ГЛАВА 3. В саду

Прогулка по весеннему парку доставила мне море удовольствия. Я всегда любила весну, а эта была первой для меня в новом мире. И здесь, в отличие от горной обители, она уже вошла в полную силу. Не все деревья оделись в листву, но в парке и саду уже появилась первая зелень и цветы. Пели птицы, жужжали пчёлы, порхали большие яркие бабочки. Лула в попытке поймать их носилась по дорожкам и подбивала на это брата, пытавшегося вначале держаться со взрослой серьёзностью.

Но когда к нам присоединился рыжий пёс, Дикки сдался и бегал по дорожкам наперегонки с сестрой и весело лающей псиной. Мы же с Анастис вынуждены были шагать чинно и спокойно, чтобы госпожа Карин не устала. Зато я успевала внимательно рассматривать всё, что меня окружало: деревья, кусты, первоцветы, скамейки, шпалеры, которые пока не прятала зелень, скульптуры, устройство клумб и грядок. Интересно было наблюдать сходство и различия с моим миром.

Анастис с госпожой Карин рассказывали мне, какие из начинающих расцветать деревьев и кустов плодовые, какие растут только ради их красоты, а к каким стоит относиться с осторожностью из-за колючек или даже ядовитости будущих плодов или жгучести листьев. Запомнить всё это сразу я не пыталась, но взяла себе на заметку, что даже рядом с домом можно отыскать себе неприятности, если проявлять небрежность.

Пока я изучала окружающий мир, госпожа Карин осторожно изучала меня, наблюдая за тем, как я двигаюсь, говорю, о чём спрашиваю. Я видела это, но так как замечаний пожилая дама не делала, остановить меня, когда я в ответ на призыв Лулы, тоже решила побегать с детьми, не пыталась, то я к её интересу отнеслась спокойно.

Обойдя парк по кругу, мы вновь вернулись к дому, но из-за чудесной погоды решили ещё немного побыть на улице. Госпожа Карин предложила нам с Анастис посидеть в изящной беседке, пока Лула и Дикки поиграют с псом, кидая ему палку. Только мы расположились, как к нам подошла баронесса.

– Я увидела в окно, как вы идёте, и решила, что и мне стоит немного погулять с вами.

– Правильно, Олерия, – одобрила госпожа Карин. – В следующий раз покажи Мари-не свои аптекарские грядки. Ей это будет полезно. Она девушка любознательная и хорошо всё усваивает.

– Тогда зачем откладывать? – обрадовалась баронесса. – Пойдём, Марина, это недалеко.

Анастис тоже встала, но госпожа Карин её остановила:

– Анастис, ты уже там не раз была, так что оставайся, присмотри за братом и сестрой. А то для меня они слишком шустрые.

Анастис с плохо скрытой радостью направилась к младшим детям, получив приличный повод поиграть вместе с ними.

Пока мы шли с баронессой по аллее, она вначале объясняла мне, что в старых родах не принято полагаться только на магию, поэтому в каждом поместье обязательно высаживают лекарственные травы и растения, чтобы оказывать при необходимости помощь слугам и арендаторам.

– Как понимаешь, целитель тратить свой дар на всякую ерунду у черни не может. А то когда понадобится сделать что-то серьёзное, ему вдруг не хватит сил на нужное заклинание. Поэтому при мелких болячках у слуг приходят на помощь травы. За это отвечает хозяйка замка или поместья. Тебе тоже нужно этому научиться. Попроси госпожу Карин, чтобы она тебе хотя бы основные вещи рассказала.

Я была согласна с баронессой: уметь оказать себе или другим первую помощь – важный навык.

Мы отошли довольно далеко от остальной компании, когда баронесса внезапно сменила тему.

– Значит, ты уверена, что с Марьяс в твоём мире ничего плохого не случится?

– Не совсем так. Плохое может случиться везде, но уверена, что ей окажут помощь.

