Оля перевела взгляд на мужа. Валерка широко улыбался и, казалось, совершенно не был удивлен столь приятным известием.

– Так ты знал? – прошептала Оля, наклонившись к мужу.

– Да, дорогая, знал. Ларочка мне позвонила в Лондон и поделилась этой замечательной новостью.

– Почему ты мне ничего не сказал?

– Я хотел сделать тебе еще один сюрприз, дорогая.

– Ах вот как. Значит сюрприз… – выдохнула Оля и опять почувствовала приступ ничем не контролируемой ярости. Рука с фужером задрожала, и казалось, что он сейчас лопнет от силы, с которой ее тонкие пальцы сжимали этот хрупкий сосуд.

Тем временем Усольцев, довольный реакцией гостей, провел рукой по седым волосам и заговорил снова:

– Но это еще не все, друзья! Мы с Ларочкой переезжаем в Испанию, где я не так давно приобрел маленькую виллу в Салоу. Пора и нам с Ларочкой отдохнуть. Ну, а вы, если пожелаете, будете приезжать к нам в гости. Мы будем рады видеть вас всех у себя.

За столом поднялся невероятный гам. Все принялись обсуждать сногсшибательную новость. Только Оля, словно в замедленной съемке наблюдала, как красивый фужер беззвучно рассыпается, а шампанское, стекая по руке, капает на ее маленькое черное платье и собирается на бедре в большое мокрое пятно.

7.

      На следующее утро Оля проснулась поздно. Она не слышала, как муж уехал в офис, а дети разбрелись по дому. Голова нестерпимо болела. Поначалу Скворцова хотела встать и привести себя в божеский вид: принять холодный душ, выпить аспирину и чашку кофе, подкраситься и сделать прическу. Но чтобы прийти в норму, прежде всего нужно каким-то чудесным образом вытащить себя из теплой постели. Но Скворцова поступила прямо противоположным образом. Она поплотнее закуталась в шелковое одеяло и на какое-то время затихла.

Однако голова уже не просто болела, а разламывалась на куски. Но еще хуже было то, что упрямая память снова и снова возвращала ее во вчерашний вечер.

После злосчастного конфуза с треснувшим фужером, захотелось напиться как свинья. Вот она и приняла больше положенной нормы. Ей тогда показалось, что ужраться вусмерть – это единственный способ заглушить стыд и обиду на себя. Она не сдержалась и позволила чувствам вырваться на волю. Она выставила себя полной дурой перед этими старперами, и что самое главное, перед свекровью, Усольцевым и Валеркой.

Муж наблюдал за ее чрезмерными возлияниями сначала с улыбкой, потом в его глазах замелькала легкая тревога. Однако Валерка не стал прилюдно поднимать скандал и настаивать на том, чтобы она прекратила пить все подряд. То ли не хотел портить настроение себе и Ларочке, то ли желал в глазах гостей матери выглядеть этаким снисходительным и все понимающим мужем. Мужем, который легко прощает своей легкомысленной и неразумной супруге всяческие проделки. А может ему просто-напросто было на все плевать. Валерка веселился от души. Он перетягал на танцпол всех баб и рассыпался перед ними в комплементах. Приятельницы свекрови млели от счастья. Было очень смешно наблюдать, как старухи таяли в объятьях мужа и строили ему глазки. Одним словом, Скворцов был весел, услужлив и чрезвычайно мил со всеми, включая даже и ее саму.

Ларочка же была очень довольна сыном и производимым им впечатлением. Она была горда тем, что вырастила красивого, хорошо воспитанного и очень обходительного мужчину. Свекровь всякий раз подчеркивала это и без конца хвасталась сыном. Теперь старухе и ее подружкам не хватит и года, чтобы обсосать и банкет, и закуски, и красавчика сына, и предстоящую свадьбу, и переезд будущих новобрачных в теплую страну.

      Но Оля хорошо знала, что в первую очередь старые грымзы примутся сплетничать именно о ней. Брызгая слюной от зависти, эти молодящиеся из последних сил мегеры, будут обсуждать ее прическу, платье, шикарный браслет и, естественно, разбитый фужер. Ну, а Валерка в нужный момент обязательно упрекнет ее в отсутствии манер и элементарной культуры. Потом состроит обиженного и будет дуться два-три дня.

