от нас зависит. И вообще, почему ты всегда командуешь мной? – Кэрнил вспыхивает, надувая щёки и выпячивая тонкие губы, показывая всем видом только недовольство и обиду из-за восставшей против него несправедливости. – Я уже большой мальчик, могу делать всё, что захочу. Ты мне не мама, чтобы указывать, что и как следует делать… – он не договаривает. Замечает, что Деймон не слушает его, быстро отдаляясь, уходя вперёд. Леон хмурится, скрещивает руки на груди, топая правой ногой, а после сдвигается с места, чтобы догнать этого нахала, не выслушивающего его нытьё! – Почему ты всегда так поступаешь?! Неужели нельзя нормально разговаривать друг с другом? – парень негодует такой смене поведения брата, но всё же замолкает, замечая, что тот занят важным делом: вытаскивает из установленной ими днём ранее ловушки мелкую дичь, а именно – зайца.

– Наговорился? – Деймон задаёт риторический вопрос, поднимая добычу, держа за задние лапы. Этому пушистому созданию не посчастливилось случайно угодить в смертоносные силки. – Пойдём, надо набрать воды, да и другие ловушки осмотреть. И поторапливайся – времени осталось мало.

Фрай чувствует. Он знает, что явно что-то идёт не так, потому что не может всё происходить так спокойно, тихо – за исключением болтливого напарника. Леон неразборчиво грозным голосом бубнит что-то, плетясь сзади, а Деймон останавливается около очередной ловушки с добычей, замечая впереди неладное.

– Тихо! – он яростно шепчет, хватая болтливого друга за лицо, прикрывая его рот, одними глазами указывая замолчать.

Леон слушается, покорно стоит, кивая головой, а после ладонь с физиономии исчезает, а сам Деймон начинает оглядываться: он знает, чувствует и видит.

Тишина. Мёртвая тишина, давящая на перепонки тяжёлым грузом безмолвия и ужаса, окружает их со всех сторон, обнимая своими невидимыми руками, протягивая худощавые пальцы. Осознание приходит не сразу, но он замечает неладное, и то, что тревожило его с того самого момента, как они переступили через речной перевал, – это тишина.

Деймон ловит себя на мысли, что не слышал ни одного щебетания местной пташки. Все птицы будто сговорились, впав в молчаливую прострацию. Их не слышно, вокруг только вой ревущего ветра и шелест зелёной листвы, медленно прорастающей из свежих почек на ветвях многовековых деревьев.

Стараясь вслушаться в эту безмолвную тишину, юноша хочет верить, что всё происходящее – паранойя, а он – больной, которому требуется срочный постельный режим и чашка горячего напитка с черничным джемом.

– Ты что-нибудь слышишь? – его голос разрезает эту молчаливую дискуссию с природой, стараясь узнать у друга: а всё, что есть сейчас – правда или галлюцинация?

– Я… – Леон замолкает на некоторое время, а после продолжает могильным тембром, пугая Деймона сильнее: – Нет… Я… Я ничего не слышу, – небесные очи в непонимании распахиваются, зрачки начинают расширяться из-за страха, а тело бьёт озноб, ведь ощущать полное безмолвие равносильно психическому помешательству.

– Нужно возвращаться, здесь что-то не так… – парень разворачивается, хватая друга за руку, уводя обратно, прочь из этого места угнетения заблудших душ.

– Д-Деймон… Д-Д.., – он не может выговорить и слова, когда замечает в нескольких ярдах от них странное существо, жадно пожирающее что-то чуть-чуть поменьше. – Это… Это…

– Кролик.

––

Страх ползучими червями обматывает их скованные от увиденного тела, погружая в некий транс, гипнотическое состояние, заставляющее смотреть только на странное явление, представшее перед глазами. Кажется, время на несколько мгновений замерло, переставая тикать для их жизненных часов; дыхание спёрло от духоты, кружившей в воздухе клубом невидимого пара; солнечные лучи, медленно скрывающиеся за горизонтом, лишь отблёскивают последний раз за этот унылый день, вовсе исчезая, оставляя после себя еле видимый свет на дне разномастных зрачков.

Они видят такое зрелище впервые. Несколько лет назад им пришлось столкнуться с подобным, но то, кажется, ещё не было столь изменённым порождением, но при этом опасность всё равно представляло собой немалую. И сейчас им также до безумия страшно, вдохнуть нормально не получается, а обезображенный зверь даже не обращает на них до́лжного внимания, продолжая трапезу… сородичем.

