После похорон отца, семью перевели в восьмой квартал. Лесозаготовками там уже не занимались, и общежитие пустовало. Но здесь находилась конюшня с инфекционными лошадьми, вот ухаживать за ними и входило в обязанности семейства. Всем работы хватало: кормить, убирать, сено заготавливать, возить… Здесь же работала кузница. Водили лошадей подковы менять.
Сашке такая работа пришлась по вкусу. Только проснётся – бегом в конюшню. Лошади были разные, но она сразу выделила самых статных – молодых. Надо съездить дров привезти, запрягает не спокойную лошадку, а выбирает самого – самого красивого да резвого коня.
Чёрный жеребец, по кличке Буран, был её любимцем, но подчиняться Сашке не желал. Чтобы накинуть на него уздечку, Саша вставала на край кормушки и на цыпочках тянулась, а Буран вытягивал шею и отводил голову выше и выше. Иногда у неё получалось его обхитрить: уздечку спрячет за спину, протянет травку – жеребец губами потянется, наклонит голову – тут уж она не теряется, накидывает узду. Но Буран быстро учился и часто успевал и траву взять, и голову отвести. Тогда, провозившись вдоволь, Сашка шла запрягать Ракету. Рыжая лошадка в белых носочках ей тоже очень нравилась. Характер у лошади был покладистый, девочку слушалась, но к Бурану Сашка испытывала особые чувства.
В нескольких километрах по лесной дороге протекала речка. Туда ездили с ребятами чистить да купать лошадей. Пока ими занимаются – сами порезвятся.
Сегодня Николаю конюх дал задание нескольких лошадей сводить к кузнецу, чтобы поменять подковы. Куда ж без Сашки? Увязалась следом.
– Коля, а Бурана тоже надо подковать?
– И Бурана тоже, – усмехнулся брат.
– Давай, тогда его первого поведём?
– Первого так первого. Как скажешь! – Коля накинул на жеребца уздечку и подвёл к кормушке.
Сашка уже стояла на краю. Вскарабкалась на коня и довольная обняла Бурана за шею.
Коля вывел коня на дорогу. Сашка, держась за гриву, грациозно ехала верхом. Отсюда с высоты всё смотрелось по другому. Она любовалась окрестностями и наслаждалась. Конь мирно шагал по доро́ге рядом с братом.
К кузнице надо было свернуть на тропинку. Коля потянул коня за узду – Буран напрягся, захрапел и вдруг резко дёрнулся обратно. Взвился вверх. Уздечка выскользнула из рук Николая. От неожиданности он покачнулся, палка, на которую опирался, осталась впереди. Нога подвернулась, и он упал. Почуяв свободу, жеребец развернулся и галопом понёсся обратно в конюшню. Сашка без узды не могла остановить коня и изо всех сил держалась за гриву. Конюшня стремительно приближалась. Сашка зажмурилась. Конь влетел в ворота, и, замедляясь, скрылся в конюшне. А её голова не вписалась в низкий проём. Со всего маху ударившись лбом, девочка кубарем свалилась на землю. Едва оправившись от шока попыталась встать, но в глазах потемнело, подступила тошнота к горлу, в ушах стоял звон. Пришёл Николай.
– Шурка, ты как? Где болит? – Голос Коли доносился откуда-то издалека.
Постепенно пелена перед глазами рассеялась и Саша увидела расстроенное лицо брата над собой. Слабо улыбнулась:
– Ох, и резвый мой Буран!
Николай облегченно выдохнул:
– Фу ты! Ну напугала… Я думал убилась совсем. А ты, раз шутишь – жить будешь! – сам себя успокаивал Коля поднимая сестрёнку. – Пойдём домой, пусть мать рану обработает. – Лоб Шурки был рассечён и кровоточил.
– Коль, давай маме не скажем, что я с лошади упала, а то не пустит меня больше к Бурану…
– Ладно. Скажем, что ты сама мимо двери промахнулась. – усмехнулся брат.
Мать обмануть не удалось: она, увидев огромную шишку во лбу и кровавые разводы почему-то сразу всё поняла:
– Ох, Шура, доиграешься ты с лошадьми, свернёшь когда-то себе шею. – мать сердито поджала губы.
Вечером, приехали Алексей с Васей, увидели забинтованный лоб сестрёнки:
– Удалый баран не ходит без ран! А ты, Шурка, у нас кто? Овца? – веселились братья.
– Сами вы бараны – обиженно огрызнулась в ответ Сашка.
– Ладно, не обижайся сестрёнка. Главное – сама цела осталась, а шишка заживёт скоро.
