Вера смотрела на меня с изумлением и, кажется, даже немного сердилась после моего заявления.
– Конечно Нас! Ты же не думаешь, что я, едва найдя тебя, поеду куда-то один – растерялся я.
– У меня своя устоявшаяся жизнь, работа, – начала она частить, – да и отпуск у меня не скоро.
– Уволься.
– Да с чего бы я должна ломать свою жизнь под тебя? – всё больше распалялась она, уже встав с кресла и скрестив руки на груди. – В конце концов, я взрослая самостоятельная женщина.
– Ты, правда, не понимаешь? – тихо спросил я.
– Не понимаю. Я же не знаю тебя и твои мотивы, – фыркнула Вера и дёрнулась в сторону выхода из комнаты. Я поймал её в свои объятия, прижал к себе, и тихо сказал:
– Ты нужна мне. Я искал тебя семь сотен лет во всех мирах. Ты понимаешь? – вздохнул, и продолжил, – когда такой как я встречает свою женщину, не важно становится всё, что не касается её. Я могу просто попытаться быть рядом с тобой до твоей скорой смерти, а могу найти путь в свой мир, и забрать тебя туда. Разделить с тобой свои годы жизни, вернуть тебе молодость, просто… Просто любить тебя.
И ещё тише добавил:
– Любить больше жизни, встречать с тобой тысячи рассветов и закатов во всех известных нам мирах, растить наших детей и жить полной жизнью. Не сидеть в скворечнике из бетона и пластика, ожидая нового рабочего дня, а быть свободными. У меня есть возможность дать тебе всё это. Просто позволь доказать, что жизнь может быть иной, – и отпустил её.
Она стояла с закрытыми глазами и молчала.
И это были самые жуткие за всю мою жизнь минуты.
В голове проносилась череда вариантов развития событий, и холодный липкий страх схватил меня за горло, едва я допустил мысль, что она откажется. Я уже начал впадать в панику, со всей дури сжимал в руках край футболки и покусывал губу, когда она наконец подняла на меня взгляд и спросила:
– Ты действительно хочешь всего этого со мной?
Я нервно усмехнулся, кивнул и застыл потрясённо, едва она ответила на мой кивок оригинальной фразой:
– Только ты учти, я не опытна в любовных делах, – и смущённо добавила, – совсем неопытна. Так сложилось, что все кто хотел со мною быть, были мне не нужны и не интересны, а быть с кем-то без чувств я не хотела. Сглотнув, я спросил:
– И что, никого? Никогда? За столько лет?
– Да, – и, краснея, попыталась проскользнуть мимо меня из комнаты.
Я поймал её и прижал к себе как великую драгоценность. Лихорадочные мысли роились в голове, выделив самую важную, я выдохнул в её губы:
– Это было «Да»?
– Да, – тихий ответ.
Глаза в глаза.
Горячее дыхание на моих губах и влажный язычок Веры скользит, облизывая её собственные, пересохшие. Сминаю со стоном эти губы, врываюсь в её ротик, захватывая в плен язычок, лаская его нежно и настойчиво. Сам себя уговариваю остановиться, не пугать Веру, и со стоном отстраняюсь. Смотрю в её затуманенные глаза. Ласкаю руками и взглядом тело. Она постепенно приходит в себя и смущённо говорит, явно стараясь отвлечься:
– Нужно сделать тебе паспорт.
Киваю и, стараясь ни звуком не нарушить то волшебное, что связало нас, отпускаю её руки, медленно соскальзывая пальцами с её пальчиков. Она всё же выходит из комнаты, и я слышу щелчок включаемого чайника, грохот переставляемой в холодильнике посуды, хлопок и невнятное шипение Веры. Стоп. Шипение Веры? Несусь на кухню, и вижу как Вера выбрасывает осколки чашки держа палец во рту.
– Что случилось? – с трудом выталкиваю из себя, а сам уже ощупываю её.
– Палец порезала об осколок, – и показывает рассеченную подушечку.
Лихорадочный спор с самим собой, не обернётся ли моя поспешность потом её обидой, но отметаю все доводы и импульсивно говорю:
– Можно? – тянусь к её пораненной руке.
