Первое, что я услышал, так это тиканье кардиомонитора, которое говорило о том, что сердцебиение у пациента ровное, четкое и без патологий. Моя правая рука была в каком-то теплом коконе, а левая чувствовала холод окружавшего меня пространства. Где это я и почему здесь так пахнет хлоркой?
Я попытался продрать глаза и сразу пожалел о принятом решении. Свет от светодиодной панели ударил мне в сетчатку, вызвав короткий шок и боль, отчего я слегка застонал.
– Оскар? – услышал я рядом с собой обеспокоенный голос матери. – Оскар, ты что-то сказал? – Беспокойство в ее голосе нарастало.
– Ммм… – лишь смог выдавить из себя я, пытаясь сказать ей, чтобы она выключила источник света.
– О мой бог! – воскликнула моя мама, и я услышал отдаляющийся топот. – Он проснулся! – совсем вдалеке услышал я.
Кто проснулся? И что за противный звук кардиомонитора, словно мы в больнице? Мы что, кого-то здесь навещаем? Или с мамой что-то случилось? О нет. Точно. С мамой беда.
Я попытался продрать глаза во второй раз, и мне понадобилась секунда, чтобы мозг обработал картинку, которую ему передали глаза. Маленькая комната с белыми стенами, потолком и кафельным полом в таком же цвете. В углу стояло белое кресло с ручками, которое казалось мне очень неудобным. На окнах висели белые жалюзи, которые были в открытом положении и делали эту и без того светлую комнату еще светлее. Я оглядел себя. Я лежал на кровати под каким-то бледно-голубым одеялом, рядом с кроватью было еще одно белое кресло, похожее на то, что в углу. Повернув голову влево, я увидел тот самый ненавистный мне кардиомонитор. Стоп, он что, подключен ко мне? Это что за чертовщина? Адреналин от увиденного в моем теле помог мне принять сидячее положение. Ошибочное решение, так как у меня сразу же заболела голова. Я машинально потянулся к ней и нащупал какой-то странный бугорок с правой стороны под волосами. Я знал, что так зарастают раны, превращаясь в шрамы.
– Доктор, это же хорошо? – услышал я вновь голос матери. На этот раз он приближался.
– Сейчас посмотрим, – услышал я грубый мужской голос, который доносился из коридора, дверь в который была оставлена открытой.
В дверном проеме показались оба: мама, одетая в повседневном стиле, но скинувшая килограммов десять, и высокий мужчина, одетый в зеленую униформу хирурга.
– Оскар! – воскликнула радостно мама, увидев меня сидевшего и опешившего на кровати.
– Подождите. – Хирург выставил перед ней руку. – Это может быть опасно для него. Дайте мне его сначала смотреть.
– Хорошо-хорошо, – покорно кивнула мама, посмотрев на меня полными слез глазами.
– Добрый день. – Тон хирурга со строгого сменился на доброжелательный. – Меня зовут доктор Харрис. А как вас зовут, вы помните? – Хирург подошел ко мне вплотную.
– Оскар Эрнандес, – ответил я. Стоило мне открыть рот, как я понял, насколько он был пересушен.
– Оскар. – Казалось, мой ответ очень обрадовал его. – А эту женщину вы знаете? – Он повернулся к моей матери.
– Да, – кивнул я, не понимая сути вопроса. – Это моя мама. Росита Эрнандес. – Мне казалось, что я на допросе.
– Он помнит, – нежно заключила мама.
– Отлично, – хирург удовлетворенно посмотрел на меня. – Кем вы работаете? Можете немного рассказать о себе?
– Я не совсем понимаю… – начал я.
– Просто отвечайте на вопросы, – мягко настаивал хирург.
– Вы отыгрываете на мне протокол установления наличия дефектов памяти? – спросил его я.
– А вы осведомлены.
– Конечно, я осведомлен, – спокойно ответил я. – Я сам тоже врач. Патологоанатом, если быть точнее.
– И где вы работаете?
– В полиции.
– Хорошо, Оскар, – продолжал размеренно доктор, – вы понимаете, где вы находитесь?
