Глава

2.

Ноготки

– (

лат

. Calendula officinalis)

В глазах у Неробова рябили цветные треугольники. Приступ начинался с помутнения зрения. В этом месте тополя росли особенно густо. Свой приятный нежный бархат выпустили почки. Неробов чуял их сильный смолистый аромат, ощущал тепло ствола. От тополя шёл резкий запах, и его скопилось столько, что человеку хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Вот только на майора Журавлёва весеннее колдовство не действовало. Он отличался непробиваемостью, оставляя позади даже плитки мостовой.

– Есть что-нибудь по Митову? – спросил он.

– Да так, – Неробов не торопился раскрывать карты. – Жаловался слежку и анонимные угрозы, но от конкретных вопросов увиливает.

– Ладно. Теперь им займутся другие. Я говорил с Маковцевым. Они ищут специалиста в отдел краж. Тебе надо подать заявление, может и сгодишься.

Неробов берется за ручку двери, и этот захват помогает ему удержаться на ногах. В глазах мутнеет, и он из последних сил удерживает сознание.

Бригада вернулась с выезда на труп. Стажер Черноярова скребла руки под струей в раковине, но капитан Журавлев отличался нечистоплотностью, у него гнилостный труп, а он рук не моет. Когда он с грязными руками лез здороваться, Неробов его локтем оттолкнул: ковид сам знаешь.

– Эй, брат, закурить дай. Видишь руки грязные. У тебя есть, я знаю.

Неробов выщелкивает из пачки сигарету, раскуривает ее и сует в рот Журавлеву.

– Кайф! – бормочет тот.

Он мог стать специалистом по разбойным нападениям, нравится ему это. Может, поэтому он и не моет руки, что сам разбойник. Кабы не ловил преступников, сам бы вышел на промысел.

Неробов в бережном обращении не нуждался. Он был простой парень, быстро все схватывал.

– Давай сфотографируемся с тобой, Жула. Золотой ты парень.

– Выпил ты что ли, Неробов?

Журавлев уклоняется, прячась за сигаретой, но Николай Ильич успевает сделать селфи.

Вместе они входят вкабинет, и теперь у них равные шансы приветствовать несравненную блондинку Александрову, которая расчехлила свой летний гардероб и демонстрирует черно-белую коллекцию. Журавлев вылезает с комплиментом, как всегда глупейшим, на который Алла Анатольевна отвечает просто:

– Чмок.

– Это мне.

Журавлев утверждает, что воздушный поцелуй предназначен ему, тогда как Неробов уверен, что сотрудница смотрела именно на него. И эти мысли крутятся у него в голове, хотя он только что умирал, а часом раньше видел окровавленный труп своего начальника, не считая того, что его подруга задержана по подозрению в убийстве.

В комнате дежурных следователей только молодая девушка-стажер Наташа Черноярова, которая вела веселую жизнь и мечтала о том, чтобы выспаться. Дежуривший эксперт-медик учил ее расслабляться. В их компании Неробов выпил чашку чая с сахаром.

Медик взялся ухаживать за Чернояровой, он побывал у неё дома и починил там унитаз. На следующий день они собирались на дачу обрезать яблони.

– Не стоит трогать цветущие деревья, – возразил Неробов, но его советы никому не требовались.

Второй раз он пил чай в кабинете следователей, где сидели хорошенькие женщины, которых он опекал. В центре внимания находилась Алла Александрова, неяркая блондинка, чья работа по ограблению магазина купальников пляж удостоилась благодарности в приказе и премии. Предыдущее дело она завалила, и ее включали в группу к опытному следователю. Под руководством Неробова она выяснила, что в краже замешана продавщица Лазуткина, ранее служившая в магазине и уволенная.

– А Лазуткину как вы допрашивали? – спросила ее Черноярова.

– Я не знаю, как это делать. В смысле не понимаю, что требуется. Вот выйдет Николай Ильич, съест тортик и расскажет, что нужно.

– А где ваш тортик? – спросил Неробов.

– В магазине. Я просто подумала, что тортик нужно съесть, когда вернется Инна Николаевна.

Вместе со Неробовым следователь Александрова провела свой первый в жизни допрос. Никакая логика тут не прокатывала, и если даже дело удалось бы довести до суда, то максимум, что ждало бы Лазуткину, это год условно.

