С помощью мамы, которая стала плотно общаться с соседкой, когда та выходила гулять со своим крепышом, интернета и связей форумчан в полиции Аля выяснила все о соседке и ее семье – как кого зовут, кто где живет, чем владеют. Но, увы, подкопаться было не к чему: врагами Али оказались коренные москвичи с наследной собственностью, высшим образованием и неплохими зарплатами, а кое-кто еще и служил в силовых ведомствах и при желании мог бы «закопать» и саму Алю. «Кровопийцы гэбэшные, мало того, что деда с бабкой сгубили, так теперь дочке дорогу перешли!» – плакала Алина мама. А сама Аля окончательно поняла, что придется нанимать настоящую ведьму. Но денег на нее не было, а Сережа опять сильно заболел, и Аля решила потратить имеющийся ресурс на здоровье живого ребенка, а месть за смерть дочери пока отложила.

 
* * *
 

Отшумело лето. Аля выбила путевку на море, свозила Сережу подлечиться. Но мальчику стало хуже: он заразился всеми «приморскими» инфекциями, от грибка до ротавируса, плюс обострилась аллергия. Аля ловила себя на мысли, что сын становится похож на покойную Лизоньку, даже глаза стали такие же раскосые, как у нее. Только в другую сторону. Диатез превратился в коросту, которая покрывала теперь не только щеки, но и руки, и тело мальчика. Вспухли суставы, кончики пальцев стали как барабанные палочки.

В начале осени Сережа пошел в садик, но опять бросался на детей с кулаками, а еще поймал во дворе котенка и прямо на площадке, на глазах детей, начал мучать его, засовывая в попу карандаши. После этого, по единогласному заявлению родителей группы, Сережу отчислили из садика.

Впрочем, это не было большой потерей: Сережа и так постоянно болел. А потом начал задыхаться. Приступы учащались и становились все сильнее. Скорая стала чуть ли не дежурной машиной у подъезда.

Наряды приезжали разные, давали мальчику кислород, советовали приобрести свой баллончик и побыстрее уезжали, к более серьезным случаям. А потом приехал пожилой хмурый доктор. Он долго оглядывал мальчика… и сказал, что по всем симптомам у ребенка, вообще-то, СПИД. И предложил взять кровь на ВИЧ.

Аля, конечно, возмутилась – она всегда «блюла чистоту», и вообще работала в поликлинике, откуда? А вот муж посмотрел исподлобья и сказал анализ делать.

Анализ пришел положительный.

Стали разбираться – это действительно оказался СПИД, причем запущенный. Сереже дали несколько месяцев, от силы полгода.

– Я женился по залету, как приличный человек! А ты-то бракованная! – шипел муж, собирая вещи, – то инвалида родила, то позорную болезнь в дом притащила! А потому что некому, кроме тебя! Некому!

Аля выла и металась, но муж был непреклонен. Ушел в никуда и тут же выкинул симку, чтоб не доставала.

Аля повыла вечер, но теперь Сережа был на ней, и это отвлекало от разбитого сердца. Аля металась в поисках лекарств, но на этой стадии помочь не мог уже никто. Тогда она выбросила все вещи из детской – одежду, мебель, игрушки, чтобы не было ни пылинки. Каждый день мыла полы с хлоркой по два раза. Завела отдельную посуду, которую тоже обрабатывала хлоркой. Из всех игрушек оставила Сереже одного только резинового мышонка и сказала, чтобы бабушка читала мальчику книги. Через закрытую дверь. Сережа сидел взаперти в своей комнате и только два раза в неделю выходил с бабушкой гулять – совсем рано утром, чтобы никто его не видел и ничем не заразил.

Вскоре после установления такого режима отец Али достал где-то пистолет и застрелился, оставив записку: «Те грабители изнасиловали Сереженьку. Я никому не говорил и ему не велел. Думал, забудется. Думал, один раз не пидарас. А насильник, видимо, был больной. Теперь вот как получилось. Моя вина. Жить с этим не могу».

Приехавшая на освидетельствование полиция, прочитав записку, только пожала плечами: прошло полтора года, единственный свидетель мертв, мальчик несовершеннолетний и показания давать не может. А вот за наличие в доме нелегального оружия впаяли штраф. Правда, еще опросили соседей, кто и когда слышал выстрел. Показания дала и соседка, под которую копала Аля – грохот, мол, ребенка разбудил. «А как кричал мой сын, когда его насиловали, ты, конечно, не слышала! И ничего не сделала! Опять!» – хотела заорать Аля, но горло сковало так, что она не могла говорить еще неделю.

 
* * *
 

Когда зима стала поворачивать на весну, Сережа вылез по простыне из окна и сбежал. Одет он был легко и потому быстро замерз. Он встретил соседку сверху, просил телефон позвонить, но та не узнала мальчика: приняла за бомжа с железнодорожной станции неподалеку и просто прогнала. Сережа простудился и слег.

Аля уже почти не работала, старалась проводить как можно больше времени с сыном. Но тут неравнодушные коллеги подсунули ей халтурку – дежурство вместе с главврачом, который как раз говорил о том, что хочет взять кого-нибудь работать к себе в кабинет, на повышенную ставку.

Дежурством и Алей главврач остался доволен, особенно тем, что девушка, зная о строгом нраве начальника, отключила телефон. Только вот потом, когда Аля вышла наконец позвонить, увидела пропущенные вызовы от мамы.

И смс.

«Сереженька умер».