Когда они возвращались из ресторана домой, Скворцов еще в такси хотел высказаться по поводу ее поведения на банкете. Но по какой-то причине передумал. Он всю дорогу восхищался отлично организованным ужином и был просто в восторге от того, что мать и Петруша наконец оформят свои отношения. Но больше всего муж радовался тому, что Ларочка, как все нормальные люди, остаток жизни проживет в цивилизованной стране, да еще у моря. У мужа не было никаких сомнений в том, что Усольцев обеспечит его матери достойную жизнь. Отныне Ларочка не будет знать ни забот, ни хлопот. Да и они сами смогут каждое лето отдыхать в Испании, останавливаясь на вилле Усольцева. И не надо будет пользоваться услугами туристических агентств и переплачивать сумасшедшие деньги за перелет и номер в пятизвездочном отеле.

Все разгогольствования мужа Оля слушала в пол-уха и только согласно кивала головой. Она была пьяна настолько, что Валерке пришлось чуть ли не волоком тащить ее в дом. Она абсолютно не помнила, как оказалась в спальне, как разделась и как улеглась в кровать.

Оля почувствовала, что головная боль становится уже невыносимой. Она приподнялась и оперлась на локоть, стараясь припомнить, где вчера оставила сумку. Оля точно знала, что накануне предусмотрительно сунула в косметичку конвалютку аспирина. Должно быть сумка валяется на полу возле платяного шкафа.

Скворцова неохотно отбросила одеяло, с трудом поднялась с постели и прошлепала к шкафу. Она подхватила сумку и вернулась в постель. Каждое движение отдавалось в голове мучительной болью. Аспирин нашелся быстро. Дрожащими пальцами Оля вырвала из бумажной упаковки две таблетки, бросила их в рот и принялась разжевывать не запивая. «Это же надо было так вчера ужраться! Больше ни капли не возьму в рот», – подумала она и опустилась на подушки. Кисловато-горький привкус лекарства был гадким, такими же отвратительными были и воспоминания о вчерашнем вечере.

Сейчас Оля живо представила картину своего позора и поморщилась.

8.

      После того как в руке Оли треснул фужер, Татьяна Ивановна, которая сидела к ней ближе всех, громко вскрикнула и бросилась смахивать с ее колен мелкие осколки стекла. Скворцова чувствовала: недоумевающие взгляды всех присутствующих в банкетном зале сейчас направлены только на нее.

Да, она облажалась. И облажалась по полной программе. Но что сделано, то сделано. И ничего уже изменить нельзя.

А тем временем Титова принялась промокать мокрое пятно на платье салфеткой, которую ей любезно подал Валерка. Он смущенно улыбался, старательно делая вид, что ничего сверхъестественно не произошло. Чтобы побыстрее избавиться от всеобщего внимания и чувства досады охватившего ее, Оля резко отвела руку Титовой и тихо извинившись, встала из-за стола. Быстрым шагом она миновала зал ресторана и побежала к дамской комнате. Титова почему-то увязалась за ней. Охая и причитая, толстуха помогла застирать пятно. Она услужливо протягивала бумажные полотенца и при этом лепетала что-то типа: «С кем не бывает, Оленька. Пятно, к счастью, отстиралось. Но все же сдай платье в чистку. Небось, оно дорогое. Жалко ведь. И ты только не расстраивайся, милая. С каждым это может случиться. Хорошо, что ты не порезалась…» От этих жалостливых кудахтаний лучшей подруги свекрови становилось только хуже. Но, к счастью, надеть привычную маску вежливости уже не составляло труда и Оля, благодарно улыбнувшись, сказала:

– Спасибо вам, Татьяна Ивановна, за помощь. Я в порядке, да и с платьем ничего не будет. Мы вовремя застирали пятно.

– Пожалуйста, Оленька, – проворковала Титова и подсластила Оле жизнь комплиментом: – Ты, милая, выглядишь сегодня чудесно. Впрочем, как и всегда. Тебе так идет это маленькое черное платьице, а лабутены просто прелесть! И браслет твой поистине восхитителен! Брильянты так и играют, так и играют. Это Картье? Я так понимаю, что это Валеркин подарок?

