Кайса мгновенно перенеслась воспоминаниями в тот июньский день, когда Клеменс привел их к сгоревшему школьному автобусу на обочине дороги. Внутри было грязно и пыльно, под водительским сиденьем они обнаружили мертвую крысу. На следующий день им пришлось устроить многочасовую уборку, но оно того стоило. Ведь у них появилось свое пристанище.

– Он все еще на прежнем месте? – спросила Кайса.

– Автобус? Нет, его убрали еще несколько лет назад. Он окончательно превратился в рухлядь, и кто-то из местных настоял, чтобы с этим беспорядком разобрались.

– Жаль. Я бы взглянула на него.

Эсбен подлил себе еще чая и взглянул на Мартена.

– Ты живешь с Уллой и Йоргеном?

– Нет. Уже давно нет. Я поселился недалеко от Эмилии Фальк. Ее бывшие соседи уступили мне дом за полцены несколько лет назад.

Эсбен хотел пошутить, что дом вблизи Эмилии должен был достаться Мартену даром, но сдержался.

– Тогда будем знать, где искать тебя на случай, если подростки устроят дебош под нашими окнами.

Мартен коротко рассмеялся.

– Тогда сразу звоните в участок. Большую часть времени я все равно провожу там.

– А у вас есть пробковая доска? Как в тех фильмах? – спросил Эсбен.

Кайса закатила глаза и ткнула брата локтем.

– Есть. Только вместо улик там висит расписание, кто из сотрудников покупает на всех перекусить, – ответил Мартен.

– Серьезно?

– Серьезнее не бывает.

– Тяжела жизнь местных полицейских, – сказал Эсбен с напускной деловитостью.

– Ты никогда не думал уехать отсюда? – спросила Кайса.

Мартен покачал головой.

– Мне нравится Раттвик. Не думаю, что я смогу жить где-то еще. Вы наверно отвыкли от такого маленького города, где на каждом шагу знакомые лица.

– Точно. Несколько дней назад я встретила Юнатана Бергмана, – вспомнила Кайса. – Это было так странно. Я хочу сказать, что он все это время жил в моих воспоминаниях и я не думала о нем, как о человеке, который продолжает существовать независимо от меня. Не знаю. Это звучит глупо.

Эсбен повернул голову к сестре.

– Дорогая, мир не крутится вокруг тебя.

Кайса щелкнула его по лбу.

– Я же не об этом!

Мартен прервал их.

– Мне кажется, что я понимаю, о чем ты. Вы двое все это время тоже были для меня лишь воспоминанием. Я не предполагал, что вы когда-то можете вернуться.

– Вот видишь, Эсбен. Тебе бы стоило мыслить шире, – сказала Кайса.

Эсбен состроил недовольное выражение лица.

– Вы совсем не изменились, – подметил Мартен, а потом посмотрел на часы. – Вообще-то мне уже пора. Мне еще нужно зайти к родителям.

– Заходи в любое время. Мы будем рады, – сказала Кайса на прощание и отправилась мыть кружки.

Эсбен и Мартен вместе прошли в коридор. Кайса включила музыку. До них донеслось ритмичное звучание какой-то песни.

– Ты еще катаешься? – спросил Мартен.

– М?

– На коньках. Я помню, что раньше ты катался.

Эсбен покачал головой.

– Я давно не стоял на льду.

– Понятно. Если все-таки захочешь попробовать, то в четверг вечером мы с ребятами из участка хотели посоревноваться друг с другом на озере. Нам не хватает одного человека для равного счета. Коньки и клюшку можно попросить у Нильса.

– Я это учту.

Они пожали друг другу руки.

– Передавай «привет» родителям.

– Передам.

С этими словами Мартен вышел за дверь, быстро спустился с крыльца и направился по заснеженной тропе к соседнему дому. Эсбен проводил его взглядом и вернулся в дом. Песня закончилась. Началась другая. На этот раз знакомая. Что-то из прошлого. Что-то из детства. И Эсбен вдруг осознал, что не слышал ее с тех пор, как они уехали.

