Он помог сестре подняться, поддерживая под руку, провел на кухню, усадил за стол, налил полный стакан воды.

– Выпей и успокойся. На тебе лица нет. Так нельзя. Твой Серега – он когда-нибудь свихнется от ревности. Но раньше, чувствую, угробит тебя. Это невозможно. Ты меня прости, но с тех пор как ушел «Прибой», он… Мне кажется, он не может простить тебе твоей популярности.

От этих слов Лили вздрогнула, словно от удара током.

– Не говори так! Он очень много сделал и делает для меня. Без него Лили Загорской на эстраде сейчас не было бы.

Сергей усмехнулся.

– Сестренка, я порой поражаюсь твоей преданности и верности во всех смыслах Сереге. Ты даже не допускаешь мысли, что без него изначально ты уже была Лили Загорской. И если бы не он со своим чертовым коллективом…

– Не смей так говорить! Не смей! – она вскочила. – Он – мой муж! И он – очень талантливый музыкант.

– Говорю то, что думаю. Вся твоя жизнь с ним – это какая-то сплошная гонка по вертикали, борьба за место под солнцем. Это нормально? Я мало соображаю в вопросах продюсирования, но он целиком и полностью диктует тебе свои условия. Разве так должны складываться отношения у творческих людей? Да, в споре рождается истина, но такие споры, какие случаются у вас, породить могут лишь психическое расстройство. Разве ты этого хотела? Ну что ты так на меня смотришь? Скажи еще, что я не прав.

Лили молча опустилась обратно за стол. Конечно, Иван прав. Если не во всем, то во многом – точно. Но что ей делать, как жить дальше – ответов на эти вопросы у Лили Загорской не было.

– Страшно быть брошенной в первый день осени, на поле скошенном, под небом с просинью…

«Этот стон у нас песней зовется, – Лили с трудом сдерживала себя. – Интересно, откуда взялась эта девчонка? Какая из нее проводница? Тем более, певица…»

– Ну, как? – будущее светило эстрады взмахнуло веером пушистых ресниц.

– Это чьи стихи? – спросила Лили первое, что пришло на ум.

– Мои! – не без гордости ответила девчонка-проводница. – Вам понравилось?

– Да… Продолжай в том же духе, и у тебя все получится, – произнесла Лили, в надежде, что после этих слов ее оставят, наконец, в покое.

В купе уже побывал весь состав поезда, начиная от начальника и заканчивая потной теткой из соседнего вагона, которая умоляла артистку написать на пачке сигарет, чтобы муж Вася, который, якобы, обожает ее творчество, бросил курить. Нарочно не придумаешь!

– Вау! Вы оценили! Я знала!… – девчонка подпрыгнула на месте и захлопала в ладоши. – Я вас люблю!… Сейчас белье принесу, – вспомнила вдруг о своих прямых обязанностях и бросилась к дверям.

Лили облегченно вздохнула: неужели! Вот это поездочка! Кто следующий?… А перед глазами стояло лицо дочери, такое несчастное: мамочка, не уезжай, ты же обещала!… Господи, за что! Кому она нужна – такая слава, если столько боли от нее? Кочевая жизнь – шипы и розы. И ведь далеко не всегда непременно роз оказывалось больше…

А в дверь купе снова стучали. Точнее, скреблись, иначе не назовешь.

– Входите, открыто, – с обреченным видом Лили приготовилась к встрече новых посетителей. Похоже, выспаться сегодня не получится.

Мужчина средних лет, широко улыбаясь, топтался на пороге, без стеснения разглядывая певицу.

– Вы – Лили Загорская?

– Да, это я, – устало кивнула она. – Вам автограф? – и автоматически потянулась за ручкой, чувствуя, что еще пара-тройка таких визитеров, и она не выдержит.

– Нет, спасибо, – неожиданно отказался мужчина. – Вы, действительно, красивая женщина. Даже без всех этих концертных нарядов и макияжа, – заметил он, и, вытащив откуда-то из-за спины бутылку коньяка, решительно шагнул к столику. – Это вам.

Лили на секунду опешила от такого поворота событий. Кто этот мужчина, и что ему нужно?