– Да. Муж привез браслет из Лондона, – подтвердила Скворцова, тщательно скрывая раздражение от фальшивого бисера слов льстивой тирады Титовой. В эту минуту Оле очень хотелось остаться одной и подумать над тем, как вести себя дальше. Хотя, о чем тут думать? Все должно быть как всегда: она весела, счастлива и всем довольна. А инцидент с фужером – это всего лишь маленькая оплошность, на которую не следует обращать внимания. Гости свекрови быстро забудут об этом маленьком происшествии, им есть на кого переключить свое внимание. Но впредь необходимо быть более внимательной и не допускать подобных ошибок. Вот только не понятно одно, почему она так бурно среагировала на очень хорошую новость? Позавидовала свекрови? Потеряла бдительность? Или не ожидала, что ее желание исполнится так быстро? Как она и мечтала, старуха уедет и оставит ее семью покое раз и навсегда. Исчезнет, растворится…

Сквозь размышления о грядущих переменах, в сознание Скворцовой прорвался голос Татьяны Ивановны. Теперь толстуха не скрывала своей зависти:

– Да, милая, повезло тебе с мужем. Вот бы мне такого. Мой-то Альбертик на такое не способен.

Оля тут же представила мелкого и тщедушного Альберта Николаевича Титова, который в объеме был ровно вполовину меньше своей необъятной супруги. Да и за какой хрен этот учителишка купит такую дорогую и изысканную вещь? Несчастный Титов всю жизнь преподавал в техническом универе сопромат и занимался репетиторством, но все равно не мог нормально обеспечивать постоянно растущие запросы Таньки и их великовозрастной дочери.

Скворцова чуть не рассмеялась в голос. Едва сдерживаясь, она почти искренне сказала:

– Согласна с вами, Танечка, целиком и полностью. У меня классный муж. Но моему Валерке тоже повезло со мной.

– А никто и не спорит. Только вот…

Титова запнулась. Выбросив влажные бумажные полотенца в урну, она обернулась к Оле.

– Мне кажется, что тебе, Оленька, нужно быть с Ларочкой немного поласковей, – виновато-заискивающе продолжила Титова. – Тем более, что уедет она с Петрушей в Испанию и видеться вы будете очень редко. Будь умницей, девочка моя, помирись с Ларочкой!

– Но мы и не ругались, – неприязненно отозвалась Оля. Она подставила под сушилку мокрые руки, а про себя подумала: «Неужели все так явно? Старуха уже начала жаловаться на меня своим подругам. Не хотелось бы, чтобы эти разговоры дошли до ушей Валерки».

– Я понимаю, – между тем усиливала напор Татьяна Ивановна, – что вы обе ревнуете Валерочку друг к дружке. Но все же надо как-то находить общий язык. Хоть это и не мое дело, но я же вижу, как Ларочка переживает из-за ваших отношений.

– Это действительно не ваше дело, уважаемая Татьяна Ивановна, – враждебно парировала Оля. Она порывисто выключила сушилку и просверлила Титову недобрым взглядом. – И я бы предпочла, чтобы вы и впредь не совали свой длинный нос не в свои дела. Я вас предупреждаю: не вмешивайтесь в мою жизнь! Я этого не потерплю. Так и знайте!

– Ну не злись, Оленька… Я же хочу, как лучше, – Титова вздрогнула от неожиданной грубости собеседницы и сдала свои позиции. Она обиженно засопела и тут же подумала о том, что Ларочка была во всем права. Ее невестка не та, кем кажется. Высокомерная, наглая, неблагодарная и никого не уважающая девчонка!

Чуть позднее и господин Усольцев тоже решил внести свою посильную лепту в отношения между свекровью и невесткой.

Когда гости вволю порадовались за будущих новобрачных и их переезду в Испанию, все дружно отправились на танцпол. Валерка пригласил мать на медленный танец и выходя из банкетного зала, они принялись что-то живо обсуждать. А Оля осталась сидеть за столом в полном одиночестве. Потягивая терпкое красное вино, она снова и снова мысленно упрекала себя за несдержанность. Увы, но и на этот раз она не смогла стерпеть наглого вмешательства в свою жизнь. Сейчас хотелось одного – поскорее напиться и утопить в желудке осадок, оставшийся после всего случившегося на этом поганом банкете.

Но даже в эту минуту, оставшись наедине с собой, Скворцова привычно излучала полное спокойствие и удовлетворение от происходящего вокруг.

