Вечером после траурной церемонии графиня Лейден вместе с дочерью остались у леди Эммы в числе немногих не разъехавшихся из-за дальней дороги гостей. Сидя в полумраке гостиной, они вполголоса разоваривали с безутешной матерью и заплаканной сестрой – восемнадцатилетней Алисой, когда кто-то из дам решился спросить:
– Но что всё-таки произошло?
– А вы не знаете? – ответила другая, взглядом спрашивая позволения леди Эммы рассказать о трагедии, постигшей её сына.
Леди Эмма кивнула, давая понять, что сама не в силах об этом поведать, и дама продолжила. Генри Лавли, замечательный юноша двадцати с половиной лет, был помолвлен с одной живущей в столице девушкой, как вдруг узнал, что за нею принялся ухаживать другой. Он не знал ни внешности, ни имени, но до него дошли слухи, и он, конечно, воспылал ревностью и обратился к своей невесте за объяснениями. Та в слезах призналась, что с недавних пор её начал домогаться очень богатый и самоуверенный человек по имени лорд Мэнфорд, имеющий титул герцога, и она тщетно пытается от него отделаться. Генри отправился к этому герцогу, и тот, к возмущению юноши, объявил, что никогда не проявлял ни малейшего интереса к его невесте. Генри был в ярости: его возлюбленную объявили лгуньей. Разумеется, он вызвал Мэнфорда на дуэль. Тот назвал Генри глупцом, но вынужден был принять вызов…
– А дальше? – восклинула Виктория, вытирая слёзы.
– Они дрались на шпагах.
– У Генри никогда не было такой уж хорошей практики в фехтовании, хотя мальчик он был крепкий, – прошептала леди Эмма, прижимая платочек к глазам. – Зачем он вспылил?..
– Мама, – произнесла горячо Алиса, собирающаяся провести в столице уже второй сезон и отлично знакомая с нравами света, – он не мог оставить оскорбление его невесты без удовлетворения!
Дама, приехавшая из Беллингстоуна и знавшая подробности, сказала:
– Этот Мэнфорд отлично владеет оружием. Он, кажется, военный офицер. Да. Я знала его родителей. Говорят (кое-кто видел дуэль своими глазами, конечно же), что он старался драться вполсилы, видя, что противник слабее, но кто знает? Как тогда получилось, что он всё же заколол его?
– Ах, что теперь об этом говорить?! – всхлипнула леди Эмма.
Перед сном Виктория, делившая в гостях покои с матерью, долго ворочалась в своей постели. У неё не шло из ума имя лорда Мэнфорда, и она твёрдо решила, что если осенью или зимой, когда она будет в Беллингстоуне, она встретит его, то обязательно будет держаться с ним холодно и никогда в жизни не примет у себя. Перед её мысленным взором то и дело являлся Генри – товарищ её детских игр и юношеских приключений, добрый, весёлый, немного вспыльчивый, но такой бесконечно дорогой. И потерянный навеки…
– Мама, – тихо позвала Виктория в темноте.
– Что, милая, – графиня тоже не спала.
– Имя лорда Мэнфорда не кажется вам знакомым?
– Не просто кажется. Я знаю одних Мэнфордов… Не стала расспрашивать сегодня… Может быть, они состоят в родстве?
– Клянусь, матушка, что всю жизнь буду ненавидеть этого человека!
– Ненависть – нехорошее чувство, милая. Как ни печальна судьба Генри, но это была дуэль…
Виктория вздохнула, не желая спорить, но в душе дала себе слово никогда не прощать убийцу кузена Генри.
Сэр Райли сидел в своей библиотеке, откинув голову на высокую спинку стула, вытянув длинные ноги в щегольских домашних туфлях, одетый поверх тонкой сорочки и коротких брюк в шёлковый халат, с пером в руке, сосредоточенно сдвинув свои выразительные чёрные брови, когда к нему вошёл другой молодой человек, чуть ниже ростом, крепкий, слегка полноватый, с энергичным и добродушным выражением лица, густой каштановой шевелюрой и серыми глазами.
Герберту Брэкстону, лорду Уайли единственному было дозволено когда угодно входить в этот дом беспрепятственно, ибо он был лучшим, самым близким другом его хозяина.
– Ты вернулся! Какие новости? – без предисловий начал Герберт.
– Вот, сочиняю письмо…
– Так о чём вы договорились с лордом Уитримером? – лорд Уайли удобно уселся в просторное мягкое кресло напротив своего друга.
– Он объяснил мне всё. Единственное условие, поставленное отцом в завещании: я могу выйти в отставку до достижения тридцати лет, если женюсь. Тогда могу оставить военную службу и вступить в права наследования, освободив от ответственности моего опекуна.
– Твой отец предусмотрительный человек, – рассмеялся Герберт.
– Он хотел, чтобы я был достоин носить его имя и был, по возможности, защищён от многих искушений, какие даёт богатство. Женитьба свяжет меня и очень обяжет, так что тратить состояние мне придётся с оглядкой на супругу. В противном случае, мне придётся нести тяжкое бремя военного ещё почти шесть лет…
– Осталось теперь найти таковую кандидатуру…
– В том-то и дело, Герберт, что формально она найдена, – Райли оторвался от стула, положив перо на стол.
– Когда же? – удивился Герберт. – Когда ты успел?
– Не я. Просто не было случая рассказать… Мне было лет восемь, когда у очень хорошего друга моего отца родилась дочь. И они, по достижении ею двух лет, а мною – десятилетия, порешили связать наши фамилии помолвкой.
– Вот это поворот! – изумился Герберт. – Так значит, ты связан словом!
– Да, но мы давно не общались. Друг отца – один граф, имя скажу позже, вряд ли ты их знаешь, они не появляются в столице, насколько знаю, – скончался двенадцать лет назад, дочери его было тогда, получается, четыре… С тех пор они не давали о себе знать, по крайней мере, отец ничего мне о них никогда не рассказывал. А теперь его нет, и спросить мне не у кого…
– Опекун не знает?
– Нет, – Райли встал и прошёлся по комнате, размышляя. – Теперь я составляю письмо на имя матери этой девушки…
– Но это прискорбно: жениться по долгу, а не по желанию…
– Как много знаешь ты тех, кто женится по любви, Герберт? – улыбнулся Райли и кивнул появившемуся на пороге лакею, тут же внёсшему поднос с кофе и сладкими пирожками. – А если серьёзно, то ты прав…
Он помолчал, стоя и наблюдая, как друг с аппетитом набросился на угощение, но мыслями, видно, был далеко отсюда.
– Знаешь, кого я встретил у лорда Уитримера? – прервал он молчание, многозначительно усмехаясь в ответ на вопросительный взгляд товарища. – Эмили Хартли.
– Миледи Корнгейт?
– Её.
– И что же она? Я видел её в эти годы редко. Говорят, всё время в Лондоне.
– Так и есть.
– Красивая? – мечтательно протянул Герберт.
– Почти не изменилась.
– Понимаю… Если она теперь овдовела, ты, получается, не прочь…
– Нет. Нет, Герберт, – категорично ответил Райли. – Всё в прошлом. Она была моей первой женщиной, но, боюсь, первой любовью это назвать нельзя…
– У неё вроде ребёнок. Не твой? – подавил смешок Герберт.
Райли покачал головой:
– Я, конечно, дурно поступил со стариком Хартли, но соблазн был велик, я был по-юношески безрассуден, а Эмили просто сокрушила меня своей буйной чувственностью… Но в этом грехе я неповинен. Мы расстались за два года до того, как их сын родился, и я, правда, не знаю, чьему отпрыску оставил лорд Корнгейт свои деньги и титул.
– Невысокого же ты о ней мнения…
– Я не хочу её чернить, Герберт, и этот разговор возможен только между нами, но у меня никогда не было иллюзий даже относительно её верности мне в то время, а уж о муже…
– И как она встретила тебя? – с любопытством спросил лорд Уайли.
Райли снова многозначительно улыбнулся и потупил взор, понизив голос:
– Чуть не нарушила моё длительное воздержание. Дала понять, что намерена возобновить наши отношения.
– Да, если б ты не был помолвлен…
– Но Эмили – не вариант. Если бы мне суждено было жениться по собственному выбору, – Райли стал серьёзным, – я бы хотел, чтобы меня влекло не только тело. Мне хочется любить, Герберт, быть близким с кем-то душой…
– Душой, – притворно обиделся лорд Уайли, одновременно любуясь другом, высказавшим столь благородные помыслы. – А моей души тебе мало?
– Мне нужна близкая женщина, любимая, – ответил Райли, дав другу подзатыльник. – Но… Есть, правда, шанс, что и эта моя… невеста мечтает вовсе не обо мне, и мы могли бы обоюдно расторгнуть помолвку, освободив друг друга от данного в её младенчестве обещания…
– А что, она была тогда красоткой?
– Кто? – Райли словно очнулся, задумавшись.
– Ну, невеста твоя. В свои два года?
– О да… Я, помню, сидел на коленях её отца, когда её внесли в чём-то белом и розовом, в каких-то ленточках, и я от всего сердца сказал «да»!
– Ты купился на розовые ленточки! В десять лет! Я поражён!
– Ты плохо думаешь обо мне. Я купился на то, что её отец расписал мне, какой роскошный пруд достанется ей в приданое вместе с имением!
– Ясно! Он поймал тебя на страсти к плаванию!
– Именно, Герберт! – Райли рассмеялся, возвращаясь за стол. – Вот теперь я пытаюсь написать им, что готов или жениться, или освободить её от слова, если она пожелает…
– Ты думаешь, найдётся такая глупая девица, которая откажется от твоего титула, денег… Да и любая скажет тебе, что на свете просто нет женщины, которая устоит перед твоей внешностью!
Райли подбоченился, принимая лесть с притворным наслаждением, но, словно вспомнив что-то, проронил с улыбкой:
– Ты очень ошибаешься, Герберт! Только на днях я встретил ту, кому абсолютно безразличны мои многочисленные выдающиеся достоинства! Честное слово!
Герберт кивнул, подумав, что друг шутит, затем встал, посмотрев на часы:
– Ты ведь занят, Райли. Не буду мешать твоим матримониальным планам и желаю тебе удачи.
– Она мне потребуется. Благодарю, – и, проводив Герберта до самого крыльца, сэр Райли вернулся за стол и в глубокой задумчивости склонился над начатым письмом.
В доме графини Лейден шла подготовка к предстоящей осенью поездке в Беллингстоун. Приближался очередной светский сезон, и леди Оливия, много лет не заезжавшая в столицу надолго, собиралась снять там апартаменты и поселиться вместе с шестнадцатилетней дочерью, которую в этом году собиралась представить ко двору герцога Фернанда.
Надо сказать, сама Виктория воспринимала это событие очень спокойно. Воспитанная бабушкой по папиной линии, не оставлявшей её матери при жизни шансов влиять на ум и душу любимой внучки, которой она отдавала предпочтение перед Генри и Алисой, бабушка культивировала в своей любимице те черты характера, какими могла похвастаться сама. Виктория была девушкой невероятно здравомыслящей и абсолютно устойчивой к соблазнам. Она, конечно, любила танцевать и веселиться, но вряд ли блеск двора вскружил бы ей голову, так как больше всего она ценила сельскую жизнь с её просторами, простотой, со всем, что способствует хорошему здоровью и спокойному сну.
Но, безусловно, Виктория с большим пристрастием отнеслась и к созданию своего нового гардероба, и к урокам танцев и придворного этикета, потому что собиралась предстать в свете в самом безупречном виде, никого не стремясь, однако, покорить и не мечтая заполучить в мужья никакого столичного богача, потому что такой богач у неё уже был.
Они с графиней как-то никогда не поднимали эту тему. Виктория – по малолетству и из скромности, а леди Оливия считала, что дочка ещё слишком юна для брака. Да и повода поговорить об этом у них не было, пока где-то через неделю после известия о гибели Генри они не получили ещё одно взволновавшее их письмо.
Сев напротив матери, которая, предварительно ознакомившись с его содержанием наедине, позвала девушку со словами, что речь идёт о ней, Виктория приготовилась внимательно слушать.
Письмо гласило:
«Милостивая государыня, помня о своём слове, данном в присутствии Вашего покойного супруга, моего батюшки, почившего почти пять лет назад, а также в Вашем присутствии, чему минуло уже четырнадцать лет, сообщаю Вам, что готов в любой удобный для Вас и Вашей дочери день и час обсудить возможность исполнения моего священного долга по отношению к своей наречённой невесте.
При этом признаю за нею право расторгнуть нашу помолвку, которая является безусловным, почётным и счастливым обязательством исключительно в отношении меня, если на то будет её воля.
Прошу вас нижайше ответить мне в кратчайшие сроки, чтобы я мог знать, какими должны быть мои дальнейшие действия по исполнению данного мною обещания.
С глубоким и искренним почтением, Ваш покорный слуга, лорд Мэнфорд герцог Берновиа.»
Виктория ахнула, и леди Оливия подняла глаза от письма.
– Мэнфорд! – в страшном волнении воскликнула девушка. – Вот откуда я знаю это имя! Его тоже зовут Мэнфорд!
– Да, я всегда его помнила, – графиня сложила письмо. – Вот такая неожиданность… Хотя когда-то он бы должен был обратиться к нам с этим вопросом…
Но Виктория думала сейчас не о помолвке. Она встала и прошлась по комнате:
– Мама, а что если… если это он?!
– Ты имеешь в виду дуэль?
– Да!
– Мы не знаем полного имени того человека, но, дорогая, Мэнфордов в Блиеме несколько семей… И это всё не имеет значения…
– Для меня имеет! Неужели вы думаете, я дам согласие на брак с человеком, убившим моего двоюродного брата?!
– Виктория, дуэль и убийство – не одно и то же. Это мужские способы выяснять отношения. К тому же, мы всё равно не можем прямо спросить герцога Берновиа, он ли это. А сейчас нам нужно дать ответ. Этого требует вежливость. И твоё будущее зависит от того, как мы отреагируем на письмо.
– Я ничего не могу сейчас ответить, – растерянно произнесла Виктория. – Я его не знаю. И о замужестве не помышляю…
– Разумеется, вам надо познакомиться. Что касается брака, то, значит, этот вопрос сегодня встал перед ним, а он связан словом, поэтому нам придётся пойти навстречу и договориться о вашем будущем. Совместном или врозь.
– Знакомиться…
– Не будем спешить, милая. Знаешь, как мы поступим? Я отвечу, что в октябре мы приедем в Беллингстоун, где встретимся и всё обсудим. Ты за эти полтора месяца привыкнешь к мысли о необходимости замужества, всё взвесишь, наберёшься уверенности…
– Да, матушка, так будет лучше всего, – согласилась Виктория, в задумчивости подойдя к окну. Её неотвязно преследовала мысль о совпадении имён.
В этот вечер Райли одевался с особенной тщательностью.
– Я не узнаю тебя, – ворчал Герберт, заехавший за ним по пути на бал у герцогини Дарби. – Ты вот уже битый час крутишься перед зеркалом!
Райли не ответил, оглядывая себя придирчиво, как никогда. Из дюжины принесённых лакеем костюмов он выбрал наконец строгий дымчато-голубой, как ему казалось, более всего подходящий к случаю и к его нынешнему настроению.