Неробов, который и распутал это дело, в подобной славе не нуждался, узнай товарищи, что он копался в женском белье и по величине чашечки бюстгалтера установил воровку, над ним бы смеялись до конца жизни.

А так триумф Аллы Александровой не нарушал гармонии следственного управления.

Следователь Гришина освободилась к обеду. Она работала в гостинице.

– Инна, расскажи мне, как было, – попросил Неробов.

– Я давала подписку, Николай Ильич. Делу присвоен особый статус. Подозреваемую задержали, ты с ней связан, поэтому тебя исключили из следственной группы.

– Не надо, я и так узнаю.

– Ты этого не говорил. Не хватало еще, чтобы Геннадий Евгеньевич тебя за соучастие привлек. На телефоне Полевой вызов на твой номер. Понимаешь, что это значит? И по геолокации ты неподалеку был, значит, имел возможность добраться до места убийства. Ты лучше скажи, как тебя угораздило?

– Лучше скажи, откуда взялись новые опера, которых поставили в оцепление? – в тон ей спросил Неробов. – Вроде я всех знаю, а тут совершенно новые лица.

– Да, борзые ребята. Они прибыли из области с полковником Маковцевым. Спроси у Жулы, может, что скажет.

Майор Журавлев, Жула, находился в допросной. Неробов прислушался к доносящимся оттуда крикам: «Сволочь, садист», и решил не вмешиваться. Грубость Журавлева шокировала непосвященных. Только Дубровин способен был его сдержать, но теперь он находился в вечном отгуле.

Неробов постучал в дверь.

– А чего ты тут забыл? – раздался окрик Журавлева.

– Мы работаем с Александровой. – В обязанности Николая Ильича входило работа с новичками.

Такой разгул страстей – явный признак того, что Журавлев опять напортачил. Он допрашивал кого-то из иммигрантов-молдаван, а может это связано с исправительной колонией – тех и других он курирует. У него два дела в производстве, а у других – по десятку.

Получив указания, Алла Александрова собиралась в гостиницу опрашивать персонал. Она составила список горничных, чтобы никого не пропустить.

– Ты у старшей возьми расписание смен. Собери тех, кто работал накануне, расспрашивай, не заметили ли чего необычного. Убийство без подготовки не провернуть. А в том, что не взятку ему давали, а шли убивать – это факт.

В сообразительности Алле не откажешь. Кадры подбирал сам полковник Дубровин, царствие ему небесное.

Неробов размышлял над мотивацией преступления. Провернуть такое хлопотное дело можно только, если стоит вопрос жизни и смерти. Или по заказу. Надо проверить, с кем Дубровин пересекался последнее время. И рапорт по этим мыслям написать, пусть читают.

– Вас спрашивала Кукшина, уже два раза заходила, – лепечет стажерка Черноярова.

У нее только одно дело, расследование пьяного убийства, которое раскрывается на раз-два по горячим следам, но она не торопится, а ждет, когда Неробов освободится.

– Наташа, я буду немного занят, но обещаю, что вашим делом мы обязательно займемся. А пока съездите в офис мобильного оператора на Горького, там работает мой сын, надо передать ему видеозапись. Сделаете?

– Обязательно. Сразу и поеду.

Черноярова отбывает, и тут же появляется секретарша Дубровина, видно, стажерка к ней перед уходом заскочила и передала, что шеф на месте.

Светлые волосы Кукшиной свисают низкой челкой. Она улыбается Неробову. Он отворачивается. С чего это ему улыбаться?

– Николай… Ильич? – позвала она.

– Что вы хотели мне сообщить, Вероника?

– У меня приватный разговор.

Николай Ильич чувствовал себя неловко от женщины, не спускавшей с него глаз, ее взгляд вызывал мурашки по всему телу. У них была короткая интрижка, но всё осталось в прошлом.

– У меня тоже. Пустите меня в кабинет к шефу.