Это нечто напоминает местами обычного кролика, но явно таковым более не является. Мерзкое создание, которое породили сама тьма, боль и ужас. Оно немного крупнее обыкновенного млекопитающего своего вида: его шерсть местами облезла, позеленела, покрываясь сгустками грязной крови, смешанной с личинами обитающих в этой местности насекомых; жёлтые гноящиеся глаза безумно рыскают по округе, но вовсе не замечают неподвижных наблюдателей каннибальской трапезы; клочки серо-коричневой шерсти при каждом резком движении разлетаются по сторонам, будто помечая протоптанную территорию, оставляя гнусный источаемый запах плесени и затхлости; пожелтевшие клыки с противным звуком вгрызаются в плоть недавно умершей жертвы, а мелкий хвост мило подрагивает, не подавая виду на свой ужасный облик.

Скрывшееся за горизонтом солнце позволяет новому небесному светилу занять своё место. Луна, прокравшаяся незаметно, подобно вору, пытавшему украсть кошель на улице, бледно-белым светом прокладывает дорожки меж широколиственных деревьев, укрывая в тени нежелательных гостей этой неприятной ситуации. Леон дрожит, сильно стискивает талию Деймона, прижимаясь к его спине, стараясь даже не взирать на представшую пред ними картину, чтобы лишний раз не травмировать себя и своё психическое состояние.

– Нужно уходить, – Деймон переходит на шёпот, еле шевеля губами, но он слышит. Он слышит, что необходимо сваливать, но не может заставить себя отпустить такое тёплое, крепкое и родное тело сводного брата, сильнее вжимаясь в него и сдерживая подступившие к уголкам голубых глаз серебристые слёзы. – Леон, прошу… – Фрай аккуратно проводит кончиками пальцев по гусиной коже обвивших талию рук, пытаясь успокоить и придать больше уверенности, давая понять, что шанс есть и им нужно воспользоваться, даже если это будет означать их конец.

– Я… я не могу. Я знаю, но… Мне страшно… Очень страшно… – Леон почти срывается на крик, но резко одёргивает себя от этой затеи, прикусывая щёку и сильно жмуря глаза.

Паника накрывает незаметно, подступает, хищно перебирая кривыми лапами, захватывая очередную жертву в ловкие сети. Леон с виду кажется сильным, но в самых недрах его души засел страх, оставивший свой неизгладимый отпечаток несколькими годами ранее. Он не может просто так взять и совладать с собой, переставая трястись от него. Поэтому единственным спасением в такие моменты является Деймон, знавший об обратной стороне золотой монеты. Он знал, потому что сам являлся наблюдателем того страшного дня.

В таких случаях тело Леона сковывает, парализует, он перестаёт соображать, застывая подобно увековеченной скульптуре, врастая в землю. В эти моменты только Деймон может вразумить его. Никому неизвестно, что было бы, не будь этого хладнокровного парня рядом с ним… Он бы умер?

Мерзкое создание, явно не по своей воле созданное, отрывает кусок свежей плоти, пережёвывая и чавкая, брызгая каплями алой крови в разные стороны. Волосы на теле встают дыбом от увиденного, хочется спрятаться и закрыть глаза, лишь бы больше не видеть этой ужасающей нутро картины. Леон дрожит, сильнее прижимаясь к сводному брату, стараясь успокоиться и выйти из этой ситуации с холодной головой, но эти воспоминания теперь будут терзать его пугливую, светлую и чистую душу, омрачённую разгульным образом жизни и грязными мыслями.

– Успокойся, – ледяной тембр голоса убаюкивает, создаёт иллюзию уверенности в себе и позволяет на мгновение позабыть об этом страшном сне, в который, кажется, они неудачно провалились, не имея возможности так легко пробудиться. – Медленно… Слышишь? Медленно… Сейчас мы начнём уходить… – он сглатывает тяжёлый ком, крепче сжимая грубую ладонь друга длинными пальцами.

Дрожь на некоторое время отступает на задний план, когда Фрай делает первый шаг к осуществлению побега. Первый шаг в сторону выхода из этого кошмара наяву. Первый шаг либо к спасению, либо к неизбежному падению с обрыва под названием Смерть.

––

Чёрные клубы дыма, вьющиеся витиеватой ураганной воронкой, затмевают ярко светящий лунный диск и нагоняют страх на жителей окрестных деревень: те уже знают, что произошло что-то неладное и навряд ли стоит высовываться из своих нор. Этот смрад виден за несколько сотен вёрст: его можно разглядеть, не прищуриваясь, если уже и не прочувствовать этот запах гари ноздрями, морщась и закашливаясь. Паника окольцовывает хрупкие тела жителей деревеньки, в которой случился пожар.

Возгорающиеся с неимоверной скоростью деревянные доски ратуши просто невозможно потушить даже общими силами всех присутствующих.