Он вдруг понял, что это за чувство, о котором говорили Кайса и Мартен.

Виктор тащил упирающегося Хуго за капюшон куртки. Фредерик шел рядом, а еще один мальчишка, приятель Хуго, угрюмо следовал за ними по пятам, прижимая к груди пакет с жестяными банками.

– Ты умеешь слушать? Умеешь? Почему тогда не слушаешь? – шипел Виктор, переступая через бутылочные осколки в снегу.

– Да чего такого… – просипел Хуго.

Виктор остановился, нагнулся к брату и грубо встряхнул его за плечи.

– Ты думаешь, что мне доставляет большое удовольствие таскаться сюда за тобой? А? Сначала отрасти яйца, а потом уже выделывайся!

Фредерик спрятал улыбку в воротник. Ему почему-то стало смешно.

– Отцепись ты от меня! – воскликнул Хуго, пытаясь вырваться.

В это время в Мышиных норах не было ни души. При свете дня это место напоминало помойку. Тут и там валялись грязные обертки, окурки, мятые пластиковые тарелки, огрызки и салфетки. На некоторых деревьях пестрели граффити, посреди котлована стоял диван под красным брезентом. На снегу было полным-полно чужих следов, которые остались с ночи.

Виктор встряхнул брата еще раз с такой силой, что тот от неожиданности больно прикусил язык.

– Если ты сунешься сюда еще раз, то я за себя не отвечаю. Ты меня понял?!

– Да понял я! Понял. Отпусти!

Виктор ослабил хватку. Хуго шарахнулся от него в сторону.

– Ненормальный, – тихо процедил он сквозь зубы.

– Чего вякнул?

Виктор было сделал шаг к брату, но Фредерик ухватил его за плечи.

– Покури. И успокойся, – медленно сказал он.

Фредерик не раз заставал подобное. Виктор легко выходил из себя и срывался на братьев, потому что иначе заботиться о них не мог. Жизнь Хуго и Свена состояла из запретов, но не из таких, которые окружали самого Виктора в детстве. Он запрещал братьям убегать в лес, ходить в Мышиные норы, красть еду и забрасывать дома соседей мелкими камнями. Виктор запрещал им то, чем развлекал самого себя, когда был подростком.

Фредерик помог ему прикурить. Виктор озлобленно выпустил первый дым и молча зашагал вперед.

– Почему это место вообще так зовется? – негромко спросил приятель Хуго, ни к кому толком не обращаясь.

Виктор сплюнул себе под ноги.

– Потому что раньше здесь все было перекопано, и ямы со стороны напоминали большие норы. Почему именно «мышиные» – не знаю, но мыши ведь живут в норах? Так что логично.

– В норах живут не только мыши, – исподлобья произнес Хуго. – В них селятся лисы, сурки, а дикие кролики вообще строят целые лабиринты.

– Ты откуда такой умный-то взялся, а? – огрызнулся Виктор.

– Я думаю, что здесь всегда была свалка, поэтому и «мышиные», – предположил Фредерик.

– Когда это все вообще появилось? – на этот раз вопрос задал Хуго.

– Тебя еще на свете не было, – ответил Виктор. – Где-то в конце девяностых или начале двухтысячных. Типа того. Мне рассказывали, что название придумал какой-то парень, который и нашел это место. Его еще потом на лесопилке раздавило.

У Хуго и его приятеля глаза сделались круглыми.

– Чего? – протянули они в один голос.

– Придавило бревнами. Насмерть, – с каким-то мрачным удовольствием объяснил Виктор.

Хуго поежился и засунул руки в карманы.

– Жуть какая.

Они вышли к дороге и оказались почти у самого дома Бьерков. Хуго сделал шаг в сторону, но Виктор вновь уцепился за его капюшон.

– Ты идешь домой.

– Почему? Мне и погулять нельзя? – заканючил он.