– Да, конечно, неприятности молодых девушек караулят на каждом шагу и у нас тоже, а там она совсем одна…

Баронесса вздохнула и прослезилась. Но постаралась взять себя в руки и продолжила расспросы:

– Я хотела спросить ещё вот о чём. При детях говорить о таком неприлично, поэтому спрошу сейчас, пока их рядом нет. Марьяс ведь не замужем, и ребёнок у неё внебрачный. Как у вас отнесутся к этому?

– Спокойно.

Баронесса даже остановилась, чтобы убедиться, что я её не обманываю.

– То есть позорить Марьяс никто не будет?

– Нет, не будут. Мало ли что могло случиться с девушкой. Все с уважением относятся к решению женщины родить ребёнка.

Баронесса глубоко вздохнула и какое-то время шла молча, обдумывая мои слова. Потом спросила:

– А малыш?

– Что – малыш?

– На нём будет клеймо незаконнорожденного.

– Вот уж чего точно можно не бояться. Когда-то давно у нас тоже этому придавали значение, но теперь – нет. Не скажу, что ему или ей будет просто, но не из-за этого. Что бы ни случилось, малыш точно выучится, найдёт работу, и всё будет зависеть от него самого.

– Тогда понятно, почему Марьяс ушла в твой мир.

Дальше мы шли молча, и сами грядки баронесса показывала без вдохновения, предложив прийти сюда ещё раз завтра. Я понимала, что она продолжает обдумывать мои слова. И действительно, когда мы повернули назад, баронесса внезапно сказала:

– Рада, что моя дочь избежит в твоём мире позора из-за своей ошибки, но я попрошу тебя не рассказывать такие вещи при моих дочерях. Им не стоит знать о подобных вольностях.

– Хорошо, не буду.

Это стало ещё одним подтверждением, что о моей прошлой жизни и мире стоит рассказывать с осторожностью, иначе сочтут, что я пропагандирую разврат, да ещё и сама такая же. И кто знает, какие наказания тут в таком случае приняты, если за измену мужу здесь запросто убивают и все считают такое варварство правильным.

После прогулки Дикки проводил меня к своему учителю, который взялся проверять мой дар. К счастью для меня, он не применял таких радикальных способов, как брат Феофаний, не бросался смертельными заклятиями, а просто просил показать, что я умею.

Умела я немного, но азам бытовой магии меня сестра Летиция научила, так что господин Петрис остался доволен.

– Я уж думал, что ты совсем неуч, а оказывается, нет. Тебя сёстры обучали?

– Да.

– Тогда зачем тебе знать больше? Если девочка может свет зажечь, волосы высушить, платье почистить – то и достаточно. Будь у тебя сильный дар – другое дело. В таком случае обучение необходимо, чтобы женщина по неосторожности не причинила вред себе и другим. Но это не про тебя.

Эта здешняя уверенность, что женщине знания ни к чему, меня раздражала. Похоже, здесь верили в то, что я привыкла считать лозунгом, – “Знание – сила”, и делать своих женщин сильными не особенно хотели.

– К тому же ты менталист, а я стихийник, и показать упражнения на развитие твоих способностей я не в силах. Скажу барону, что заниматься с тобой мне нет смысла.

Я не думала, что старый магус способен отказаться от дополнительного заработка, который посулил ему барон за моё обучение, поэтому к такому его решению оказалась не готова.

– Подождите, подождите. Как это – не будете заниматься?

– А вот так! – магус добродушно усмехнулся, разводя руками. – Если ты хотела осваивать магию, не надо было покидать Обитель. Там излишне образованным женщинам место, а не в миру.

Я смотрела на магуса, не находя слов. Если бы подобное сказал пьющий дворник или даже барон, я бы не удивилась. Но услышать, как приличный человек, учитель, прямо мне в лицо говорит о второсортности женщин, стало для меня полной неожиданностью. Как ему не стыдно проявлять такой махровый шовинизм!

– Вы ещё скажите, что дело женщины – дети, церковь, кухня и ничего больше!

– А как иначе? – удивлённо спросил господин Петрис.

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. Я – не в силах объяснить, почему это неправильно, и неспособная принять такой взгляд на женщину как должное. И маг, не собирающийся обсуждать столь очевидные для него вещи. Трава зелёная, вода мокрая, а место женщины таково, и говорить тут не о чем.

