Весь день бродила Отикунэ среди веселящихся компаний, надеясь случайно встретить любимого. Заглядывала в лица молодых мужчин, слушала смех и гудение голосов. Но так и не встретила возлюбленного. Никогда Отикунэ не была так одинока, как в этот день, среди радостных людей и цветущих глициний.
Вот уже и праздник закончился. Все разошлись по домам, чтобы продолжить его у родных очагов, выпить густое терпкое вино с лепестками цветов, съесть сладкие рисовые колобки и солёную рыбу. А Отикунэ всё шла от дома к дому, от улицы к улице.
Давно село солнце и загустели сумерки. Весенняя прохлада заставляла ёжиться и выстуживала сердце.
В окнах и витринах лавок зажглись фонари, усилив аромат благовоний. Тёплый дрожащий свет на обезлюдевшей улице обманчиво обещал Отикунэ чудо и спасение от одиночества.
В небе плыли сиреневые облака цветущих глициний, роняя слёзы лепестков на брусчатку. Их было так много, что дорога казалась рекой, отражающей вознёсшиеся к небу соцветия.
Отикунэ крепко сжимала в руках ненужный сейчас зонт, словно пытаясь защититься от падающих с неба сиреневых слёз. Деревянные гэта девушки стучали по камням, наступали на лепестки, превращая их в грязь.
Что-то тёплое и мягкое коснулось ноги.
– Мяу! Мяу!
Отикунэ посмотрела вниз.
Ты что, так и ходишь за мной? – удивилась она.
Этот чёрный котик прибился к ней ещё днём и упорно бежал за девушкой среди многолюдной толпы. И здесь, на пустой улице, Отикунэ обрадовалась, увидев, что он всё ещё рядом. Хвост трубой, уши торчком и пристальный взгляд вперёд, словно кот видит там что-то, невидимое человеческим глазом.
– Ты мой защитник, – улыбнулась Отикунэ.
На сердце потеплело. Она в этот странный вечер тоже не одинока.
«Что же, глицинии отцветут не сейчас, – утешила себя она. – Возможно, он придёт ко мне завтра».
В такое время находиться одинокой девушке на улицах города становилось опасно, да и её отсутствие дома могли бы заметить. Отикунэ вернулась в свою хибарку.
Она не сразу вошла в дом. Постояла на пороге, наслаждаясь тёплым весенним вечером, прислушиваясь к шуму, доносившемуся со стороны отцовского дворца. Там продолжалась суета праздника и сборов большого семейства тюнагона Химуро в поездку. Завтра все – от хозяев до последней служанки отправлялись с паломничеством в храм Белых цапель. Только Отикунэ оставляли здесь. Опять. Одна.
Вздохнув, девушка прошла в комнату, зажгла неяркую лампу, отыскала треснутую и позже склеенную миску, положила туда кусочек рыбы для приблудившегося кота. Порадовалась, что Акоги не забыла о ней и занесла поднос с ужином. Благодаря ей у Отикунэ нашлось, чем покормить чёрного приблуду. Правда, теперь самой придётся ограничиться пресным рисом. Ну да ладно! Первый раз, что ли. Зато и ей нашлось с кем разделить праздничную трапезу.
Поев, Отикунэ достала из шкатулки любимый портрет и так засмотрелась на прекрасные черты, что не обратила внимания на стукнувшее окно. Лишь почувствовав холодок от сквозняка, оглянулась и вскрикнула. В её комнате был незнакомый мужчина!
Хотя нет. Знакомые по портрету черты подсказали: это он, её загадочный поклонник. Она онемела от неожиданности и смущения.
– Вы согласились на встречу, и я пришёл, прекрасная Отикунэ.
От растерянности девушка забыла все слова и правила приличия. Молчала и во все глаза рассматривала гостя. Он был ещё прекрасней, чем на портрете! Светлая кожа, благородные черты лица, тёмные глаза, похожие на листья ивы, и серебристые волосы, собранные в плотный узел. Даже неяркие серые, сотканные из глицинии, одежды украшали его, подчёркивали аристократизм осанки и жестов.
– Вы в трауре? Поэтому так долго не писали мне? – вырвалось у Отикунэ.
И тут же прикусила губу, смутившись до слёз от допущенной неловкости: «Что подумает о моём воспитании этот благородный молодой человек?»