Страх окутывает деревушку, паника проникает в потаённые уголки даже самых стойких, заставляя их бросить не только личные вещи, но и родных, которые не в состоянии быстро справиться с приступом нарастающей нервозности и убежать ради спасения хотя бы своей жизни. Боевой клич недруга, устроившего суматоху, разносится по округе с гулким эхом, оповещая всех тех, кто не успел укрыться от напасти о том, что шанс на спасение минимизировался за несколько мгновений… Теперь их жизни зависят от решения Всевышнего, который заранее уготовил для них эту участь.

Тёмные волосы, волнистые и переливающиеся в свете алеющего пламени, развиваются на ветру от бега, когда юная девица пытается укрыться меж обваливающихся домов. Её тонкие худые ноги изранены, на коленях красуются фиолетовые синяки с маленькими царапинами, босые стопы избиты, а костлявые пальцы пытаются ухватиться за последнюю частицу надежды, когда концы струящихся локонов с силой дёргают на себя. Противный на вид мужчина говорит что-то о веселье, грязно ругается и гогочет, как пожилая кляча, вызывая приступы рвоты и паники, подступающей к горлу. Его смоляные ломкие волосы неряшливо обрамляют голову с залысинами; вены, проступающие на худосочных руках, хватают стройное тело, сдавливая в потных объятиях. Он мерзко проводит жилистым мясистым языком вдоль впалой щеки, широко улыбаясь, демонстрируя неровные зубы и выдыхая тошнотворное зловоние.

– Отвали от нее!

Девица рьяно кричит, отбивается руками, не соображая из-за всей ситуации, когда сзади слышится глухой стук, и пыль в следующее мгновение окутывает тонкие голени.

– Эй! Ты меня слышишь? – Деймон насильно встряхивает хрупкое тело, после чего с пересохших уст срывается только всхлип, и она прижимается к юноше, стараясь выискать в его мужественных руках своё успокоение.

– Малышка, ты знаешь, где находится семья Кэрнил? – Леон с испугом в глазах хватает её за плечо, вырывая из тёплых лап сводного брата, начиная спрашивать одно и то же, боясь за родных.

Она трясётся, обнимает себя. На ней заляпанное кровью и грязью белое платье с цветочными узорами, которое самостоятельно вышила её покойная матушка перед самой своей кончиной: в некоторых местах вышивка так и не была закончена.

Вдали слышатся лишь звуки трескающихся в кострах крыш, ржание испуганных коней, встающих на дыбы, всхлипы и разнообразных тембров крики, разносящие по округе с оглушительным эхом. Леона трясёт, он боится за свою семью: за мать, которую любит больше всех на свете, и за отца, который смог воспитать его достойно. Паническая атака накрывает с головой, слёзы застилают непроглядной пеленой голубые очи, в горле застревает предательский ком, а он лишь продолжает трясти девчушку, уже даже не отдавая отчёта своим действиям. Мужчина, оглушённый подпалённой палкой, кряхтит, корчится от боли, потирая грубой ладонью ушибленное место.

– Мы уходим! – Деймон, брезгуя повторно ошарашить деревянным орудием противника, хватает парня за руку, с силой уводя в сторону. – Мы найдём их, не переживай, – он не верит собственным словам, быстро тащит меж рек бегущих навстречу людей, расталкивая в разные стороны.

Многие спотыкаются, кричат от страха и вида крови, цепляясь грязными пальцами друг за друга, и пихая, стараясь сбежать, надеясь на божеское благословение в виде шанса на дальнейшую жизнь. Огонь разгорается высокими столбами, перепрыгивает с навеса на навес, полностью обволакивая деревянные постройки, будто обнимая жаркими объятиями. Испуганное ржание коней в конюшне заставляет остановиться на мгновение: времени мало, а двигаться надо быстро.

– Седлай, я схожу за ними. Слышишь меня?! – Деймон дёргает сводного брата за плечо, заставляет прийти в себя и молча кивнуть. Медленно передвигая ногами, Кэрнил направляется к привязанным лошадям, бьющимся в тревоге.

Фрай уходит, бежит дальше, хватая по дороге торчащую в земле палку, обгоревшую сверху. Крепче обхватывает толстый ствол длинными перстами, сжимая с силой до побеления костяшек. Он видит свой дом; видит то, что от него осталось. Лицезреет, как взрослый мужчина, одетый в грязные лохмотья, выходит из их родового гнезда, заляпанный кровью. Фрай поджимает губы, опускает голову, прикрывая шоколадные глаза неровной челкой. Сильнее сжимает нашедшее орудие в руках, стискивает челюсти, показывая играющие на шее желваки сине-фиолетового цвета. Гром ударяет вдали, мелкие капли дождя проливаются на землю…

Парень тяжело дышит, ноздрями вдыхает воздух и делает первые шаги к свершению греха; к свершению того, о чём он может потом только сожалеть, опасаясь ночных кошмаров. Контролировать нарастающий гнев и иные эмоции становится невыносимо. Стараясь не смотреть, он делает первый замах, огребая палкой со всей силы варвара, ломая её об его голову. Тело бессознательно опадает на землю с глухим грохотом, обагряя траву алой жидкостью. Навряд ли он убил его, потому что никогда не хотел быть убийцей, но хотя бы доставил ему мало приятных ощущений.