В школу осенью она не попала: с лесного поселения до Пяжиевой Сельги, где находилась ближайшая, добираться было не просто. Мать беспокоилась: как зимой их отпускать по лесу, да по темноте? Да и не до школы было пока. Коля на родине успел закончить семилетку. А младших решила отправить в следующем году – пусть пока дочка по хозяйству помогает.
Шура видела как ей тяжело: то вздохнёт печально, то смахнёт слезу украдкой, – понимала, что мать тоскует по отцу, да и ей его очень не хватало.
Алексей тоже здесь сильно тосковал. После похорон он как то замкнулся. Сядет, песню напевает под нос:
– Как на дальней сторонке
Громко пел соловей.
А я мальчик на чужбине
Далеко от людей.
Позабыт, позаброшен
С молодых юных лет.
Я остался сиротою,
Счастья доли мне нет.
Вот и холод и голод,
Он меня изморил.
А я мальчик еще молод
Это все пережил.
Ох, умру я, умру я,
Похоронят меня.
И никто не узнает,
Где могилка моя.
И никто не узнает,
И никто не придет.
Только раннею весною
Соловей пропоет.
Пропоет и просвищет,
И опять улетит.
А моя скромна могилка
Одиноко стоит.
Приступы эпилепсии у него участились. Без присмотра мать его боялась оставлять. Обратилась в Ладвинскую больницу, там Алексея снова обследовали и развели руками. Предложили написать заявление и определить в специализированный интернат – там хоть он будет под присмотром. А при необходимости ему всегда смогут оказать необходимую помощь.
Мать не сразу согласилась. Но как то пришла с работы, а сын лежит на полу с разбитыми в кровь губами. Табурет рядом перевёрнут, ведро с водой опрокинуто. Поняла, что другого выхода нет, и в сентябре отвезла его в интернат, в посёлок Рютти, недалеко от Сортавала. При любой возможности она старалась навещать Алексея, но добираться было далеко, поэтому поездки получались не чаще раза в месяц.
В марте 1940г Феврония с детьми перебрались в поселение Ладва. Оно состояло из множества деревень, растянувшихся на 8 км вдоль реки Ивинка. Земли деревень были распределены между несколькими колхозами. Для улучшения и развития экономики республики здесь в 1935 году начало работать профтехучилище по подготовке механизаторов. Также была открыта школа – интернат для слабовидящих детей, которых обучали по специальной методике. Работали: школа, сады, ясли, больница. Здесь было больше возможностей найти оплачиваемую работу.
Сняли часть дома в деревне Посад. Николай пошёл работать в колхоз, но деньги там не платили, поэтому мать старалась находить другую работу.
В начале апреля получили письмо с интерната, что 30 марта от дизентерии скончался Алексей.
Февронья очень тосковала, ей эти места были чужды: здесь, в течение года потеряла и мужа и сына. Она продолжала лелеять надежду вернуться на родину, но пока не знала как – там их никто не ждал. Решила пока поработать, подкопить денег на дорогу. При возможности, начала покупать то ситца отрез, то платок, то тёплые вещи… Там, в колхозе, работа за трудодни и купить не на что будет. Ни жилья не осталось там, ни хозяйства.
А Сашке здесь нравилось!
Конец мая. Дома утопали в молодой зелени кустарников. Стройные берёзки росли вдоль высокого берега реки. Их клейкие молодые листочки только начали распускаться, но тонкие ветви были обильно увешены желтоватыми серёжками, свисающими над водой. Если посмотреть издали, над берегом колыхалась на ветру лёгкая зеленоватая дымка, среди которой выделяли́сь белые облака пышно цветущей черёмухи. Её нежный аромат смешивался с запахом буйно разрастающейся травы.
Сашка сломала несколько веточек черёмухи. Присела на корягу на солнышке возле реки. Везде, куда ни бросишь взгляд, уже цвели одуванчики. Их жёлтые пушистые головки золотым ковром покрыли берега. Взгрустнулось. Вспомнила как они с Женькой пускали венки в Купалу… Давно это было. Как там живёт её подружка? Обещанное письмо ей Саша так и не написала.
Мимо пролетел плоский камушек, шлёпнулся об воду и запрыгал лягушкой. Машинально сосчитала: раз, два, три… И камень ушёл на дно. По воде пошли круги. Здесь был разлив и течения почти не ощущалось.
Саша оглянулась. Рядом стояла светловолосая девчонка, её ровесница.
– Привет! Тебя как зовут?
– Шура.
– А я Тоня. – девочка улыбнулась, наморщив курносый веснушчатый нос, – я тебя видела, вы сняли жильё в соседнем доме. Мама сказала, – вы издалека приехали?
– Да. В прошлом году. А потом жили в лесном поселении… Слушай, как интересно, мою подружку там, в Скудино, тоже Тоня зовут!
