Я отметила точный временной интервал, показавший, что Алия считает дни, а еще – актуальность темы, с которой Шурзина начала нашу беседу. Впрочем, зачем мне звонить, будь это иначе?

– И как ощущения?

– Непонятно. Думала, стану счастливее, но не стала. Мне больно. Скучаю по Тимуру, семье. Вернее, по тем временам, когда у нас было все хорошо. Мне кажется… иногда… что надо его простить. Мужчины ведь полигамны. А девочкам нужен отец. Он ведь их очень любит.

Я задумалась. Начать отговаривать Алию от прощения, сказать, что она ошибается? Нельзя. Сразу начнется поиск оправданий, доводов в защиту Тимура. В этом исходе меня убедили сомнения Шурзиной. Она нестабильна, болеет душой, мечется от обиды на мужа к желанию его вернуть, что в ее положении абсолютно нормально. Поэтому лучше всего согласиться.

– Можно и простить, если сможешь потом с этим жить и не думать о его пассиях, не ревновать, когда он будет задерживаться даже по работе. Снова поверить ему. Ты готова?

Алия не ответила. Да и что могла рассказать преданная и оскорбленная в доверии женщина? Видно же, какие страдания ей причинил Тимур. Можно долго делать вид перед собой и людьми, что у тебя все в порядке, уговаривать себя, искать веские «доводы», возрождать раз за разом надежду, но иногда достаточно простого вопроса, чтобы вылезла неприглядная правда. Один вопрос – как холодный душ голове и эмоциям. Что и произошло.

Мы шли по дорожке. Долго шли. Шелестели под ногами листья, и вдруг в кустах поблизости так свистнула птица, что мы обе оглянулись на звук. Она будто заставила Алию встрепенуться и вспомнить о цели встречи. Ведь ей хотелось поговорить, излить душу, услышать нужные слова. Мне хотелось надеяться, что и почувствовать поддержку. Пусть не сразу, а немного позже, когда разум возьмет верх над печалью.

– Он сегодня приехал к маме, – неожиданно рассказала Шурзина. – Хотел увидеть детей. Его не интересовало, как мы жили все это время. И вдруг как снег на голову свалился. Красивый такой. Наглый и сильный.

Ну, насчет силы Тимура я бы поспорила. Физически развитый – может быть. Но для меня сильный человек уж точно не тот, кто пытается самоутвердиться над более слабыми через насилие. А романтизация мужа – совсем дурной знак после всего произошедшего, показывающий зависимость женщины. Она была и три недели назад, и вряд ли сейчас уменьшилась.

– И что? Как прошла встреча?

– Как узнал, что я иду на прогулку одна, устроил мне сцену ревности.

– Оскорблял тебя?

Алия поморщилась, снова ничего не ответила. Я вздохнула. Противоречивость Шурзиной мне не нравилась. Если Тимур начнет ее «возвращать», то не пройдет и месяца, как все продолжится. И на этот раз неизвестно, чем закончится. Говорят, от судьбы не уйдешь, но мне хотелось верить, что люди в состоянии сделать нужный выбор и этим нарушить рок.

– Люди, увы, не меняются, – начала я, – если не хотят этого. А даже если хотят, то процесс этот – не быстрый. Нужны месяцы, даже годы. И желание что-то менять. Вернешься к нему – он снова сорвется. Вероятность огромная. Времени прошло мало.

Алия лишь кивнула, и я поняла, что озвучила ее мысли. К счастью, она понимала, что волшебство вряд ли случится в одночасье. Столько раз обжигалась, столько раз верила, и чем все закончилось?

Шурзина хмурилась, поэтому я решила ее немного подбодрить.

– Тебе тоже нужно время. Осмыслить все, успокоиться. Так уж получилось, что Тимур тебя приучил. То хорошо у вас, то плохо. Из счастья в ссору, из скандалов в любовь. Постоянное напряжение из-за него, ожидание удара, подвоха. Ты привыкла испытывать разные, часто меняющиеся эмоции, твой мозг к ним привык, тело привыкло. Когда нет взлетов, то нет падений, и все кажется пресным. Хочется вернуть яркость жизни, вернуть источник проблем, и это похоже на ломку. Ты уже сделала большой шаг, когда решила научиться жить без насилия. Вот и не сдавайся.

