Что мне оставалось делать? Я поднялась со стула, растерянно оглядела зал, шум голосов в котором постепенно начал сходить на нет, потому что, по знаку пана Гецеля, медленно угасал яркий свет, пока в установившейся полутьме не осталась стоять, подсвеченная лучом света прожектора, лишь я одна. В моей голове, как назло, как некогда пошлый мотив у Марии-Магдалены, вертелись банальные слова куплетов «Meine lieber Augustin». Если бы я не глотнула добрую стопку крепкого бренди в комнате у Тани, я бы никогда в жизни не осмелилась раскрыть рот, чтобы запеть после трехлетнего перерыва! Моя покойная бабка была некогда примой в оперном театре в Санкт-Петербурге, и в свое время не жалела ни сил ни времени для того чтобы вбить в мою ветреную голову все секреты своего сценического искусства, поскольку, по ее словам, все способности к оперной карьере, и в первую очередь голос, у меня были. Воспоминания о бабуле, как ни странно, освежили мою память. Еще раз посмотрев на довольную физиономию пана Гецеля, а затем на легкую снисходительную улыбку, игравшую на красивом лице барона фон Ротенбурга, я внезапно разозлилась. Какого черта! Они, видимо, ожидают услышать какие-нибудь пошлые куплеты, так популярные при дворе их полусумашедшего фюрера. Я глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, и сначала несмело, а затем все более и более крепнувшим голосом, который, к моему величайшему изумлению вовсе не исчез, а стал каким-то более глубоким и новым, взяла первые ноты вступительной арии графини Палинской из оперетты «Мистер Икс». Могу, положа руку на сердце, сказать, что я не посрамила свою бабулю! Когда я на триумфальной ноте закончила пение со строфой: «Не пришла еще любовь моя!», офицеры в казино, повскакав со своих мест, стали аплодировать мне с криками «браво!», наперебой требуя спеть еще. Только присутствие за столиком барона фон Ротенбурга спасло меня от назойливых преследований молодых офицеров и просьб спеть еще.

– Вы профессиональная певица? – спросил он, когда я, кончив раскланиваться во все стороны, снова уселась за столик.

– Нет, ваша светлость, – сказала я.

– Ну, зачем же так официально, – усмехнулся он. – Зовите меня Гюнтер, если не возражаете. Но я до сих пор не знаю вашего имени, моя прекрасная незнакомка.

Он предложил мне вина. На столике перед нами уже, как по мановению ока, оказались тарелки, полные восхитительной еды, которой я не пробовала со времен своего детства: черная икра, французские салаты, свежие овощи, румяное, издававшее изумительный аромат свежезажаренное мясо и хрустящий картофель.

Барон вопросительно смотрел на меня. Глоток крепкого терпкого красного вина окончательно лишил меня остатков здравого смысла. Вместо того, чтобы изображать из себя серую мышку, что всегда выручало меня в подобных обстоятельствах, я вдруг неожиданно решила сыграть в роковую женщину.

– Зовите меня Элизой, – сделав паузу, наконец, снизошла к его просьбе я.

– Ваше здоровье, Элиза! – подняв бокал, сказал барон, чуть приметно улыбаясь, видимо, моей глупости.

Я выпила второй бокал вина и приступила к закуске.

– Никогда не видел вас в казино прежде, – через некоторое время осторожно заметил барон, внимательно наблюдая за тем, как я ела.

– Я никогда не была здесь до сегодняшнего дня, – легко созналась я.

Мне показалось или на лице его промелькнуло облегчение.

– У вас строгие родители? – полюбопытствовал он. – Еще вина?

– Нет, благодарю вас, – отказалась я. – Мне уже достаточно. Я не привыкла много пить. Что касается родителей, то здесь вы не угадали. Я сирота.

Он удивленно приподнял бровь.

– Что случилось с вашими родными? – помедлив, сочувственно спросил он.

Я отложила в сторону нож и вилку.

– Отец погиб во время революции, мама умерла позднее, в тридцатых годах.

– Кто был ваш отец? – тут же спросил барон. В его голосе явно просквозил интерес.

– Военный, – не задумываясь, ответила я. – Офицер флота.

– А ваша мать? – начал было он, но я пребила его с улыбкой:

– У моей матери был точно такой же акцент как у вас, господин барон. Вы ведь из Померании, не правда ли?

Этот фашист был очень привлекательным мужчиной, внезапно подумала я, наблюдая за тем, как он удивленно приподнял брови, соглашаясь с тем, что я была права. Его матовой бледности лицо с четкими, правильными чертами, небольшим, твердо очерченным ртом и длинными темными густыми ресницами, которым могла позавидовать любая девушка, казалось мне все более привлекательным.