Она доверчиво даёт мне свою руку. Нахожу в себе силы сказать:
– Ты не против, если я привяжу себя к тебе? Тебя не обяжет, а я тебя, если что, почувствую всегда и везде. В пределах мира. – Лукавлю. Привяжет, эмоциональная связь не бывает односторонней. Она даже толком не думала, просто кивнула. Лизнул палец, почувствовав на губах и языке её кровь. Пузырящееся чувство счастья до головокружения, мгновенное «узнавание» и я уже шепчу:
«Ни в беде ни в здравие, не предам не покину, ты моя единственная и я твой едино навек».
Шепчу ей с надеждой:
– Примешь меня мужем своим?
Вижу в глазах шок, она дёргается, вырывая руку, но я держу крепко и шепчу не теряя надежды:
– Понимаю, что не достаточно знаешь пока, но я ведь тебе нравлюсь? Хоть немного! Просто скажи: «Принимаю!» Прошу! Верочка…
Она розовеет, видимо что-то себе надумав, и еле слышно шепчет:
– Принимаю.
Взрыв моих эмоций смешивается с мгновенно прошившей болью под лопаткой, где расцветает знак моей принадлежности этой женщине. И нет ни единого мига сожалений, а есть только торжество, что она меня не оттолкнула, доверилась. Меня выгибает от резкой боли и я падаю перед ней на колени, а у неё на запястье проявляется тонкий неснимаемый браслет, сплетённый из двух полосок белого и жёлтого металла в виде цепочки ДНК, в которой между полосок вставлены бриллианты. Она растерянно смотрит на браслет, затем на меня и, видя, как я морщусь от боли, срывает с меня футболку и потрясённо смотрит на расцветающую, на её глазах, печать принадлежности в виде всё той же цепочки ДНК скрученной в знак бесконечности. Я знаю, что она видит, потому что видел уже такой знак у своего отца, а вот то, что через этот знак не только я её буду чувствовать, но и она меня, я не учёл. Вся моя боль обрушивается на неё лавиной.
Она стонет, сползая по стене и выгибая спину. Хватаю её и бегу в ванну, снять боль горящей метки, пусть и фантомной. Сдёргиваю одним движением с неё вещи, и встаю под душ с ней на руках. Прямо в штанах и носках. От ледяного душа она мгновенно пришла в себя, вцепившись в мои плечи, и зашипела не хуже пустынной гадюки:
– Шшшш… Холодно!
Мгновение, она выскальзывает из моих рук и вцепляется в шарики, как я узнал позже, регулирующие температуру воды.
– А так тоже можно? – спрашиваю я и чувствую, что вот-вот не сдержусь и начну смеяться. Она первая срывается и начинает смеяться, оседая в ванну.
– Ты что, мылся в ледяной воде всё время?
Я все еще пребывала в прострации от его вопроса о доверии и принятии его как мужа. Но боже, как же было приятно, что он не сомневался в себе, как большинство знакомых мне мужчин. Всё происходило слишком быстро, но пока отторжения на интуитивном уровне не было, я смирилась. Уж очень хотелось знать: мой ли этот мужчина. Неожиданностью для меня стал браслет, оплетающий запястье, и тату, проявившееся на его спине. И боль!
Очнулась я в ванной под ледяным душем и зашипела, сама себя удивив. А поняв, что он не знал, что можно регулировать температуру воды, засмеялась.
– Ты что, мылся в ледяной воде всё время?
Вид смущённого котика вызывает во мне неконтролируемый хохот, а потом, когда мы вместе усаживаемся на полу в ванной, смеясь и утирая слёзы, меня накрывает нежность. Он дёргается и смотрит на меня, на мои губы голодными глазами, и я чувствую его потребность во мне. Это так феерично, так тягуче томно, что во мне расцветает желание броситься в омут, а он подхватывает моё настроение, чутко улавливая мои эмоции. Мы набрасываемся друг на друга. Во рту взрываются как в детстве, карамельки с эффектом шипучки. Зажмуриваю глаза, доверчиво прижимаясь к его губам, и он не разочаровывает. Вкус карамели с персиком дурманит, и я уже сама жарко отвечаю на робкие попытки его языка. Он смелеет и врывается с яростной страстью, сжимая мои плечи, ныряя пальцами в волосы на затылке, и спускаясь по позвоночнику. Едва он прикасается к моей груди, как меня простреливает мыслью:
«Что я творю? Нужно остановиться! Это не я!»
По моему настроению он всё понимает и со стоном разрывает наш контакт.
– Чего ты испугалась?