Я вновь оглядел пространство. Все указывало лишь на одно.
– Я в больнице? – спросил я, не до конца понимая, что я здесь делал.
– Да. А вы помните, как вы здесь оказались?
Я отрицательно помотал головой.
– Хорошо. Оскар, что самое последнее вы помните?
Я потихоньку начал смекать, что тут происходит.
– Ну, я как обычно, работал в морге. Потом у меня был разговор с коллегой…
И тут я резко вспомнил, что должен был поехать на свидание с Ташей. О черт! Я же опоздаю.
– Простите, я опаздываю, – извинился я и судорожно принялся стаскивать с себя одеяло, чтобы выбраться отсюда, взять первое же такси и поехать к Таше.
– Оскар, успокойтесь, – начал хирург, выставив руки передо мной, пытаясь сдержать меня.
– Вы не понимаете, – заверил его я. – У меня свидание с важным человеком. Уверен, я и так опоздал, разговаривая с вами. – Я свесил ноги с кровати, встал на них, и стоило мне сделать шаг, как я благополучно упал. Мои ноги меня не слушались. Нет, я их чувствовал, но не мог заставить их встать.
– Оскар, – ко мне подбежала мама, – ты в порядке?
– Почему мои ноги не ходят? – сказал я вслух, но больше для себя. По всем признакам у меня атрофия мышц. Она может возникнуть по многим причинам, но самая распространенная – длительное отсутствие любых физических нагрузок.
– Оскар, – хирург помог мне принять сидячее положение, – вам некуда спешить. Успокойтесь.
– Мне надо успеть на встречу, – мой голос казался мне каким-то отдаленным, а голова начала гудеть.
– С кем? – я слышал голос доктора отдаленно.
– С моей коллегой. Ташей. Я опаздываю, – я повторял это так, словно это была чудотворная мантра.
– Когда у вас встреча?
– Сегодня в восемь. Доктор, сколько время? – Я попытался сфокусироваться на нем.
– Десять утра, – спокойно ответил он. – Оскар, вас сбила машина на перекрестке у вашего дома, и вас доставили сюда, в больницу. У вас была травма головы и колена, но все операции прошли успешно, и вы выкарабкались.
– Уже утро? – спросил я так, словно часть рассказа, где я попал сначала под машину, а потом и под нож хирурга, меня вовсе не волновала.
– Да.
– Ладно, я не думаю, что Таша обидится на это. Опоздание на день ведь не будет таким страшным, если она узнает, что меня сбила машина, так? – спросил я, хоть и не помнил, чтобы меня кто-то сбивал.
– Оскар, – начал доктор, заминаясь, – боюсь, что вы пробыли здесь больше, чем день.
Я бросил взгляд на маму, на лицо которой были сотни эмоций.
– А сколько? – Я вернул взгляд на врача.
– Вы попали под машину в марте 2023 года. Сейчас апрель 2024-го. Я сожалею, но вы пробыли в коме чуть больше года.
С того момента, как я очнулся, прошла ровно неделя. Я более-менее пришел в себя: я самостоятельно ходил, хоть и не мог делать это более пятнадцати минут подряд (но со временем мышцы окрепнут и это пройдет), головные боли случались реже, а общее физическое состояние приходило в норму, чего не скажешь о моральном. Я не мог поверить, что целый год своей конечной жизни провел впустую на больничной койке. Целый год! Да я за этот год мог столько всего успеть. А у меня просто отняли это время.
Ладно, признаю, я не отличался какими-то грандиозными жизненными изменениями, но за этот год я мог бы что-то сделать. Получить повышение на работе, например. Во всем нашем отделении морга я единственный, кто его заслуживал. Может, мы бы с Ташей уже были женаты. Я бы завел собаку, на крайний случай. Столько всего могло бы быть, если бы не эта авария. А самое ужасное заключается в том, что моего водителя так и не нашли. Какой-то урод сбил меня и скрылся с места преступления, даже не убедившись в том, что я жив. А у меня были все шансы умереть с учетом того, что у меня была закрытая черепно-мозговая травма и перелом правой ноги и руки. Хотя хирург сказал, что я отделался малой кровью. Обычно такие аварии заканчиваются летально.