– Ваша мать, должно быть, была красавицей, – мягко сказал он, поднимая на меня глаза и улыбаясь.

– Я ее очень любила, – созналась я с налетевшей неожиданно грустью. – Но она умерла, когла я была еще ребенком. Меня воспитывала бабка.

– Надеюсь, она-то еще жива? – заметил он, спрашивая у меня разрешения закурить.

– Увы, нет. Тоже умерла, перед самой войной.

– Мне очень жаль, – сказал он, окутывая себя синеватым дымком дорогой сигареты.

– Мне тоже, – сказала я, приходя в себя. – Ну, а теперь, когда вы выяснили все факты моей биографии, может быть, вы разрешите мне уйти?

– Вы хотите уйти? – удивился он, неожиданно для меня протянул через узкий столик свою руку и, взяв в нее мою ладонь, легко, едва касаясь губами, поцеловал кончики моих пальцев. – Боюсь, это невозможно, моя прекрасная незнакомка. Я не отпущу вас.

– Звучит весьма устрашающе из уст шефа контрразведки коменданта нашего города, – легкомысленно сказала я, мягко освобождая свою ладонь.

Его серо-серебристые глаза насмешливо блеснули из-под длинных темных ресниц.

– Вы знаете обо мне гораздо больше, чем я полагал, – заметил он, снова откидываясь на спинку стула.

– Кто же в городе вас не знает, – засмеялась я, забавляясь ситуацией, в которую попала. – Молодой аристократ, помощник военного коменданта города, суровый и неприступный, как скала. В противоположность вашему патрону, вы не женаты, у вас нет официальной подружки в городе, и вы не задираете юбку всем женщинам без разбора, как это делают многие другие. Простите за грубость, господин барон, после смерти бабки я оказалась на улице и, боюсь, немного подрастеряла все свои хорошие манеры.

Молодой человек в сером, с серебром, немецком мундире на секунду прикрыл глаза, словно давая мне понять, что принимает извинения, и серьезно посмотрел на меня, по видимому, ожидая продолжения. Я взяла со стола третий бокал с вином и выпила его быстрее, чем это было необходимо.

– Вы знаете, чем все это объясняют? – поставив локти на стол, невинно спросила я, мягко улыбаясь.

– Чем же? – он также положил руки на стол, предварительно поставив бокал с недопитым красным вином.

Его красивое бледное лицо с необыкновенными серо-серебристыми глазами оказалось неожиданно близко ко мне. Чисто механически я отметила, как аккуратно подстрижены и уложены его густые, темно-каштановые волосы.

– Ну, конечно же, роковая любовь! – снова улыбнулась я. – Что же еще?

– Так просто! – поразился он. – Я потрясен.

– А чего вы ожидали? – удивлясь собственной наглости, спросила я.

Он смотрел прямо мне в лицо.

– Ну, чего-нибудь менее романтического. Например, что я вампир или извращенец.

Я не выдержала и расхохоталась, барон тут же присоединился ко мне.

– Вы поразительная девушка, Элиза! – отсмеявшись, сказал он.– Я никогда еще не встречал никого, подобного вам.

– Звучит банально, господин барон, – заметила я.

– Гюнтер, – поправил меня он.

– Гюнтером вас будет звать жена, – нахально заявила я, улыбаясь и одновременно приказывая себе немедленно остновиться и не дразнить его, но дело в том, что в тех редких случаях, когда я вхожу в раж, меня трудно остановить.

Его глаза стали серебристо-блестящими, как новенькие советские рубли.

– Тогда вам самое время привыкать называть меня по имени, – вкрадчиво сказал он, – Не дожидаясь формальностей. Но будьте уверены, они последуют весьма скоро! Я очень упрямый человек.

– Что вы имеете в виду? – чуть не подавившись глотком вина из следующего по счету бокала, спосила я, отставляя недопитый бокал в сторону и испуганно посмотрев на него. – Вы что же, собираетесь отправить меня в гестапо, если я буду продолжать называть вас «господин барон»?

Мгновенное удивление от моих слов на его лице сменилось улыбкой.

– Вы недогадливы, фройляйн, – с некоторым, как мне показалось, напряжением в голосе сказал он.

Я даже рассердилась. Что это за игры такие затеял со мной этот фашист? Рехнулся он, что ли? Или это я слишком много выпила, так много, что в простых словах мне уже мерещится некий скрытый смысл.

– Тогда объясните мне, недалекой, что вы имели в виду, – по возможности миролюбиво предложила я, решив выяснить все до конца.

Он откинулся на спинку стула, лицо его казалось спокойным и невозмутимым, поза расслабленной, только в глазах отражался непонятный мне огонек беспокойства.