«Он действительно не понимает, почему я остановилась», – мелькает у меня мысль, и для её подтверждения я спрашиваю:
– У вас в мире девушки легко идут на полный контакт с мужчинами?
– Если ты имеешь в виду все эти танцы вокруг девственности, то да. У нас нет культа невинности. Девочки даже обучаются в начале своего становления некоторым вещам. Хотя твоя невинность, безусловно, для меня очень пикантная неожиданность.
– У нас здесь уже давно нет культа невинности, но всё же многие девушки свой первый раз хотят провести не на полу в ванной, – попыталась я донести до него мысль.
Он помог мне подняться и встать под душ, чтобы согреться. Сам аккуратно снял намокшие вещи и быстро завернулся в полотенце. В моё полотенце. Оставив мне ощущение томления от вида его явного желания.
– И чем я буду вытираться теперь? – спросила я его, улыбаясь.
– У тебя же есть ещё где-то другие полотенца? – и смотрит на меня, прося.
– Да, в шкафу, в моей комнате, – говорю я и поворачиваюсь к нему спиной, чтобы помыться.
Сквозь шум воды слышу его судорожный вздох, чувствуя спиной, как он залипает на моей попке, затем скрип двери и мокрые шлепки ступней в сторону комнаты.
***
Вышел из ванной в полной прострации. Перед глазами стоит Вера под душем. Руки в волосах и слегка прогнувшаяся спинка, с оттопыренной попкой. Ради её спокойствия почти за шкирку выгоняю себя из ванной. Нужно найти ей полотенце, а то что на мне практически прижато к животу поднявшимся…
Эх, нужно отвлечься. Некоторое время трачу на поиски в шкафу полотенца. Найдя, стараюсь успокоить разбушевавшееся либидо и стучу в дверь ванной комнаты. Без позволения не рискну зайти, иначе её ничто не спасёт сейчас.
– Входи, – слышу её голос.
В первую очередь, приоткрыв дверь, просовываю полотенце. Почти сразу она его забирает, и пошуршав им, выходит в облаке пара. Её глаза сверкают, а черты лица выглядят более гладкими. Или это из-за пара так кажется? Не могла же она в этом мире начать омоложение? Или… что если у неё есть способности? Иллюзия рассеивается, когда пар пропадает, и сожаление, вперемешку с осознанием, что я ошибся, выдают мои глаза. Если не кривить душой, то мне немного жаль, хотя она выглядит потрясающе.
По-моему она уловила моё сожаление, и неправильно его истолковала. Потому что её лицо становится сначала удивлённым, потом на мгновение мелькает в глазах боль, и тут же застывает маской безразличия. Вот и всё. Мгновение, и дверь её души захлопывается перед моим носом. Страх, что я теряю её, полоснул острым ножом по нервам, и я дёргаюсь как от удара по лицу. Губы белеют, переходя в синеву, дыхание перехватывает, и я хриплю:
– Что ты себе придумала?
– Я придумала себе любовь, – выдавливает она и уходит в комнату.
Садится за компьютер, кому-то пишет, и скрещивает руки, ожидая ответа.
– Почему придумала? – не отстаю я, пытаясь, как мазохист достучаться до неё.
– Потому что не получив того, что ожидал, ты изменился.
– Ты не поняла моих чувств. Но сразу приняла решение и закрылась, – с горечью констатировал я.
– Думаю, я всё правильно поняла, – парировала Вера, – ты просто не признаешь этого.
Я покачал головой, постепенно злость набирала обороты.
– Если ты настолько не доверяешь, то почему ещё не выгнала?
– Я обещала помочь с документами, – лезвием полоснул ответ.
Из ярости меня бросает в отчаяние, с силой впечатывая мою гордость в пол.
– За что? – тихо спросил я и опустился на колени возле неё.
Недоумение на её лице борется с чувством вины. Не умеет она держать маску.
– Ты испытал разочарование, а значит, я в чём-то тебя не устроила.
– Глупости. Я в клубах пара увидел твоё лицо, и мне показалось, что ты начала изменяться, что не должно быть в этом мире, если ты не обладаешь силами, – уже почти закричал я. И понял по её реакции, что только что произошло. Её глаза заблестели от непролитых слёз, и она прошептала:
– Вот такая я эмоциональная дура.
Порывисто вскочила со стула и убежала из комнаты.
О проекте
О подписке