– Но, пожалуй, сёстры правы, и тебе стоит учиться контролировать себя лучше. Похоже, когда ты испытываешь сильные чувства, твой дар усиливается, – неожиданно для меня сказал магус.

– А можно мне ходить на уроки Дикки? – обрадовалась я.

– Разве что когда у него уроки истории магии. А так у вас совершенно разные способности, и практические приёмы, которые учит мальчик, тебе ни за что не повторить. Я переговорю с бароном и завтра передам тебе расписание уроков.

– Хорошо.

Меня это вполне устраивало. Главное – начать заниматься, а там видно будет. Я вежливо попрощалась с магусом и отправилась искать дорогу в свои покои.

Внутри я продолжала с ним спорить, кипя от возмущения, но я давно отвыкла высказывать вслух своё несогласие. С Павлом это было опасно, а с другими, я считала, бессмысленно. Родня Павла к моим доводам никогда не прислушивалась, отметая их сразу. Коллеги иногда принимали к сведению мои слова, но только в том случае, если говорила их спокойно, без эмоций. Так что я привыкла или, не споря, делать по-своему, или пытаться убедить, лишь когда успокоюсь, а не в горячке обиды.

Горячка – она до добра не доводит. Вот и сейчас, увлёкшись мысленным спором, не заметила, как свернула со знакомой дорожки и обнаружила, что не могу сообразить, куда идти, где искать свои комнаты. Пришлось перехватить какую-то служанку, чтобы она вывела меня из лабиринтов анфилад и переходов.

За короткое время, потребовавшееся мне, чтобы заблудиться и найти проводника, я отвлеклась, успокоилась и сама себе удивилась: почему меня так поразили слова магуса? Разве я не знала уже, что это патриархальный мир? Знала! Только почему-то до конца не прочувствовала. Мне помешало то, что в Обители вокруг меня было немало образованных умных женщин, занимающихся полезным делом – аббатиса и настоятельница, целительница и библиотекарь, келаресса и поварихи. Каждая из них могла самостоятельно принимать решения в делах, за которые отвечали. Это вполне вписывалось в мой прошлый опыт. И я подсознательно была уверена, что так здесь везде. А оказывается – нет! И слова магуса, что нужно было остаться в монастыре, были вовсе не издёвкой. Похоже, именно там и собираются женщины, не готовые ограничиться только детьми и кухней. Но я покинула безопасную гавань, и теперь придётся узнавать новые правила.

ГЛАВА

4. Обыденность

Хлоя пришла помочь мне подготовиться к ужину заранее. Пока я гуляла в саду и разговаривала с магусом, она подбирала и готовила мне платье.

– Госпожа, я отобрала среди отложенных нарядов несколько, которые подогнать под вас получится быстро. Вы потом посмотрите и скажите, с каких начать в первую очередь.

– Хлоя, когда мы наедине, можешь обращаться ко мне по имени, как в Обители.

– Пола меня об этом предупредила, – спокойно сказала Хлоя, расчёсывая мне волосы.

– О чём?

– О том, что в некоторых вещах, вы как ребёнок не понимаете, что правильно, а что нет. Так вот, вы – моя хозяйка, и даже наедине мне не стоит звать вас по имени.

Меня покоробило это – “моя хозяйка”, и я попыталась свести всё к шутке:

– Хлоя, не пугай меня. Какая из меня хозяйка?

– Самая настоящая. И ни мне, ни вам не стоит об этом забывать.

– Я надеялась, что мы станем подругами, ведь здесь все мне чужие.

– Одно другому не мешает. Я рада буду стать вам подругой, но это не отменит того, что вы моя хозяйка.

– И тебе это не обидно? Ты не жалеешь о том, что поехала со мной?

– Нисколько не жалею! – горячо воскликнула Хлоя. – Я никогда столько не путешествовала, как с вами, а ведь думала, что больше не увижу ничего, кроме кельи Обители. А там, все говорят, мы и в столицу отправимся. Как я могу жалеть? А про “обидно”… Пола говорила, что у вас в голове какая-то каша с этим. Почему мне должно быть обидным быть служанкой у высокородной госпожи?