Я надеялась, что Алия услышит меня и отнесется к проблеме серьезнее, иначе оценит свои сомнения. Осознает, что желание вернуть Тимура – это не просто надежды и чувства, но и физическая зависимость от выбросов гормонов стресса и удовольствия.

– А мама твоя что? Как она относится к тому, что вы с ней живете?

– Мама… наверное, рада. Девочки ведут себя хорошо, хлопот больших не доставляют.

– Сама чем занимаешься?

– Занялась переводами. В кабинете отца мне никто не мешает. Во время работы хоть отвлекаюсь. А еще мне хорошо платят. Настолько, что хватило на детский сад для обеих девочек и еще остается, – с гордостью произнесла Алия. – Не знала, что так смогу.

– Мы гораздо сильнее, чем думаем, – отметила я. – А Тимур? Деньгами не помогает?

– Нет. Даже сегодня ничего не оставил. Шоколадки детям принес. И не спросил, работаю ли я, на какие средства живу.

Алия горько усмехнулась. Мне же осталось констатировать факт еще одной манипуляции Шурзина. По его логике висеть на шее у матери беспомощная жена с детьми долго не сможет, а значит, ей придется вернуться. Хочешь денег, финансовой защиты, уверенности? Милости просим под абьюзерское крыло, потому что сама не справишься.

Я даже поежилась от этой мысли.

– Ты работаешь. Это главное. Значит, ты стала более независимой, – констатировала я с улыбкой. – А, значит, сильнее.

– Сильнее? – недоверчиво спросила Алия. – Да я плачу каждую ночь.

– Психологи хорошо помогают.

Эту фразу я обронила так, невзначай, надеясь, что мой совет-предложение окажется к месту. Кто, как не люди, разбирающиеся в душевных проблемах, смогут ей быстро помочь?

– К психологу не пойду, – категорично отказала Алия.

– Но среди них есть хорошие специалисты.

– Наверное, есть. Но я не могу. Не хочу. Не надо меня уговаривать, ладно?

– Хорошо. Как скажешь, – ответила Шурзиной, пожав плечами. – Просто хочется тебе помочь.

Все это время, гуляя по парку, я думала, рассказывать ли Алие о том, что уготовило будущее. Решила на этот раз промолчать. Не нужно на молодую женщину, которая и так чувствует себя нестабильно, навешивать другие проблемы. Слишком много придется рассказывать. Поверит ли? И что рассказывать? Признаваться ей, как та хотела убить детей и себя? Что самолет в будущем разобьется, потому что ошибется Тимур? А доказательства? Снова наступать на те же грабли…

А вдруг Шурзина поверит мне, испытает острое чувство вины? Что, если натворит дел, вернется к мужу, к нерешенным проблемам?

Внезапно я осознала, что без одобрения Бурова на такой шаг пойти не могу.

– А ты работаешь там же? В той странной конторе? Не помню… Там исполняют желания?

Вместо ответа я полезла в карман, вытащила из него визитку с вензелями и адресом бюро, протянула Алие.

– Возьми. На всякий случай. Вдруг пригодится.

– Бюро изменения судеб… Точно-точно! Вот и визитка у меня в руках второй раз. Может быть, это судьба, – произнесла Алия как-то уверенно. – И мне стоит об этом подумать.

– Если соберешься к нам… ты должна знать, что без доверия и твоего желания что-то менять ничем не помочь, ничего не исправить. Совсем ничего. Понимаешь?

– Знаешь… Василиса… – Визитка в руке Алии внезапно потеряла форму, ломаемая сильным захватом, и превратилась в комочек. – Мне очень, очень хочется забыть о боли, не чувствовать ничего к предателю. Ничего. Ненавижу его. Ненавижу. И я готова на все.