– Нет. Нечего было меня злить.

– Почему ты всегда такой, а? Вот почему?

– Сам виноват.

Хуго обиженно засипел и махнул другу рукой. Тот поудобнее перехватил жестянки и шепнул:

– Я тогда пока заберу это домой, ладно?

Хуго безнадежно кивнул и зашагал к дому.

Виктор и Фредерик остались стоять посреди дороги.

– Младшие братья – это какой-то ад. Хорошо, что у мамаши хватило мозгов остановиться на третьем. В противном случае я бы повесился на этой ветке, – Виктор кивнул в сторону ближайшего дерева.

«Угадай, кому бы пришлось вытягивать тебя из петли», – подумал Фредерик, но вслух ничего не сказал.

Вечером, когда уже успело стемнеть, Эсбен направился к стадиону. Весь день он думал о предложении Мартена и решил, что ему бы не помешало немного размяться. Иногда ему до такой степени хотелось вернуться на лед, что аж зубы сводило. Эсбен хорошо помнил тот день рождения, когда София и Кайса подарили ему первые коньки. В тот момент он был абсолютно счастлив. За этим последовала череда долгих тренировок и первых разочарований, потому что не все получалось с первого раза. Но он был упорным. Вскоре Нильс взял его в команду.

Вход на стадион был расчищен от снега – кто-то хорошо постарался. Эсбен прошел в ворота, зашел в крытый павильон и остановился около ограждения. Он заметил на льду Сив в компании пяти мальчишек. Она что-то кричала и размахивала шайбой. Дети следили за каждым ее движением. Рыжие волосы Сив растрепались, щеки раскраснелись. Вдруг она размахнулась, швырнула шайбу в конец площадки и ткнула в нее пальцем. Один из мальчишек отделился от остальных и заскользил за ней.

– У нее хорошо получается, – из тренерской вышел Нильс Сандберг и остановился рядом с Эсбеном. – Она любит покричать, но дети ее и без этого слушают. Здравствуй, Эсбен. Увидел тебя в окно. Какими судьбами? Неужели решил покататься?

– Вроде того, но не сейчас. Я пришел одолжить коньки. Еще мне нужна клюшка.

Нильс улыбнулся.

– Хоккей, значит?

Эсбен отвел взгляд от Сив, рассекающей лед, посмотрел на Нильса.

– Да. Мартен Янссон пригласил меня поиграть с ним и его приятелями.

– А, Мартен. Да, они с ребятами часто играют, но предпочитают стадиону озеро. Я все зову их к нам, но они отказываются. Говорят, что на озере дышится лучше.

– Их там много? Кто играет.

– Нет. Куда уж там. Раньше они тренировались два на два, но один парень из участка переехал осенью. Теперь они вечно подыскивают кого-то четвертого для компании, – ответил Нильс. – Пойдем. Подыщем тебе что-нибудь.

Они прошли мимо двух небольших раздевалок и оказались в длинной комнате, где в ряд были выставлены клюшки и коньки. На длинной лавке Эсбен заметил коробку, набитую шайбами.

– Выбери себе подходящие коньки, а я найду приличную клюшку, – сказал Нильс. – Когда присмотришь что-то, вон в той коробке в углу возьми наколенники и налокотники. Тебе бы вообще полное обмундирование не помешало.

– Мартен тоже играет при полном обмундировании? – Эсбен иронически сощурился.

Нильс потряс в руке одну из клюшек.

– Мартен все выходные проводит на льду. Он собаку на этом съел. А ты сколько на коньках не стоял, парень? То-то и оно.

Эсбен не стал спорить, но ничего, кроме коньков, клюшки и перчаток не взял. Нильс посмотрел неодобрительно, но решил не навязывать свое мнение.

– Можете рассказать мне о ваших полицейских?

– Стало интересно, кто будет надирать тебе задницу на льду? – хохотнул Нильс.

– Очень.