Неожиданно рядом с собой Оля услышала вкрадчивый голос Усольцева. Петруша, который всегда напоминал ей сытого, вальяжного и самоуверенного кота, стоял опираясь на спинку стула. Петруша проницательно вглядывался ее лицо и приветливо улыбался. От этого пристального взгляда Оля почувствовала себя не совсем уютно. Она поежилась и насторожилась. Усольцев был человеком умным, расчетливым и коварным. С ним надо быть очень внимательной.

– Ольга Николаевна, вы не будете против, если я присяду рядом с вами?

Оля чуть не поддалась искушению ляпнуть: «Нет!», но вовремя прикусила язык и радушно ответила:

– Нет, дорогой Петр Викторович, не буду.

Усольцев уселся рядом с Олей и мечтательно вздохнул:

– Какой чудесный вечер! Вы не находите?

– Да. Все отлично.

– Ларочка сегодня очень счастлива, да и гости всем довольны. Вардин оказался на высоте, не подвел нас. Еда приготовлена великолепно.

– Согласна с вами, Петр Викторович, целиком и полностью.

– Однако, сударыня, такую красавицу как вы нельзя оставлять в одиночестве за праздничным столом, вот я и решил составить вам компанию. У вас все хорошо, милая? Мне это кажется, или вы чем-то расстроены? Уж не разбитым ли бокалом? Но это такая ерунда, дорогуша. Уж поверьте на слово мне старому, умудренному опытом человеку.

– Нет, я не расстроена. И да, вам действительно показалось, Петр Викторович. Если честно, то я уже и забыла об этом маленьком недоразумении, – соврала Оля и лучезарно улыбнулась.

– Вот и отлично! – почти радостно воскликнул Петруша, но его глаза по-прежнему оставались серьезными. Тем не менее он продолжил в характерной для него льстивой манере: – Вы всегда очаровательны, дорогая, но сегодня вы просто затмеваете всех своих красотой и элегантностью!

Старый ловелас взял руку Оля и поднес к своим губам. Скворцова едва сдерживала брезгливость, но руки не отняла. Она по-прежнему улыбалась. Однако эта искусственная улыбка с каждым мгновением давалась все тяжелее.

– Вы, наверное, даже не осознаете насколько вы красивы и обворожительны. И как это Валерий умудрился заполучить вас? Я даже немножко завидую ему.

Бархатный и слащавый голос Усольцева мог околдовать Ларочку или еще какую-нибудь старую дуру, но только не ее. Но Оля сходу приняла игру Усольцева и кокетливо стрельнула глазами.

– Завидуете? Это вам нужно завидовать, Петр Викторович! Лариса Игнатьевна гораздо красивее меня.

– Да. Ларочка – это любовь всей моей жизни. Ей нет равных. Но если бы мне скинуть годков этак двадцать-двадцать пять, я с удовольствием, Оленька, поборолся бы с Валерием за вас. И кто знает? Возможно я бы вышел победителем…

Оля откинула голову и от всей души рассмеялась.

– У вас, Петр Викторович, не было бы никаких шансов. Я люблю мужа и ни на кого его не променяю.

– Да, я знаю, Ольга Николаевна. И простите меня, если я вас обидел, – уже совершенно другим тоном сказал Усольцев. – Мы с Ларочкой очень рады, что у Валерия такая жена. Среди красивых женщин редко можно встретить такую верную и порядочную жену как вы. Вы особенная, Олечка. Но… – Усольцев сделал паузу и осторожно сказал: – Простите меня, дорогая, но боюсь, что другого удобного случая может не представиться… Меня, как будущего мужа Ларочки, кое-что беспокоит…

Петр Викторович осекся и какое-то время сидел молча. Создавалось впечатление, что поклонник свекрови о чем-то сосредоточенно думает.

Оля была заинтригована. Поведение Усольцева по меньшей мере было странным. Сначала какие-то пошловатые комплементы, сальные взгляды, а теперь еще какое-то «но». Чего он хочет?