Как будто читая ее мысли, непрошенный гость представился:

– Андрей Иванович. Директор кооператива «Бессарабские вина». Был в Одессе с деловой поездкой. Возвращаюсь в Москву. Бесконечно счастлив видеть вас. До сих пор не имел чести быть знаком с вами лично, хотя заочно, надо заметить, знаю вас уже не первый год. Дело в том, что мой напарник – тайный ваш поклонник. Собственно, это он уговорил меня нарушить ваш покой, за что я дико извиняюсь. Но, думаю, когда вы его увидите, то простите мне это вторжение. Миша, заходи! – крикнул кому-то, кто, по-видимому, все это время находился в коридоре.

Лили даже не успела ни о чем подумать. В купе с несвойственным для его комплекции проворством втиснулся экземпляр невероятно круглых размеров с красным и блестящим от пота лицом. Тот самый Миша – тайный ее поклонник. Наверное, продукция кооператива «Бессарабские вина» дегустировалась им ежедневно и в больших количествах. Лили с трудом узнала в нем трубача ее первого ансамбля «Мечта». Ансамбля, с которого в далекие 70-е началась ее песенная карьера.

– Мишаня!… – всплеснула она руками и больше ничего не сумела произнести.

Толстяк засиял.

– Она узнала, узнала меня! – и кинулся к певице с объятиями, навалившись на нее всей своей массой. – Да, это я, я! Мы столько лет не виделись!… Слышишь, Андрюх?

Андрюха, он же – Андрей Иванович – ловко откупорил бутылку.

– Мишаня, ты меня раздавишь! – мысленно Лили уже прощалась с жизнью. – Что-то тебя слишком много, – она натянуто улыбнулась, когда мужчина, наконец, пыхтя как паровоз, уселся рядом. – В студенческие годы, помню, ты был худее меня.

Он, кажется, смутился.

– То ж давно было. Сколько воды утекло… А ты отлично выглядишь. Такая же тонкая, звонкая и прозрачная. Прямо как на обложке нашего первого альбома. Помнишь?

– Единственного альбома, – печально усмехнулась Лили. – Вот уж не ожидала тебя увидеть! Честно говоря, уже и отчаялась хоть с кем-то встретиться из той «Мечты». Как-то все нелепо получилось.

Мишаня запыхтел с утроенной силой.

– Ты злишься на нас?

Лили опустила голову и вздохнула. Сколько лет она мечтала о встрече хоть с кем-нибудь из ребят. Но они видеть Лили не желали.

– За что? За что мне на вас злиться? Все давно в прошлом. Наверное, так должно было случиться. У каждого из нас своя судьба.

– Ты так считаешь? – Мишаня достал из кармана платок и вытер им пот со лба. – А знаешь, мало кто из нашего коллектива связал свою дальнейшую судьбу с музыкой. Так, попели какое-то время в ресторанах… Баловство одно. Без тебя все просто не имело смысла. Но поняли мы это слишком поздно. Альбертович нам тогда мозги запудрил…

– Вот как, – качнула головой Лили. – А ты с ребятами общаешься? Где они? Чем занимаются?

– Раньше общался, – оживился Мишаня. – Сейчас в основном перезваниваемся, редко, с ударником, с клавишником Степкой… Он чебуречную открыл. Представляешь?!

– Представляю!… – задумчиво протянула Лили.

– Так, други мои, – напомнил о своем присутствии Андрей Иванович, – я еще раз дико извиняюсь, но коньяк выдыхается, а тары нет. Нужно же отметить встречу. Думаю, воспоминаний у вас до утра хватит. До самой Москвы. Я, с вашего позволения, удалюсь за стаканчиками. Кстати, – он взглянул на Мишаню, – мы с вами, коллега, совершенно забыли про закуску. Явились к даме с одной бутылкой. Что она о нас подумает?

– И правда! – всколыхнулся всем телом бывший трубач. – Лили, что будешь кушать?

Лили поставила на столик кефир.

– У меня вот – своя закуска и выпивка. – Извините, мальчики, но поддержать вас я могу лишь мысленно.

– Не понял… – захлопал глазами Андрей Иванович. – Мы же не заставляем вас пить. Так, чисто символически, за встречу.

– Ну так, чисто символически, я буду пить свой напиток, – она улыбнулась. И этой улыбкой сразила мужчин наповал.