Проблема в том, что я не чувствовала себя “высокородной госпожой”, но Пола мне уже объяснила, как важно не ставить под сомнение свой статус. Пока я думала, Хлоя продолжала:

– Больше того, я – ваша личная горничная, а этим не каждая служанка может похвастаться

Я растерянно смотрела перед собой, пока Хлоя заплетала мне волосы, стоя за моей спиной. Слово “горничная” немного меняло картину, превращая служанку просто в наёмную служащую. Я – её работодатель, как, например, была для меня директор библиотеки. Действительно, с такой точки зрения в положении Хлои нет ничего унизительного. Настаивая на том, чтобы называть меня госпожой, она просто напоминает о деловом этикете, который здесь такой.

– Хорошо, понятно. Но хотя бы наедине ты можешь не звать меня “госпожой”? – попросила я.

– Лучше этого не делать. Во-первых, мне легче называть вас всегда одинаково, чтобы не сбиваться случайно. Во-вторых, кто-то может услышать, и меня тогда накажут за неподобающее поведение.

– Кто? Ты ведь моя личная служанка.

– Барон. Хотя он и не вмешивается в ваши приказы, но он старший в роду, и если я проявляю непочтительность к вам, то проявляю непочтительность и к роду. Так что он вправе наказать меня.

– Мне он не показался жестоким, но Марьяс ведь не просто так сбежала.

– Он и не жестокий. Я поговорила со слугами, и они говорят – он неплохой хозяин. А Марьяс потому и сбежала, что барон её баловал.

– Как это?

– Ну подумайте сами. Когда с детьми обращаются жестоко, разве они себя так ведут, как хозяйские? Если бы Марьяс с детства запугивали и наказывали за любой проступок, разве ей хватило бы духу пойти против отцовской воли?

Я задумалась и, вспомнив сегодняшнюю прогулку, согласилась с Хлоей. Дети барона не выглядели запуганными. А вот я в браке с Павлом растеряла всякую решительность и боялась любых перемен, хотя мне стоило бы к ним стремиться. Но я всё цеплялась за глупую надежду на то, что всё как-нибудь само переменится к лучшему, ведь были же и у нас с Павлом хорошие времена. А потом просто терпимые. А потом радовало уже хотя бы отсутствие кошмара. И сил на побег из него не оставалось.

– И даже когда Марьяс отказалась за выбранного отцом жениха выходить, он её не наказал. В Око Рора отправил в назидание и по необходимости. Чтобы скрыть ото всех позор. Это же ерунда, а не наказание. Вот у нас на соседней улице, когда дочь в подоле принесла, отец её вообще выгнал и велел забыть о родном доме, больше на порог не показываться. Она и утопилась.

– Ужасы какие! А кто жених-то у Марьяс был, ты узнала?

– Пока нет. Но узнаю. Я здесь ещё мало с кем говорила, чуть-чуть осмотрюсь – и всё разузнаю.

– Я на тебя надеюсь.

Ужин прошёл почти так же, как завтрак. За столом собралось ещё больше народу. В этот раз мне представили или представили меня более широкому кругу привилегированных слуг. Запомнить их всех я и не пыталась. Только тех, что сидели ближе к нашему краю стола. Сразу столько незнакомых лиц и имён я всё равно не удержала бы в памяти. Ничего, главное, они запомнили меня, а я постепенно освоюсь.

Первый день в новом доме казался бесконечным, но и он подошёл к концу. Судить о том, не ошиблась ли я, покинув Обитель, было рано, но я понимала, почему Хлою радовали перемены. Хотя мою жизнь в Оке Рора нельзя назвать скучной, всё же новое место, новые лица и новые правила делали чувства острее и дарили надежду.

На следующий день всё для меня начало потихоньку выстраиваться в определённом порядке, заполняясь различными хлопотами. Вместе с Хлоей мы пересматривали принесённые мне старые наряды, отбирая те, что мне особенно нравились, решая, как их можно приспособить.