Между тем пауза начала затягиваться, но Оля не собиралась помогать новоявленному жениху выпутываться из затруднительной ситуации. И на удивление Оли Усольцев заговорил решительно и даже жестко:

– Простите, Ольга Николаевна, но я выскажусь прямо. Я обеспокоен тем, что между вами и Ларочкой в последнее время возникло какое-то напряжение. Она не понимает, почему вы стали реже бывать в ее доме. Ларисе даже кажется, что вы умышленно избегаете общения с ней. Вы перестали звонить, да и детям не разрешаете с ней видеться.

– С чего вы это взяли, Петр Викторович? – сердце Оли учащенно забилось, а под ложечкой неприятно засосало.

– Ларочка как-то поделилась со мной своими переживаниями. Она довольно откровенно рассказала мне о том, что вы стали с ней холодны, не интересуетесь ни ее здоровьем, ни ее жизнью, а иногда даже бываете грубы. Практически ваши контакты сведены к нулю. И меня это не может не волновать. И, кстати, эту перемену в ваших отношениях заметили все. Не только она…

Глаза Усольцева стали колючими и злыми. Оле показалось, что морщины на его лице углубились. Сейчас поклонник свекрови не скрывал своей крайней озабоченности и даже некоторой враждебности. Этот неожиданный и странный выпад Усольцева взволновал Олю не на шутку. «О Господи! – подумала она. – Он что, пытается запугать меня? Зачем? Мне до фонаря его страшилки. Пусть старый пердун катится к чертовой матери! Но, с другой стороны, если свекровь поделилась с Танькой и Петрушей своими подозрениями, значит и Валерке она тоже жаловалась. И теперь разборок с ним не миновать. А эти разборки означают еще и грандиозный скандал. Даже страшно представить, во что этот скандал может вылиться. Этого нельзя допустить, тем более, что у него есть молодая любовница, способная увести его из семьи. Нельзя допускать с ним никаких ссор! Ни в коем случае!»

– Вы ошибаетесь, Петр Викторович, и делаете неверные выводы. Я по-прежнему очень хорошо отношусь к Ларисе Игнатьевне. Но у меня столько дел и забот, что, возможно, я стала недостаточно внимательна к свекрови. Но я исправлюсь, Петр Викторович! Честное слово, – попыталась схитрить Оля, но почувствовала, как фальшиво звучат ее слова. Чтобы скрыть волнение, она потянулась за бокалом с вином.

– Давайте, сударыня, я за вами поухаживаю, – немного смягчил тон Усольцев. Он добавил вина в бокал Оли и высказался вполне конкретно: – Мы с Ларочкой скоро уезжаем. И мне бы не хотелось, чтобы она покидала семью и страну с тяжелым сердцем. Я не хочу, чтобы она волновалась и переживала. Я намерен заботиться о ней и никому не позволю ее обижать. Вы понимаете меня?

Усольцев требовательно смотрел на Олю в ожидании ответа.

– Нет, не понимаю! – вызывающе ответила Скворцова. – И не хочу понимать! У вашей будущей жены нет оснований для тревог. Мы все любим и уважаем ее. Да и в нашей семье все хорошо. Валера в надежных руках и беспокоиться о нем и детях не стоит. И не нужно искать проблем там, где их нет, Петр Викторович! Так и передайте Ларисе Игнатьевне. А вот и она…

Оля облегченно выдохнула. В банкетный зал вслед за другими гостями вошла Ларочка, а за ней и Валерка. Усольцев поднялся и сделал шаг навстречу своей невесте. А Оля вновь растянула губы в привычной счастливой улыбке и приветливо помахала мужу рукой.

9.

Сейчас, вспоминая эти пренеприятнейшие эпизоды вчерашнего банкета, Оля почувствовала, что головная боль, как ни странно, потихоньку отступает. Да, от дикого похмелья таблетки есть, а вот от другой головной боли лекарства у нее пока нет. И чем дальше она будет тянуть с задуманным, тем меньше решимости у нее будет оставаться. Есть еще один немаловажный фактор: уже совсем скоро закончится летняя сессия и предполагаемая любовница мужа отчалит восвояси. Тогда придется ожидать сентября. А это означает, что еще два долгих месяца она будет бездействовать, и страдать от душевных мук и тревоги за свою семью.

Оля открыла ящик прикроватной тумбочки, вынула смартфон, торопливо пролистала список звонков и нашла имя подруги. Она провела пальцем по дисплею и в ожидании ответа села, откинулась на обитую кожей спинку кровати.