– Выходите за меня замуж, Элиза, – сказал он.

Меня чуть удар не хватил от неожиданности.

– Да вы с ума сошли! – непроизвольно вырвалось у меня.

– Вы мне отказываете? – чарующе вежливо уточнил он.

– Но вы же меня совсем не знаете! – воскликнула я, стремясь немого смягчить впечатление от своих предыдущих слов. Кто его знает, этого сумашедшего, может, он меня действительно в гестапо потащит, если я буду ему противоречить?

– Вы не верите в любовь с первого взгляда? – спросил он.

– Нет! – не успев подумать, выпалила я.

– Для молодой девушки вы весьма неромантичны, – с сожалением сказал он, вздыхая. – Ну, что ж. Тогда придется вести осаду по всем правилам. Цветы, романтические прогулки при луне и все прочее. Только имейте в виду, я все равно выиграю! Вы будете моей женой.

Самым раздражающим было то, что он говорил серьезно. Я еще раз посмотрела на него и внезапно решила, что, общаясь с людьми, которые явно не в себе, нужно вести себя так же, как они.

– Господин барон, – с подкупающей откровенностью начала я. – Допустим, я даже происхожу из хорошей семьи, но по своему социальному положению я вам не ровня. Мои родители умерли, не оставив мне в наследство ничего, кроме долгов, так что я вынуждена работать прислугой в богатом доме.

– Мне показалось, разговор шел о любви, а не о социальном положении! – перебил меня он.

Я растерянно смотрела на него. Похоже, он не шутил. Барон Гюнтер-Себастьян фон Ротенбург действительно делал мне предложение. Мне внезапно стало по-настоящему страшно. Что сделает барон, когда узнает, кто я такая на самом деле? Игра зашла слишком далеко. Он тоже внимательно смотрел мне в лицо, словно стараясь прочитать, что таилось за моим молчанием.

– Похоже, – наконец с грустной усмешкой сказал он, – что городские сплетни действительно напророчили мне роковую любовь.

– Мне пора идти, господин барон, – сказала я, решительно поднимаясь из-за стола. – Уже поздно.

– Я провожу вас? – поднимаясь вслед за мной, сейчас же предложил он.

– Нет, благодарю вас, – быстро отозвалась я.

Тем не менее, он протянул мне руку, предлагая вместе покинуть зал. И мне не оставалось ничего другого, как опереться на нее, чтобы не привлекать к себе всеобщего внимания. Сама мысль о том, как я буду выглядеть, брыкаясь и отталкивая от себя военного коменданта города, чуть не вызвала у меня приступ истерического смеха.

– Может быть, вы все-таки позволите мне вас проводить, моя прекрасная незнакомка? – остановившись на улице пред дверями казино, мягко попросил он, поднося мою руку к губам. – Уже поздно. Я буду за вас беспокоиться.

Стояла теплая весенняя ночь, свежая и звездная. Воздух был густым и влажным, наполненным ароматом цветущих деревьев. В неясном свете огней ярко освещенного казино, падавших на мостовую, барон казался принцем из моих оживших детских грез, красивым и влюбленным.

– Когда я смогу снова увидеть вас? – помедлив, спросил он.

– Не знаю, – честно созналась я.

Его серебристые глаза засветились насмешкой.

– Хотите, завтра? – предложил он. – Могу поспорить, что уже завтра днем я буду знать о вас больше, чем вам хотелось бы.

Это уж точно, с сарказмом успела подумать я. И не только больше, чем мне хотелось бы, но даже больше, чем вы можете себе представить, господин барон.

– Надеюсь, я вас не напугал, – уже серьезно сазал он, испытывающе глядя мне в лицо. – Поверьте, я говорил то, что чувствовал, Элиза. Никогда со мной не происходило ничего подобного. Вы словно вышли из моих грез, вы такая красивая и нереальная, что я боюсь вас отпускать. Боюсь, что вы уйдете, растаете в воздухе, как призрак, и я уже больше никогда не увижу вас. Обещайте мне не изчезать! Пожалуйста, Элиза.

Черт знает что, с отчаяньем подумала я. И почему я вечно влипаю во всякие истории!

– Уже поздно, господин барон, – снова пролепетала я, отнимая у него руку. – Я должна идти. Прощайте.

– Я отпускаю вас только потому, что я хорошо воспитан, – с иронией сказал он, на секунду задержав в своей руке мои холодные пальцы.

И уже убегая прочь от него в темноту спасительной ночи, я услышала за спиной его уверенный голос.

– Я все равно найду вас, моя прекрасная незнакомка! Мы обязательно встретимся!