– Вы так редко отвечали на мои послания, что мне не хотелось выглядеть назойливым, – улыбнулся в ответ гость. – Я был полон печали и потому отложил письма до нашей встречи, надеясь, что тогда мне, ничтожному, удастся смягчить ваше сердце.
Пока девушка собиралась с духом, чтобы вновь заговорить, и лихорадочно искала в голове слова, уместные при первой встрече, гость прошёл вперёд и опустился за столик о-дзэн, где стояла шкатулка и лежал его портрет.
Неловкость, что испытывала Отикунэ до этого, была огоньком свечи по сравнению с пламенем стыда, охватившем её теперь. Наверно, сгорая в огне, она испытывала бы меньшие муки. Ей нечем угостить гостя! Ни сладостей, ни вина нет в её доме.
Красавец-самурай похлопал по циновке, приглашая сесть рядом:
– Не расскажите ли, госпожа, что вас томит, отчего вы полны печали?
Отикунэ присела рядом и замерла. Вдруг из угла раздалось шипение.
– Что это?
Отикунэ и сама не сразу сообразила, кто издаёт такие грозные звуки. Прежде чем ответить, повернулась в ту сторону и увидела в тёмном углу светящиеся огоньки. Не сразу она вспомнила про своего нового друга – кота-приблуду.
– Это мой кот Кацу.
– Вы назвали его победителем? – спросил гость.
– Он выглядит храбрецом и это имя ему подходит.
Гость нахмурился:
– Кот так грозно смотрит, что кажется, собирается вызвать меня на бой. Но лучше ему этого не делать. Я всегда отвечаю ударом на удар. Не хотелось бы огорчать вас, прекрасная госпожа, но думаю ясно, кто в нашей схватке станет победителем.
Самурай с намёком положил руку на оружие, которое лежало рядом с ним. Отикунэ немного царапнули его слова, но потом вспомнила, как Акоги рассказывала про кота-задиру, что жил у соседей. Он кидался кусать и царапать всех чужих, приходящих в дом, пока один из самураев в гневе не зарубил вредное животное, которое умудрилось до крови расцарапать ему щёку. Может, и её гость уже сталкивался с таким вредным котом и теперь честно предупреждает, что подобного терпеть не станет.
Кацу, словно поняв угрозу, замолчал, сверкнул глазами и исчез за ширмой, мотнув напоследок хвостом.
– Простите,мне так неловко, но не могли бы вы назвать себя? – спросила Отикунэ, которой желание отвлечь гостя от кота придало смелости. – В своих посланиях вы ни разу не упоминали, к какому благородному роду принадлежите.
– Вашего ничтожного слугу зовут Акиори из клана Иошидзу.
Акиори принялся рассказывать о своих родовых землях, о благородных предках и покровителях рода так красиво, что Отикунэ заслушалась и почти успокоилась.
– Я говорил так долго, что во рту пересохло. Не позволите ли мне чем-то смочить губы?
– Ах! – едва не заплакала от стыда девушка. – У меня нет ничего, кроме воды.
– Если вы изволите испить со мной из одной чаши, то вода мне покажется слаще мёда, пьянее вина.
Смущённая Отикунэ, потупив глаза, налила воды и протянула чашу гостю. Тот сделал из неё глоток и вернул сосуд.
Только Отикунэ собралась отпить из чаши, как кто-то укусил её за пятку. От неожиданности она вскрикнула и выронила чашку, разлив воду. Оглянувшись, увидела, как чёрный кот убегает в дальний угол.
Собираясь принести извинения, она вновь повернулась к Акиори и похолодела от ужаса. Вместо прекрасного лица молодого человека на неё чёрными провалами глазниц смотрел череп.
“Это призрак!” – в тоске и страхе поняла Отикунэ.
Она окаменела от ужаса, не в силах говорить и даже дышать. По её лицу тёк холодный пот вперемешку со слезами.
– Отчего вы так бесчувственны к моей любви? Пусть я человек ничтожный, но всё же, мне кажется, я не дал вам повода впадать в такое отчаяние. Клянусь вам, что никогда не оставлю вас…
Он говорил ещё какие-то ласковые слова, но Отикунэ неспособна была ни понимать, ни слушать. Обещание не оставлять её, которое ещё вчера сделало бы девушку счастливой, сейчас звучало страшной угрозой.