– Заметано, – Андрей Иванович спешно удалился. – Не настаиваю. Я сейчас вам печенюшек принесу в качестве закуски к вашему напитку. Надеюсь, не откажетесь.

Всю дорогу от вокзала Вадим без умолку о чем-то рассказывал. Лили напряженно смотрела в окно и молчала. Она чувствовала себя совершенно разбитой и опустошенной.

– Ты в порядке? – Вадим похлопал артистку по плечу. – Слышишь меня? Ты как будто не здесь.

Лили повернулась к мужчине, из последних сил стараясь казаться спокойной и веселой.

– Прости, я задумалась.

– О чем, если не секрет? Ты какая-то не такая с поезда сошла. Ты что, заболела?

– Да нет, со мной все нормально, – Лили тайком смахнула слезы. – Просто так хотелось на выходных побыть дома. Жанне обещала…

– Понятно, – Вадим вздохнул, а потом оживился. – Так прилетела б самолетом, быстренько записали бы песню – у тебя это займет от силы час – и обратно. Честно говоря, я так и думал. А ты почему-то решила тащиться поездом.

– На самолет билетов не было.

– Да брось! – отмахнулся Вадим. – Один звоночек – это Лили Загорская – и билеты были бы.

– Или послали б куда подальше, как в Шереметьево, когда три часа рейс ждали. Я в костюме, с вещами. Думаю, не откажут посидеть в зале для официальных делегаций. А мне – в общий зал, туда, где все, пусть идет…

– Ну, это ж не каждый раз такое бывает.

– Не каждый, но зато запоминается надолго… А куда мы едем? – спохватилась Лили.

Вадим удивился:

– Как куда? В студию. Там уже все готово. Запишем песню, и я отвезу тебя, куда душе твоей будет угодно. Кстати, у меня для тебя сюрприз: сам автор песни обещал подъехать.

Произнося эти слова, Вадим хитро прищурился.

– А кто автор? – чисто механически спросила Лили. – Я его знаю?

– Терпение, моя дорогая, терпение, и ты все узнаешь.

– Ох, не люблю я эти загадки! – выдохнула Лили и снова отвернулась к окну.

К любой работе, будь то выступление на большой сцене или перед колхозниками, съемки на телевидении или обычная репетиция, Лили Загорская относилась с особой ответственностью. Забывала обо всем, если что-то не получалась, не спала ночами, пробовала, искала, пока не добивалась нужного результата. Полной отдачи требовала и от своего коллектива. Отдачи стопроцентной. Она преображалась, когда вставала перед микрофоном. И откуда только брались силы? Наверное, за это ее и любили слушатели, поэтому число ее поклонников от концерта к концерту возрастало. Но Вадим занервничал, когда в очередной раз услышал: «А можно еще дубль?»

– Да ее от микрофона не оторвешь! – воскликнул звукорежиссер. – Сколько часов уже пишем? У меня там двадцать человек дожидаются! Достаточно, Лили. Все в порядке.

– Но у меня не в порядке, – Лили смотрела на Вадима с вызовом. – Давайте еще дубль!

Он сложил руки на груди.

– Давай, иначе она прожжет меня своими карими очами.

– Пишем, – вздохнул звукорежиссер и склонился над пультом.

В этот момент в комнату заглянул высокий мужчина в дорогом костюме с благородной проседью в волосах.

– К вам можно? Не помешаю?

– О, Жан! Наконец-то! – кинулся ему на встречу Вадим. – Отлично выглядишь, дружище! Проходи, ждем тебя. Послушай, как мы в твою песню жизнь вливаем. Правда, с таким подходом к записи, скоро сами тут ласты склеим.

Звукорежиссер протянул мужчине руку и поздоровался кивком головы.

– Ты нас спасешь. Оторви ее от микрофона. Десятый дубль пишем, хотя все еще с первого получилось на отлично. Но попробуй, убеди ее в этом!

Закрыв глаза, Лили в очередной раз переживала трагизм музыкальной истории, застыв над микрофоном. Вошедший мужчина смотрел на нее, затаив дыхание. Даже шелохнуться боялся. Когда артистка закончила петь, он зааплодировал. Она же, увидев его, как-то неестественно вдруг побледнела и без чувств рухнула на пол.

– О нет! Что с ней? – Вадим и звукорежиссер одновременно вскочили с мест. – Этого еще не хватало!…

Очнувшись, Лили не сразу смогла понять, что произошло. Испуганно смотрела на людей, склонившихся над ней. Потом силуэты стали четче и яснее. Жан Болотов!… Она узнала его. Видный мужчина, за которым толпами бегали девчонки, он и сейчас не был лишен обаяния. Годы, казалось, обошли его стороной, лишь только волосы слегка посеребрили. Это он спас ее тогда, спас и бесследно исчез…

– Ну и напугала же ты нас! – произнес Жан, – нежно коснувшись лица артистки рукою. – Что случилось? Голова? Сердце?

Она молчала. Смотрела на него и молчала, словно онемела.

Вадим расценил это по-своему.

– «Скорую»? Я еще когда сюда ее вез, видел, что с ней что-то происходит. Она же не настолько впечатлительная, чтоб при виде тебя грохнуться в обморок.

– Не надо «скорую», – Лили, наконец, обрела дар речи. – Мне лучше.

– Ты уверена? – Жан не скрывал беспокойства. – Ничего не болит? Вот уж не предполагал, что наша встреча будет такой. Позволишь мне тебя отвезти? Я на машине. Где ты обычно в Москве останавливаешься? Я слышал, этот изверг, – он кивнул в сторону Вадима, – прямо с поезда тебя сюда притащил.

Во внедорожнике Жана Болотова при желании можно было бы жить. Лили с интересом оглядела салон.

– Ты своим вкусам не изменяешь.

– Стараюсь, – Жан смотрел на нее с трепетом. – И ты совсем не изменилась: все та же стройная черноволосая девочка, которую я когда-то поджидал в портовом районе города Одессы. Помнишь нашу первую встречу?

Лили кивнула:

– Конечно, помню. Я помню все, как будто это было вчера. Столько лет прошло, а мне иногда кажется, что мы по-прежнему – группа «Прибой», что сейчас соберутся ребята на репетицию – Олег, Макс, Жорик… Славные были времена, хоть и непростые. Теперь все по-другому: не жизнь, а какая-то сумасшедшая гонка, как выражается мой брат.

– Ну, тебе грех жаловаться. Наслышан о недавних сольных концертах. Жаль, не успел приехать, а так хотелось!… Я всегда был уверен, что ты достигнешь больших высот, именно ты – Лили Загорская. А все эти «Мечты», «Прибои» – лишь фон в твоей карьере, не более. Я это знал еще тогда, когда ты только-только начала выступать в группе. Так и вышло. Мое чутье меня не обмануло. Да ты уже тогда была звездой, на тебе все и держалось.

Лили вздохнула и, коснувшись ладонью руки Жана, тихо проговорила:

– Видит Бог, я не стремилась к сольной карьере. Мне и во сне такое присниться не могло. Я просто хотела петь…

– Большому кораблю – большое плавание. Почему ты оправдываешься, как будто в чем-то виновата? Ведь на самом деле все предрешено судьбой. Ты уж прости, я внимательно наблюдал за тобой, насколько, конечно, это было возможно в моем положении. И считаю, что вся эта слава, поклонники, почести и регалии – не случайность. Если кому-то суждено стать известным, он рано или поздно им станет. И я действительно рад за тебя. И меня сейчас распирает гордость, что я в одной машине с такой знаменитостью; и запросто с ней общаюсь.

– Прекрати!

Лили взглянула на мужчину, и он вдруг увидел в глубине ее глаз такую тоску и боль, что все внутри похолодело. А когда-то они светились счастьем… Лили не изменилась, но ее глаза – они стали другими.

– Так куда тебя отвезти? Ты не сказала, в какой гостинице обычно останавливаешься, – он через силу заставил себя улыбнуться.

Рука Лили дрогнула под его ладонью.

– Ты уже должен ехать? Мы так мало пообщались! Я даже не успела сказать, какая замечательная у тебя песня получилась. Надеюсь, что не испортила ее своим исполнением.

– Ну что ты говоришь, солнышко! Как ты можешь ее испортить? Я мечтал, чтобы именно ты ее спела. Она же для тебя написана!

Жан выпалил это на одном дыхании и резко замолчал, отведя взгляд.