– Во-первых, Исаак Лофгрен. Многие считают его хорошим парнем, но мне кажется, что он чересчур заносчивый. Сам родом из Мальмё. Мне рассказывали, что в прошлом он занимался подрывниками, получил ранение от какого-то мексиканца и перебрался сюда, чтобы передохнуть. Он вечно грызется с вашим новым соседом Альваро.

– Из-за чего? Из-за того, что он родом из Мексики?

Нильс покивал.

– Ага. Расистов никто не любит. Вот что я скажу.

Они вышли на улицу и медленно пошли к воротам.

– Кто еще?

– Еще девушка. Александра. Она местная. Старше тебя лет на шесть или около того. Александра брала у меня частные уроки пару лет назад. Теперь отлично катается.

Эсбен вышел за ворота.

– Спасибо за помощь, Нильс.

– Не сломай клюшку и не ударь в грязь лицом. Когда-то ты был моим лучшим нападающим.

На этом они расстались, и Эсбен неторопливо пошел обратно. Он не успел отойти далеко, когда его нагнала Сив. Она со всей силы хлопнула его ладонью по спине.

– Отец сказал, что ты не успел далеко уйти, а я как раз закончила.

Ее щеки все еще были красными, голос немного охрип.

– Привет. Всех детей успела распугать?

Сив возвела глаза к небу.

– Зато они чему-то научатся. Ты домой?

– Вообще-то нет, – Эсбен потряс коньками. – Я иду на озеро.

– Да, отец сказал, что ты снова решил встать на лед. Наши копы бросили тебе вызов? – она явно старалась его задеть.

– Они настолько хороши?

– Вообще-то чертовски.

– Ты когда-нибудь тренировалась с ними?

– Пару раз, да. Однажды мы с Александрой сделали ребят всухую.

Сив затолкала волосы под шапку и зашагала быстрее.

– Знаешь, я бы составила тебе компанию на озере, но я просто умираю от голода, – поделилась она.

Можно подумать он ее звал.

– Какая жалость.

Сив толкнула его плечом.

– Но я почти уверена, что ты справишься без меня.

Вместе они дошли до развилки. Сив махнула ему рукой, крутанулась на ботинках с высокой подошвой и исчезла в темноте.

На озере стояла такая глубокая тишина, какая бывает только ночью. Было безветренно и холодно. Эсбен взглянул на часы на запястье. Половина девятого. Природа бывает обманчива. Первым делом он осмотрелся и выудил из сугроба пустую банку из-под газировки. Она будет его шайбой. Эсбен оставил вещи на снегу, переобулся и вышел на лед. Ему вдруг показалось, что кто-то приделал ему чужие ноги. Он неуверенно заскользил вперед и едва удержался от падения. Это ничего. Шаг за шагом. Ему не нужно учиться. Ему нужно только вспомнить. Эсбен задышал ровнее, разогнался, а потом выставил конек боком и резко затормозил. Он катался около получаса. Когда ноги перестали казаться ему деревянными, а тело немного расслабилось, он вернулся к вещам на снегу, взял клюшку и банку. На протяжении двух следующих часов он отрабатывал удары, кружил по льду, вспоминая, как правильно делать подсечки. К концу тренировки вымоталось только тело, но не дух. Эсбен чувствовал себя так, словно только что преодолел Эверест.

Он завалился на снег, упал прямо на спину, раскинул руки и уставился в чернильное небо с россыпью звезд. До чего же ему этого не хватало. Эсбен вспомнил тот день, когда решил бросить хоккей; вспомнил, как тяжело ему это далось. В тот момент Эсбену казалось, что у него из груди вырвали сердце. Теперь оно вернулось на место и билось с такой силой, что было больно дышать. И ему нравилась эта боль. Ее хотелось сохранить и носить в груди вечно. Эсбену стало жарко, он сел и расстегнул куртку. Ноги гудели. Завтра утром он едва ли сможет встать, но такие мелочи его не волновали его в эту секунду.