Пот крупными каплями выступает на большом лбу, когда Деймон выпускает из рук оставшуюся часть оружия. Его руки предательски трясутся, вокруг творится настоящая агония, крыши домов пылают. В мыслях крутится только одно: лишь бы с ними всё было хорошо. Но это слишком фантастично, чтобы быть правдой. Входя внутрь, он прикрывает рот, сдерживая рвотные позывы и застрявшие в глотке крики отчаяния.

– Дерьмо, – срывается с побледневших уст тихим вздохом сожаления и горя, что он ничего не мог сделать.

Пшеничные волосы женщины взлохмачены, заляпаны кровью, на лице несколько следов от побоев: её насиловали и пытали. Правая рука вывернута, платье местами разорвано. На ногах видны покраснения – её ставили на колени, пытаясь заставить совершать страшные действия против воли. Её муж лежит на диване с перерезанным горлом – видимо, он спал, когда в их дом ворвались. У него на животе покоится местная газетка, на столе рядом – пара писем, которые он даже не успел распечатать.

Они всего лишь вышли на охоту позже обычного…

Всего лишь не успели…

Многочисленные оправдания лезут дурными мыслями в голову. Он оседает на пол, облокачиваясь на ближайшую стену, зарываясь пальцами в мокрые от дождя и пота волосы. Страшно представить реакцию Леона, который всей душой дорожил своей семьёй и мечтал для них лучшей жизни; страшно представить, что он захочет с собой сделать, узнав о смерти родителей. Деймон собирается с мыслями, хрустит пальцами, пытается прийти в себя и встать: ему нужно собраться, осмотреться и забрать всё необходимое, чтобы покинуть это сгорающее дотла место. Медленно поднявшись, стараясь не смотреть на труп приёмной матери, наконец сглатывает вставший посреди горла клок из недавно съеденной еды, направляясь на негнущихся ногах к столу, желая взглянуть на доставленные письма.

Отводя тёмные очи, глядя куда угодно, но не на истекающую кровью шею опекуна, в охапку берёт конверты со штампами. Обойдя мёртвое тело, Фрай взбирается по деревянной лестнице на второй этаж, громко топая ногами в ботинках, подошва которых испачкана в грязи.

В комнате нет никаких особенностей: две кровати по разным углам, большой шкаф с минимальным количеством одежды и с любимой винтовкой Леона; письменный стол под окном, чтобы можно было писать и читать при солнечном свете; пара тумбочек возле каждой койки. И всё.

Кинув письма на кровать, он хватает рюкзак, начиная класть в него вещи первой необходимости: бинты, бутыль спирта для обеззараживания ран из аптечки, которую когда-то их мать оставила в комнатушке, как и в других комнатах: всё на всякий случай, так как она была запасливой женщиной; таблетки, видимо, от головы – на них не было ничего написано, но он решился их положить тоже; пару-тройку сменных вещей для него и Леона; пустую бутылку для того, чтобы набрать воды позже, так как времени было совсем мало; чистые тряпки вместе с марлей; две обоймы с патронами для винтовки – кажется, этого совсем мало, но больше у него нет.

Также Деймон закидывает на самое дно небольшой кошель с золотыми монетами: если им удастся добраться до крупных городов, там их можно будет обменять на наличные, чтобы сильно не выделяться.

Схватив письма, Фрай замечает на одном из них военный штамп, который очень сильно его заинтересовывает, поэтому, кинув всё в рюкзак, тяжело застёгивает молнию. Вытащив из шкафа винтовку сводного брата, перекидывает её ремешок через плечо, выдвигаясь вон из теперь уже опустевшей комнатушки.

Снова закрыв глаза, проходя мимо трупов, Фрай с опаской выглядывает наружу, видя всё то же бессознательное тело громилы, совершившего это преступление, и бегающих людей, которых либо безжалостно хватают и тащат за собой, либо грязно и остервенело убивают. Ему страшно. Безумно. Поэтому он тяжело сглатывает скопившуюся слюну, выдыхает и делает шаг за порог.

Пробегая мимо всех, стараясь ни на кого не обращать внимания, скрипя зубами и сжимая челюсти до боли, он добирается до конюшен. Леон сидит на земле, вокруг полымя, его голова опущена, а пальцы зарыты в тёмно-русые волосы. Юноша поджимает пухлые уста, прикусывает губу, втягивая внутрь, и подходит: