Цитаты из книги «Спойлеры»

Чтение — медитативное занятие. Так и тянет поспать. Чтение вызывает бодряк, если книжка интересная и прикольная. Я бы даже сказал, такой интеллектуальный энергетик: читнул — и внутри тебя какие-то там споры, рассуждения, легкая дрожь… А! Внутренний диалог, вспомнил.

Глаза — это, короче, такой слот для загрузки этой инфы, мозг — оператива, сердце, душа там еще задействованы, все-таки переживаешь за чуваков: как там у них жизнь сложится, а если

В следующий раз ко мне участковый придет, что ли? И спросит: несовершеннолетний Табашников, вы почему великую русскую литературу читаете в свободное от уроков время? А я ему: «А чо такова?» А он: на уроках изучение Лермонтова санкционировано, а вне школы не санкционировано, неизвестно еще, что вы там наизучаете… Ну и запретите тогда, запрещенка только нас и мотивирует, если чо.

На мой взгляд, лучшее произведение — то, которое писатель написал не про себя, не про какого-то там человека, а про каждого, кто эту книгу прочитает.

Читать главные книги русской литературы — как пересматривать заново свою биографию».

Как пишут Вайль и Генис, «тот, кто решается на такой поступок — перечитать классику без предубеждения, — сталкивается не только со старыми авторами, но и с самим собой.

. Л.: А еще книги, написанные давным-давно, — они как музеи или заповедники. Чтобы мы знали, какими были люди, какие чувства их обуревали, как они говорили, каким был язык. Задача учителя — сводить вас в этот музей, показать вам это место. Вы ведь, когда вырастете, вряд ли пойдете в него. Не многие взрослые перечитывают классику. Как пишут Вайль и Генис, «тот, кто решается на такой поступок — перечитать классику без предубеждения, — сталкивается не только со старыми авторами, но и с самим собой. Читать главные книги русской литературы — как пересматривать заново свою биографию». А это интересное, между прочим, занятие — говорят, новые смыслы открываются, каких раньше не замечали. Одна моя знакомая, не учитель вообще, прочитала недавно «Бесприданницу» — дочери задали. И пишет мне буквально твоими словами: «Какие все мерзкие! В десятом классе я этого не видела». А ты увидел. Вот так. А еще книги, написанные давным-давно, — они как музеи или заповедники. Чтобы мы знали, какими были люди, какие чувства их обуревали, как они говорили, каким был язык. Задача учителя — сводить вас в этот музей, показать вам это место. Вы ведь, когда вырастете, вряд ли пойдете в него.

. Л.: Думаю, да. Конечно, никаких перемен не заметишь, если прочитаешь одну-две книги, хотя и такое бывает. Но сто, двести, триста прочитанных книг меняют человека абсолютно точно. Думаю, да. Конечно, никаких перемен не заметишь, если прочитаешь одну-две книги, хотя и такое бывает. Но сто, двести, триста прочитанных книг меняют человека абсолютно точно.

Да, я верю в это. Помнишь у Обломова? «Протяните руку падшему человеку, чтобы поднять его, или горько плачьте над ним, если он гибнет, а не глумитесь. Любите его, помните в нем самого себя и обращайтесь с ним, как с собой, — тогда я стану вас читать и склоню перед вами голову». Русская литература и плачет, и протягивает, и видит человека, и нам дает посмотреть на него.

Ольга Леонидовна, осторожно выясните как классный руководитель, не употребляет ли этот мальчик чего-нибудь, какая у него обстановка в семье. Поговорите с родителями. В школе, разумеется, подростковый сленг я не потерплю. В сентябре — можно прямо первого — проведите беседу о недопустимости искажения норм русского языка. Школа — территория высокой культуры. В интернете пусть пишут что хотят, лишь бы на сами знаете какие митинги не ходили и в криминале бы не участвовали. И блогеров в белье нам тоже не надо бы.