Ему нужно проникнуть в святилище Дубровина, чтобы посмотреть список дел, которыми тот занимался перед смертью. На столе сводка Люси Гореловой по преступности несовершеннолетних, сводка по нераскрытым кражам, справка по этнической преступности: армяне торговали, молдаване стоили дома и копали колодцы, поэтому и конфликты в сфере этой деятельности. Отдельно сведения по задержанным, обоих отпустили. Распечатка по ранее судимому Бурденкову, которому предъявили скупку краденого, он был признан перспективным агентом и оставлен на свободе.

Чего-то не хватает.

Кукшина увлекает его за собой и по секрету рассказывает, что Журавлев только что заходил в кабинет полковника, мол ему приказал Башаров. Он и сообщил, что Павел Александрович убит. Но когда Вероника заглянула через щелку посмотреть, что он делает, то увидела, что Журавлев примеряет китель Дубровина, который хранился у него в шкафу.

– И что это значит? – подивился Неробов.

– Ничего. Померил, потом повесил обратно в шкаф и вышел.

Неробов стоял так близко от этой женщины, что и без прикосновения ощущал все её тайны: секретные звонки, тревожные сообщения, обещания – это, нежно улыбаясь, он впитывал вместе с её дыханием. Вероника уловила его сладостный порыв и затихла, тихо млея от истомы, охватившей её тело.

Всё это происходило, когда распускались тополя.

Но гармония длилась недолго.

– Какая связь между смертью Дубровина и тем, что кто-то мерил его китель. Чего ты хотела? – они переходили на «ты», когда были наедине.

– Узнать, вкусные ли были конфеты. Те, которые подарили на юбилей.

Букет из восковидных розочек на 60-летие вызвал у Неробова изумление, потому что ему ни разу не дарили мыла. Сколько ни пытался, он так и не мог намылить им даже руки, после чего отправил букет на помойку. Откуда ему знать, что это конфеты.

Вот и секретарша Вероника ему улыбается. У нее шефа убили, а она раздумывает, какой чай сегодня заваривать.

– Давай выпьем кофе на набережной, – предложил он. – Я угощаю.

По случаю хорошей погоды в обеденный перерыв все столики были заняты, и они держались за руки, чтобы не потерять друг друга в толпе. Их охватили посторонние запахи всех видов и оглушили разговоры, в которых их собственная беседа сразу потерялась. В груди Неробова гудело, словно он проглотил старинный пароходный гудок. Где-то простудился, решил он.

По правую сторону простиралась река, покачивавшаяся сероватыми волнами. В свете неяркого солнца волжская вода приобрела бледно-золотой отсвет. Такой же цвет имели лица прохожих. Шагая рядом с Вероникой, Неробов удивлялся тому потустороннему существу, в которое превратилась его спутница.

– Тебе идет оранжевая юбка – она напоминает мне цветы. В детстве у меня было физическое недомогание, я слег в постель с высокой температурой. Мы жили в деревне. Где лекарств не было, и вылечили меня настойкой из оранжевых цветов. Вряд ли обошлось одним настоем, не обошлось и без духовных средств. Был монах, который излечивал крестным знамением и молитвой, другие наставники пользовались растительными сборами.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, – бормотала Вероника, словно находилась в сомнамбулическом сне. – Это ноготки, то есть календула. Помогает при простудных заболеваниях, она и вылечила тебя от гриппа или ангины.

PPа разговором они не сразу увидели Маковцева, который в обществе солидного деятеля удобно расположился на веранде речвокзала, и с наслаждением поглощал блины со сметаной, радуясь жизни.

Неробов вспомнил длинный ряд грядок, на которых покачивались оранжевые чашечки ноготков, от них шёл стойкий лекарственный запах. Он поражался поразительной памяти, которая воскресила воспоминание о ноготках при одном взгляде на оранжевую юбку Вероники. Он явственно ощущал тонкий аромат календулы, который примешивался к ароматам жареного мяса и сдобы, предлагаемых в рестораны на набережной. В витринах мелькали женские силуэты, похожие на бабочек с трепыхавшимися крыльями. Неробов не отводил глаз от тёмно-рыжего пятна, все прочие цвета разбегались в стороны, не задерживаясь, но женщина в оранжевом стояла на месте, терпеливо ожидая своего времени.

Тишина набережной была нарушена посторонними звуками.

– Вероника, расскажи мне то, что никому не рассказывала, – попросил Неробов.

Орлы из оперативного состава до нее не добрались. А ведь именно она бронировала отель для Дубровина. Собственно, номер предназначался другому, но заказала она.

Секретарша мало чего понимала, но в том, что сейчас следователь действует в её интересах, она не усомнилась.

– Блинчики? – предложил Неробов.

– Со сгущенкой. И кофе.

– Какого числа? – настаивал он.

Вероника записей не вела, но обещала вспомнить.

– Бронь была на тебя.

– Давай честно, золотце. Разве я тебя просил о брони?

– Я же говорю, Дубровин велел. Ты отсутствовал, тебе звонили из Москвы, он ответил от твоего имени. Помнишь, ты был занят с купальниками?

– Ты только не напоминай.

Не дело следователя бегать по туалетам в поисках компромата, но только так и нашлись краденые купальники. Подозреваемой Лазуткиной простили девичьи шалости, уголовного дело возбуждать не стали, следователь Александрова оценила материал как малозначительный ввиду компенсации нанесенного ущерба.

– Ладно, что я тебя от работы отвлекаю, да и у самого на скоро совещание. Хочу только напомнить, что с этого дня все поручения от моего имени раздаю я. Понятно?

Надо резко разделить функции. Один раз его подставили, но больше попадаться желания нет. Вероника вжимается в кресло.

– Генерал какой-то плыл на яхте, вот шеф и суетился. Спасибо за блинчики.

Нет в этом городе генералов, исключая тех, кто вышли в отставку и купили домик.

– Ликаноров?

– Надо подумать.

– Я подожду. Еще закажем?

– Хватит. Я ни диете.

Наконец, осенило. Кто-то едет на яте. Это Хлебнов, который все делает в последнюю минуту.

Раз-два-три. Хлебнов на яхте едет в отпуск, но отель он бронирует через следственный отдел.

– Ладно, извини, Вероника. Обо всем доложишь следователю. Пойдешь на прием и изложишь подробно. А теперь нам пора.

Он встал и подцепил на ходу свою даму, которая украшала теневую сторону набережной своей оранжевой юбкой, как орденом.

Впереди столько дел. Неробов перехватывает следователя Гришину в буфете, чтобы поговорить по-дружески. При том, что друзьями они не являлись. Хотя оба длинные и худые – только одна средних лет, а другой – в возрасте.

– Приятного аппетита, Инна Николаевна, хорошо выглядите, – сказал Неробов весёлым тоном.

Инна одарила его тяжелым взглядом, который не сулил ей успеха среди мужчин.

– Следствие по убийству Дубровина ведет Заварзин, из области. Знаете его?

– Встречались, когда работал дознавателем. А что, других не нашлось?

– Хотите сказать, что из всех экономически неэффективных бройлеров, что вырастила наша система, этот не дотягивает до медицинского минимума?

Лучше не скажешь.

– Еще Павел Александрович в область писал, следователя на усиление просил, но пока только одного Заварзина прислали, да и того на два месяца. Вот наш коллега, приехал опыт перенимать или своим делиться. Прошу любить и жаловать, Николай Ильич.

На совещании городской прокурор и прокурорские следователи, а также убойное отделение уголовного розыска. Абросимов отсутствует, он все еще работает на месте преступления.

Заварзину на любовь наплевать, он прислан в город поднимать раскрываемость и нежданно-негаданно угодил на свежее убийство.

В присутствии нового начальства Журавлев перестает изображать из себя ковбоя, который на всех забил, он теперь сама внимательность. Подмигивает Неробову, ему тоже пора включиться в игру добрых следователей.

– Вот Николай Ильич инструктаж проводит, – представляет его Журавлев.

Прозвище Жула он принес с прежнего места работы в области. Было Жура, но потом изменили, видно, лучше подходит.

Глаза темные, мутные, будто с перепоя. Не иначе, его по малолетке задерживали, размышлял Неробов. До колонии дело не дошло, но на учете значился. Потом исправился, военное училище закончил и теперь в органы правопорядка подался. Шрам на скуле, вокруг глаз темные круги.

– Что, поставил к бетонной стене и расстрелял? – шепчет Инна.

Старший следователь Заварзин вызывает Неробова с Журавлевым для беседы.

– Что нового, сужу по сводке, – говорит он. – А вы тут сидите-посиживаете?