Но о какой малой крови может идти речь, если я потерял триста восемьдесят три дня из своей жизни.
– Как я мог забыть то, что произошло со мной? – спросил я себя в пустое пространство моего маленького дома.
Я лежал на своем коричневом обивном диване и смотрел в белый и чистый, как и моя память в день аварии, потолок. Последнее, что я помнил, как шел по перекрестку к своему дому, а затем – тьма.
Свидетелей нет, записей с камер тоже. Я бы назвал это подозрительным, если бы не тот факт, что жил я в спальном районе, где в пятницу вечером никого толком не бывает. Все стремятся либо повеселиться в центре, либо отсыпаются дома.
Злой рок какой-то получается. От всех этих мыслей у меня разболелась голова. Нужно что-то выпить.
Я встал со своего слегка скрипящего дивана, надел домашние тапки из овечьей шерсти (а что, ножки всегда должны быть в тепле) и лениво побрел к своему шумному холодильнику. Там была холодная вода, которая как нельзя кстати при головных болях. Я бы мог блеснуть своими знаниями в области медицины и рассказать вам обо всех положительных эффектах воды, которые она оказывает на наше тело, но, думаю, вы и так уже считаете меня душным занудой. Чего кривить душой, я и сам так думал. Поэтому у меня никого не было, кроме матери.
За всю мою неделю бодрствования никто не позвонил мне из знакомых. Только мой начальник мистер Льюис. И то он ему больше было важно, как скоро я смогу выйти на работу, так как стажеры, которых они брали на мое место, справлялись хуже меня. Вот так вот, в этом обществе я лишь винтик. Хотя чего еще я мог ожидать от сурового мира капитализма?
Я оглядел свой дом: пустые бежевые стены, на которых красовались лишь торшеры с теплым мягким светом, на деревянном кофейном столике лишь книги, коричневый диван по центру и два кресла по бокам. Если бы я умер, мой дом не смог бы ничего рассказать обо мне. Он выглядел как что-то с поздравительной открытки для мужчин: лаконично, аккуратно, но так бездушно. Дом олицетворяет нас, но что можно сказать обо мне, глядя на мое убежище? Что я люблю коричневый цвет, книжки про анатомию и физику и что у меня одержимость торшерами. Не густо… Нужно что-то срочно делать со своей жизнью, иначе я умру, а этого никто кроме моей бедной матери и не заметит.
Внезапно я услышал какой-то странный звук, доносящийся с улицы. Я выпрямился во весь рост и повернул голову в сторону входной двери. Звук доносился оттуда. На часах была половина семи вечера, так что моя тревожность спала, так как грабители не планируют свои вылазки в столь раннее время. Но рычащие звуки не прекращались. Будто бы кто-то стоял за входной дверью и что-то то ли ел, то грыз.
Я медленно и тихо направился в сторону своей деревянной двери и посмотрел в глазок. Пусто. Но звуки отчетливо доносились оттуда. Значит, это что-то маленькое, раз я не вижу его в глазок.
Я слегка приоткрыл дверь, чтобы одним глазком посмотреть на то, что было вне поля моего зрения, как закричал от ужаса и неожиданности.
– Святой боже! – Я схватился за левую грудь.
На меня уставился енот с окровавленной пастью и тоже пропищал. Мне потребовалась секунда, чтобы осознать, что кровь принадлежит не ему, а птице, которую он все это время грыз у меня на коврике на улице.
Животное, увидев меня, принялось идти в атаку, но я, быстро смекнув, что к чему, захлопнул дверь прямо перед его носом. Думаю, он переживет такое оскорбление личности.
Я шумно выдохнул через ноздри, так как не ожидал увидеть енота прямо у себя под дверью. Но у этого четвероногого были другие планы. Я повернул голову в сторону двери и увидел, как он буквально проныривает сквозь нее. Но как такое возможно?
– Что за чертовщина?! – ужаснулся я.
О проекте
О подписке