– Ну, готов? – лорд Уайли нетерпеливо бегал по комнате.
– Да, – выдохнул Райли.
– Ты, никак, волнуешься?! – изумился Герберт, взглядывая на затаившего дыхание друга, шагнувшего к двери.
– Признаться, да. Не каждый день знакомишься с девицами, с которыми помолвлен столько лет. Даже не знаю, какое хочу произвести впечатление… Эта встреча сегодня или осчастливит меня на долгие годы, или закабалит постылым браком… Моя судьба решится сегодня, а ты говоришь…
Садясь вместе с герцогом в экипаж, Герберт улыбнулся:
– Уверяю тебя, впечатление ты произведёшь такое, что девушка влюбится в тебя по уши. А заодно и вся остальная женская половина гостей.
– Как остроумно! – огрызнулся Райли, откидываясь на спинку сиденья.
– Давай лучше отвлечёмся, – сказал Герберт. – Как леди Эмили?
– Она уже встречалась мне позавчера в театре. Мне удалось найти предлог и улизнуть.
– Она преследует тебя?
– Надеюсь, она поймёт, что наши отношения в прошлом.
– А ведь какая красивая женщина! Молодая, восхитительная, богатая вдова, – с воодушевлением произнёс Герберт.
– Может быть, тебе жениться на ней? – усмехнулся Райли. – Кое в чём, как мне известно, она тебя точно не разочарует.
– А ну-ка поподробнее, если можно!
– Нельзя. Это секрет, – улыбнулся Райли, глядя на приближающийся особняк Дарби, ярко освещённый и окружённый множеством карет.
Нет ничего удивительного, что Эмили Хартли, миледи Корнгейт стала одной из первых, кто подошёл поздороваться с сэром Райли. Спутник его, увлечённый кем-то из гостей, оставил их наедине, и красавица, одетая сегодня в алый бархат, смело взяла молодого человека под руку:
– Я оставлю для вас несколько танцев.
– Благодарю, миледи, очень польщён, непременно воспользуюсь этим, – Райли склонил голову, скользя тем временем мимо неё взглядом в поисках знакомых лиц и кивая на приветствия. Внезапно глаза его остановились, и он прослушал реплику Эмили, отчего она стукнула его веером по плечу:
– Куда вы там смотрите, Райли?
Он не ответил, а внимание его привлекла русоволосая девушка в голубом платье, в которой он сразу узнал свою случайную встреченную в лесу – на пути к Уитримерам – незнакомку. Она тоже, видимо, узнала его, но почему-то смотрела с неприязнью, бледная и холодная, отчего он сдержал приветственную улыбку и отвёл взгляд, размышляя, чем мог так обидеть её в ту августовскую встречу, что она и по прошествии почти двух месяцев глядит на него так сурово.
К его облегчению, Эмили отошла от него, кем-то приглашённая, и он снова посмотрел в ту сторону, где в дальнем конце залы увидел девушку. Она уже не смотрела в его сторону, и он догадался, что она пришла вместе с дамой в серебристо-сером, такого же роста и поразительно на неё похожей, только значительно старше. Райли уже подумывал, что пора отыскать среди гостей обещавшую быть на этом балу свою невесту, как говорилось в полученном вчера письме, но что-то влекло его к этой незнакомке в голубом, отчего молодой человек направился к хозяину дома, решив попросить того представить его даме в сером и её юной спутнице.
Виктория была сама не своя от известия, полученного пару минут назад. Встреченная ею и матерью дама, рассказавшая летом о дуэли Генри, почти сразу, как только они обменялись приветствиями, указала им и присутствующим здесь же тёте Эмме и Алисе на высокого черноволосого мужчину в дымчато-голубом:
– А вон там, взгляните, тот самый лорд Мэнфорд, дравшийся на дуэли с вашим сыном, Эмма…
О проекте
О подписке
Другие проекты