Лили вжалась в сидение.

– Сколько лет меня никто не называл солнышком. Разве что брат, но это другое… Господи, ну почему ты уехал, даже не попрощавшись, лишил возможности сказать тебе «спасибо»? Я не могла поверить, когда пришла в себя, что ты вот так уехал. Жан!…

– Ты дочь Жанной назвала. А это намного больше любых слов благодарности. Могу представить, чего тебе это стоило с твоим-то мужем!… А она, наверное, красавица – твоя девочка. Вся в маму.

– Она похожа на меня, – кивнула Лили. – Покажу тебе – увидишь. У меня ее фотография всегда с собой. А как все ждали сына, и думали, что он станет точной копией отца!… Во всяком случае, я почему-то была уверена…

– А у меня сын. Ему восемь, – Жан закурил, отвернувшись к окну, потом негромко и как-то безрадостно добавил: – Правда, я нечасто его вижу – он живет со своей матерью в Милане. Но о продолжении рода я, можно сказать, позаботился.

– У тебя есть сын?! – Лили удивилась. – Я ничего об этом не знала. Вадим не говорил. И твои друзья молчали.

– А я особо и не афиширую. Есть и слава Богу. Тем более, как я уже сказал, он живет с матерью.

– А ты?

– Что я? – не понял Жан вопроса Лили.

– Почему ты не живешь с ними?

– Ты об этом… Так получилось.

Он потянулся за второй сигаретой, едва затушив в пепельнице первую. Пальцы его дрожали. Ему хотелось, очень хотелось рассказать Лили, что он все эти годы жил воспоминаниями и мечтой о встрече. О встрече с ней – с той единственной, перевернувшей его жизнь. Стройная болгарочка Лили Загорская… А ведь это он в 70-х привел ее в ансамбль… Все эти годы Жан искал женщину, хотя бы отдаленно похожую на нее. Искал и не находил. Он с головой ушел в работу. И там – на западе – действительно добился многого. В Париже у него даже была своя студия. Он работал с известными коллективами. Сумел сколотить приличный по европейским меркам капитал. Но сердце его не знало покоя… Ему хотелось выплеснуть наружу все накопившееся в душе. Но был ли в этом смысл? Она выбрала Сергея – его лучшего друга. Она хотела и, вопреки всему, родила от него ребенка. Она столь же резко сменила музыкальный стиль и направление, как когда-то, приехав из Москвы в Одессу, сейчас, когда «Прибой» от нее ушел. Она вернулась к истокам, впрочем, она от них не отходила, даже работая в «Прибое». Всегда и во всем оставаться верной себе – ее кредо. И нет ничего удивительного в том, что теперь она – народная артистка, и у нее армия поклонников.

А Лили смотрела на него недоумевающее и не находила слов. Она столько лет не видела Жана, зная о нем лишь по рассказам его друзей, с которыми в последнее время общалась все реже и реже. (Чем выше поднималась планка ее популярности, тем меньше и меньше оставалось у нее друзей-музыкантов. Кто-то из журналистов однажды заметил: на эстраде дружбы нет, есть только зависть. Очень верно заметил.) Она так много хотела ему сказать: какой одинокой была все эти годы, какие непростые отношения у нее в семье, как ревновал и буквально душил ее своей ревностью Сергей, как невыносимо порой жить в лучах славы, под прицелом миллионов глаз, как хотелось ей простого человеческого счастья… Но все будто вылетело из головы. Она просто сидела рядом и молчала.

– Боже мой, ты, наверное, кушать хочешь! – вдруг воскликнул Жан, хлопнув себя ладонью по лбу. – Какой же я кретин! Спрашиваю: куда тебя отвезти? Мог бы и сам догадаться! Ты ж с поезда – прямо в студию. У Вадима, конечно, и мысли не возникло о том, чтоб тебя накормить. Его послушать, так артист должен быть всегда голодный и злой, тогда, мол, он работает лучше.

– Последний раз я ела вчера вечером в поезде. Печенье с кефиром… – Лили улыбнулась, вспомнив «веселую» поездку.

– Теперь понятно, почему ты в обморок грохнулась. Немудрено. А я – идиот – расселся тут!… Сейчас же едем в ресторан.