Часть из них когда-то были отложены в сундуки не столько потому, что вышли из моды, сколько по другим причинам. Где-то служанка прожгла подол утюгом, где-то прежняя хозяйка умудрилась порвать ткань на самом заметном месте. Именно такие пострадавшие платья обычно были самыми незаношенными и красивыми. Похоже, именно из-за красоты прежние хозяйки жалели их выбрасывать.

Вспомнив, как в детстве бабушка перелицовывала и комбинировала мне наряды, решила и здесь применить тот же принцип. Не то чтобы здесь не додумались до такого, но я комбинировала более смело, не смущаясь разницей цветов или фактур.

Начала обставлять выделенные мне покои, добавляя то, чего на мой вкус не хватало. Понемногу присматривалась к здешним интерьерам, чтобы определиться с тем, что ещё могу добавить, а от чего допустимо избавиться.

Но заниматься этим медленно и спокойно, “с чувством, толком, расстановкой” у меня не вышло. Госпожа Карин уже на следующее утро за завтраком объявила, обращаясь сразу ко всем:

– У нас осталось не так много времени, чтобы сделать из Мари-Валери-на достойную дочь рода Гартис.

– Ты опять про платья, тётя? – сморщился барон.

– Нет. Сейчас мы эту проблему почти решили, а новые для столицы лучше заказать там. Здесь всё равно не найдём достойных мастериц. Я про знание этикета и умение танцевать. Отсутствие знаний об этих вещах сразу бросится в глаза, когда мы прибудем в столицу. Подозреваю, что у вашей старшенькой есть и другие зияющие пробелы в том, что должна знать каждая благородная дева, но это обнаружится не так скоро и только при близком общении, а вот умение танцевать и манеры… – пожилая дама глубоко вздохнула и закатила глаза, демонстрируя, насколько я далека от идеала.

Будь мне шестнадцать, я бы, наверное, обиделась, но, пройдя через общение со злоязыкой роднёй Павла, закалилась и отнеслась к словам госпожи Карин спокойно, признавая её правоту. Я действительно была полным нолём в бальных танцах, а в том, что мои представления о здешнем этикете весьма поверхностны, убедилась во время жизни в Обители-на-Карати. Присутствуя на ужинах аббатисы, рождённой принцессой, я получила представление о том, как должна выглядеть благородная дама. Не думаю, что за месяц можно добиться такой осанки, манеры держаться, красоты походки и движений, но если госпожа Карин поможет мне хотя бы чуть-чуть приблизиться к этому идеалу, то я не против.

И теперь весь мой день был наполнен учёбой. Я ходила на уроки магуса с Дикки, когда он учил историю и основы магии, и осваивала медитацию, способы самоконтроля. Но на это у меня уходило не так много времени, зато весь остальной день меня учили тому, что должна знать и уметь аристократка: умению правильно ходить, сидеть, вести себя со слугами, с равными и с теми, кто выше меня по рождению.

Госпожа баронесса занималась со мной аптекарским огородом, показывая самые полезные травы. Сейчас как раз пришла пора пересаживать многолетники, сеять семена однолетников, пропалывать то, что было посажено раньше. Мне это нравилось, напоминая то, как в детстве на огороде я помогала бабушке. Ещё баронесса объясняла мне, что входит в обязанности хозяйки дома, как контролировать слуг и экономку. Вместе со мной всё это осваивала Анастис, поэтому я не видела в происходящем никакого подвоха.

Мы с Анастис почти не расставались, так как и обязанности, и занятия у нас были общими. Она часто подсказывала мне, если я ошибалась, а особенно нравилось поправлять меня маленькой Луле. Я сама попросила девочек об этом. И если Анастис иногда смущалась указывать мне на проколы, то Лула никогда не упускала возможность важно сказать мне:

– Мари-Валери-на, так нельзя говорить! Надо говорить так!

Ей страшно нравилось, что она может учить чему-то такую взрослую девицу, как я. Если у меня не сразу получалось понять, в чём ошибка, Лула весело смеялась, так что иногда я намеренно изображала недотёпу.