Аля стояла в коридоре первого этажа, напротив регистратуры, и кричала – истошно, громко, на разрыв связок. Ее успокаивали, приносили воду. Кто-то пошел за успокоительным – сделать укол. Наконец девушка замолчала, и ее удалось усадить на стул. Совершенно сухими глазами на перекошенном лице Аля смотрела, как люди идут в гардероб и регистратуру со своими детьми – здоровыми, живыми детьми. Смотрела, и пальцы ее скрючивались, незримо обхватывая шею главврача, из-за которого она пропустила последний миг Сережи.

А потом Аля увидела соседку, из-за которой заболел Сережа. В то утро она привела своего крепыша проверить зубки – ровные белые зубки, которым не вредили сладости на палочке, не выбивал насильник… И тут Аля заметила на мальчике синий однотонный шарфик, точно такой же, как у Сережи.

Увидев этот шарфик, Аля поняла: соседку надо не просто сживать со свету. А начинать с ее ребенка. Вот это будет настоящая месть.

 
* * *
 

Форум бурлил. Алю называли героиней и мученицей и собрали внушительную сумму, чтобы морально поддержать «виртуальную подругу», которая уже стала лидером в этой небольшой группе. Однако переданные ей деньги Аля вложила не в домашний обиход, а в гонорар ведьмы: в середине лета, наконец, нашла такую, которая согласилась «спалить» целую семью. «Всю обратку на себя примешь», – предупредила ведьма перед тем, как заключить договор. Аля согласилась – самое дорогое она уже потеряла.

Еще ведьма сказала, что будет вести дело лично, и переехала жить к Але в бывшую детскую, да еще требовала ее хорошо кормить и содержать. Аля все делала и получила награду: в больницу увезли соседку вместе с ее крепышом, у которого внезапно развился круп.

Из больницы соседка вернулась нервная и бледная, а еще через месяц увезли ее одну – уже в психушку. Крепыш же ее, уже не такой плотный и розовощекий, неудачно скатился с горки и выбил передние зубки и больше не мог есть ничего, кроме фруктовых пюре и каш, а кашами он плевался. Поскольку он ходил в садик – тот же садик, что и Сережа, и даже к тем же воспитателям, набравшим новую группу, – Аля попросила ведьму сделать так, чтобы мальчик вылетел из сада за поведение. Сверкнув золотым зубом, ведьма сказала, что уже запрограммировала на это малыша, но активировать эту программу – отдельные деньги. Не долго думая, Аля отдала ей скопленное на ипотеку и с удовольствием следила, как вышедшая из больницы соседка теперь забирает ребенка из садика в обед, потому что его отказываются оставлять там на полный день. Сама же соседка потеряла ухоженный вид, перестала работать и на все стала смотреть с подозрением: у нее начались галлюцинации.

Аля уговорила ведьму допустить ее до ритуала и самой выбрать, какие «глюки» навевать соседке. Ведьма сказала, что за это Аля отдаст свое сердце. Аля рассмеялась – ведь ее сердце умерло вместе с детьми, сгорело с папой, развеялось по ветру с ушедшим мужем. И под руководством ведьмы вплела в безумие соседки христианскую канву – чтобы та считала себя воплощением Богородицы, призванной нести свет.

Соседку снова увезли – растрепанную, зареванную, с баллончиком краски в руках – она рисовала на машинах кресты и строки из писания. Ухмыльнувшись вослед уезжающей машине, Аля поднялась к себе…

И нашла остывающую маму с перекошенным лицом.

– Вон из моего дома! – орала Аля на ведьму, вышвыривая ее колбочки и свечи из окна, – будь ты проклята!

– Это я-то проклята? – смеялась ведьма, – а сама-то какова? Душу за золотое колечко продала, детей своих сгубила, безвинные души со свету сживаешь, а меня проклясть хочешь?

– Что значит, я детей сгубила?! – Аля даже остановилась и опустила руку с очередной свечой.

– А то. Знаешь, почему твои дети умерли, а соседкин малыш нет, хотя я заклятье могильное делала? Ты, когда еще до меня, душой торговала, просила что? Мужика. Живого и здорового. Что угодно за это обещала. Вот он и есть живой да здоровый, а смертушка за детьми пришла. Мужик сбежал, правда, но разговор-то не за то был. А соседка твоя себя между смертью и сыном поставила. И колечко свое, по любви, а не по залету, принятое, за него добровольно отдаст. За дитя, а не за мужика. Вот и все. Как говорится, каждому по потребностям.

– Вооон!! – Аля кинула в ведьму свечой и схватилась за стул.

Но ведьма была уже у входной двери.

– А квартирка у тебя хорошая, заберу, пожалуй, за моральный ущерб, – сверкнула на прощанье зубом ведьма и вышла, чуть не столкнувшись с приехавшей на вызов скорой-труповозкой.

После похорон мамы денег на жизнь не осталось, не то что на ипотеку. Аля решила продать опустевшую квартиру обратно банку. Но стоило ей подписать договор и начать собирать вещи, как вопреки всем условиям пришли цыгане со всеми документами и ордером на выселение. Аля свернула в трубку четыре свидетельства о смерти и стала защищаться, призывая на помощь своих мертвых детей и родителей. А потом улучила момент и отправила эсэмэской все деньги, вырученные за квартиру, в благотворительный фонд помощи детям.

Ни банк, ни цыгане свое не получили.

Зато получила соседка: похудевшая после всех больниц, она снова шла мимо, гулять вместе со своим крепышом. Живым, здоровым и с растущими новыми зубками. Аля рванулась перегрызть ненавистную глотку.

Но санитары из Кащенко были сильней.