Шурке вдруг захотелось рассказать девочке обо всём, что переполняло её. Ей так не хватало общения с подругами, что она начала говорить: про отца, про то, как жили в лесном квартале, про лошадей. Потом перескочила на своё детство там, на родине. Про то, как хорошо там было: про сады, в которых они собирали яблоки, сливы, вишни. Про подруг, школу…
Тоня не перебивала, слушала. Ей было интересно, как это, когда вместо ивняка могут расти деревья, усы́панные яблоками и вишнями. Здесь, ребята только терпкую черёмуху могли собирать. Ну ещё рябина, да калина после заморозков становилась сладкой и вкусной…
– Знаешь, я тебе потом покажу где у нас земляника растёт. В июне поспеет, будем вместе собирать.
Уже вечерело. От реки тянуло прохладой, стало зябко.
– Шура, пойдём к нам, я тебя с мамой познакомлю. Заодно и перекусим, а то в животе уже урчит.
Тоня поднялась с поваленного сухого топляка который вытащили на берег и теперь он служил здесь скамейкой.
– А мама твоя не рассердится, что я приду?
– Ну ты придумала! – Тоня засмеялась, – за что же ей сердиться то?
Тоня жила в соседнем от них двухэтажном доме на втором этаже. Первый они сдавали.
Девочек встретила симпатичная, ещё молодая женщина.
– Мам, знакомься, это моя подружка, Шура!
– Здравствуйте. – Шурка нерешительно топталась у порога.
– Тётя Настя. – приветливо улыбнулась та, – проходи, что ж ты встала? Сейчас кушать будем.
Застенчивость Шурки как рукой сняло. Тётя Настя ей сразу понравилась: открытая, приветливая. Она с удовольствием учила девочек всему, чем занималась сама. У них Шура стала проводить больше времени, чем дома.
Сегодня У Тони день рождения. Саша прибежала с утра поздравить подружку. Собрала для неё возле реки букетик синих фиалок, в карман сунула несколько припрятанных карамелек – мама с получки купила.
Тоня в честь дня рождения нарядилась в новое голубое платьице в белый горошек. Похвасталась, что мама ко дню рождения сшила.
Тётя Настя с утра поставила тесто на пироги, теперь оно поднялось.
– Шура, поможешь мне с пирогами? Ну-ка вот одень фартук, чтоб не испачкаться.
На стол насыпала муки, тесто скатала в толстый прут, нарезала ножом на равные кусочки.
– А теперь, Шурочка, возьми скалку и раскатай комочек в форме круга, смотри как…
У Сашки сначала ничего не получалось, от её старания в лепёшке получались дырки. Тётя Настя снова сминала дырявое тесто в комок и подавала Саше. С третьей попытки получился ровненький кружок.
– Вот молодец! – похвалила её тётя Настя, – Скоро маме сама пироги напечёшь.
Сашка начала стараться с удвоенной силой. К обеду на столе стояла огромная плошка полная румяных пирогов. Их начинили картошкой, луком и обжаренными сушёными грибами.
Пришёл на обед отец Тони. Обнял дочку, потом отошёл, улыбаясь и оглядывая её.
Зацокал языком:
– Тонюшка, какая ты красавица у нас!
Девочка подхватила по бокам платьице, растягивая подол в колокольчик и счастливая кружилась в центре кухни.
Шурка вздохнула: её отец уже никогда не назовёт красавицей, да и вообще никак не назовёт.
Потом ели пироги, запивая чаем. Дядя Петя, отец Тони, всё время смешил, рассказывая забавные истории из детства подруги.
Когда Саша собралась домой, тётя Настя протянула тарелку с пирогами:
– На-ко вот, угостишь своих.
– И не забудь маме сказать, что сама пекла, – добавила вслед.
Лето выдалось тёплое. Песчаная коса вдоль реки на солнышке прогревалась. Вдоволь накупавшись и изрядно замёрзнув, подружки зарывались в горячий песок и нежились на солнце. Тоня старалась накидывать блузку на плечи, её белая кожа быстро краснела на солнце, а Шурка была смуглая: плечи не обгорали, а становились только темнее.
Коля летом работал в колхозе, помогал механику, а в августе его перевели на сушку зерна. Ва́силий же выполнял по дому мужскую работу, а свободное время проводил со сверстниками.
Они часто ходили на рыбалку: весной в Свирь на нерест по Ивинке массово шла салака. Ребята ловили её прямо с моста. Не успевали удочки закидывать. Рыба шла косяками и улова хватало накормить всю семью. Сашка тоже любила с удочкой постоять, особенно когда хороший клёв.
На щуку Вася с ребятами ставили самоловки, но эту рыбу поймать было сложнее.
О проекте
О подписке