Гость обнял её за талию и мягко потянул в сторону постели за ширмой.
– Подождите! Подождите! – в панике вскричала Отикунэ. – Мне кажется, сюда кто-то идёт.
Призрак замер и прислушался:
– Действительно, я слышу шаги. Что же, подожду.
Он скрылся за ширмой, а Отикунэ повернулась в сторону входа в комнату. Никогда она так не радовалась мачехе, как в этот вечер.
– Отвори! – грозно скомандовала та из-за двери. – Отчего так долго не открываешь?!
Отикунэ поспешила открыть. Госпожа Тошико ворвалась в комнату как вихрь и подозрительно принялась осматриваться, но Акиори за ширмой не было видно, как и спрятавшегося кота. К счастью, похоже, мачеха торопилась и совать нос во все углы, как часто она поступала раньше, сегодня ей было некогда.
– Ты знаешь, что завтра мы отправляемся в паломничество, а у старшего зятя нет нового достойного праздника наряда. Я раскроила ему новые хакама и ты должна до утра сшить их.
– Хорошо, госпожа, я сразу начну шить и всё сделаю к утру.
С ворчанием мачеха ушла, а Отикунэ уселась шить.
– Неужели вы оставите меня в одиночестве? – обратился к ней Акиори-призрак.
– Простите, мне очень жаль, что так получилось, но моя мачеха очень рассердится, если я не сошью всё к утру.
Девушка постаралась спрятать радость от того, что у неё появился повод держаться подальше от гостя.
– Господин Акиори, не расскажите ли вы о своей семье? – предложила она. – Или о том, где вы побывали? Я-то нигде не была и мало что видела.
Акиори принялся рассказывать о поместье своей семьи и занимательные истории о своих предках. Теперь, когда его страшный облик скрывала ширма, а голос звучал приятно, речь лилась гладко, ужас Отикунэ немного отступил, сменившись терпимым страхом. Она даже смогла иногда отвечать на слова призрака, убеждая его, что никак не может отложить шитьё.
Так продолжалось до первого крика петуха, когда Акиори попрощался с девушкой и ушёл, пообещав вернуться этим же вечером.
Присланный мачехой за сделанной работой слуга застал девушку в слезах и, пожалев её, поспешил отправить к ней Акоги, которую загоняли с поручениями дочери мачехи:
– Ты бы сходила к своей госпоже, а то как бы она не заболела от огорчения. Плачет так, что даже встать мне навстречу не смогла.
Когда Акоги пришла к Отикунэ, то та лежала на постели, бледная и обессиленная.
– Барышня, не огорчайтесь так, что вас не берут с собой. Зато вы здесь без них отдохнёте, – постаралась утешить её верная служанка, не догадываясь о причинах горя Отикунэ.
– Я плачу не из-за этого. У меня беда настоящая. Смерть моя стоит на пороге, и помощи ждать неоткуда.
– Барышня, никогда не бывает, чтобы не было надежды. А если всё действительно так плохо, то поделитесь со мной, и пусть мы не найдём выхода, вам станет легче оттого, что разделили печаль на двоих.
Акоги и Отикунэ были вместе с детства, и с кем, как ни с верной служанкой делиться горем? Отикунэ рассказала ей всё.
– До ночи времени много, – постаралась успокоить свою госпожу Акоги. – Мы что-нибудь придумаем.
От этого “мы” на душе Отикунэ стало чуть светлее.
– Я думаю, вам надо пойти за советом к тому, кто разбирается в призраках.
– И кто же это?
– Да вот хоть гадальщик, что живёт на нашей улице. Он человек образованный, маг, хотя и не слишком сильный. Наверняка хотя бы совет даст.
– Как к нему выбраться? Кто знает, когда все отправятся в путешествие. Вдруг до отъезда мачеха прикажет меня не выпускать из дома, ведь она всё время находит мне какое-нибудь задание.
– Не волнуйтесь, я сделаю так, что она сама вас отправит к гадальщику.
И действительно, Акоги демонстративно повздыхала, сказала там словечко, здесь другое, и вот уже госпожа Тошико отправляет падчерицу к гадальщику:
– Отправляйся к господину Сайто Керо и попроси его провести ритуал на лёгкую дорогу для нас. Была бы ты хорошей дочерью, то сама догадалась бы о необходимости ритуала, а так мне обо всём думать приходится!
О проекте
О подписке