Шурзина вдруг очнулась, ойкнула, разжав кулак. Посмотрела на то, что осталось от визитки. Женское лицо тут же исказилось от ненужного чувства вины. Я вытащила еще одну карточку, протянула Алие со словами:

– Возьми. Приходи, звони, если будет нужна поддержка.

Я улыбнулась ей, но про себя отметила, как Алию снова качнуло. Теперь Шурзина хотела забыть мужа гораздо сильнее, чем в момент нашей встречи. Внезапно произошел выплеск эмоций на грани злости и отчаяния, решимости, подкрепленной обидой.

Выход в надпространство (теперь у меня получалось гораздо быстрее и легче благодаря практике) сразу же показал, что над Шурзиной завис сильный аят. Темно-серое жирное щупальце гигантского «осьминога» обвивало девушку и пульсировало, наполняясь энергией. Аят питался эмоциями Шурзиной, которых для него было в избытке. Из чего сразу я сделала вывод: Алия действительно нуждалась в поддержке.

Старая новая подопечная

Еще с вечера Буров знал, чем закончится встреча Василисы и Шурзиной. Не нужно никаких сверхспособностей, когда знаешь психологию жертвы и той, кто хочет ее спасти. Своим добровольным участием в судьбе Шурзиных и желанием не допустить катастрофы Красина показала высокий уровень эмпатии, самоуверенности и веры в чудо.

Если Шурзина готова идти до конца, решив вырваться из лап абьюза, то получит в лице Василисы прекрасную наставницу (не без его помощи, разумеется). Если сдастся на полпути, спасовав перед трудностями, когда понадобится сила духа и воля, то Василиса получит урок. Оба варианта неплохи для развития в дуальной матрице, и до конца неизвестно, какой из них станет лучшим.

Потому, когда в офисе открылась дверь, а робкий женский голос спросил о помощи, Буров понял, что время пришло. Он смотрел из подсобки, где наливал себе кофе, на уже знакомую ему миловидную девушку с восточными чертами лица. Алие потребовалась ночь, чтобы принять решение и найти дорогу в бюро.

Определенно удачно из кабинета вышла Алена, она же и встретила гостью, опередив на миг Елизавету Андреевну. Та попыталась грузно подняться со стула, но за бесполезностью вернулась обратно.

– Шурзина Алия, верно? – с улыбкой спросила Петровиченко.

– Да… – Произошла небольшая заминка. – А как вы узнали?

– Мы же Бюро изменения судеб. Должны показывать хоть какие-то чудеса. Вам нужны наши услуги?

– Да. Мне Василиса контакты дала. Мы встречались вчера вечером. В парке. Гуляли. Общались, – сбивчиво заговорила Алия, вытащила визитку бюро и показала Алене. – Но я не позвонила ей почему-то. Наверное, надо было предупредить о визите. А я почему-то решила… что сама…

Пальцы Шурзиной подрагивали, да и сама она выглядела очень взволнованной, чем напомнила Бурову лань, готовую в миг сорваться и унести ноги подобру-поздорову. Лань, напуганную шорохом зайца.

Побега допускать не хотелось. Порой безрассудная мелочь может поставить крест на свершениях и увести не туда. Сейчас был тот самый случай. Михаил понял это наверняка и тут же стремительно вышел из своего импровизированного укрытия.

– А вы проходите ко мне в кабинет! – уверенно, как радушный хозяин, пригласил он, показывая на открытую дверь. – Мы поговорим, вы мне все и расскажете. Кофе будете?

– Кофе? Нет-нет, спасибо.

Алия смутилась, кротко взглянув на Алену. Петровиченко кивнула с улыбкой, предлагая сделать то, что только что попросил шеф.

В кабинете Буров смотрел за тем, как клиентка устраивается в кресле. Видел он многих, все вели себя по-разному, но не настолько, чтобы не повторяться. Люди думают, что они уникальны. На самом деле это так и не так.

Алия была робкой, нервозной, совершала множество мелких движений. Ерзала, мяла в руках сумочку, не знала, куда деть глаза. Волос не касалась, не одергивала одежду, не поправляла складки на платье. Понравиться не пыталась, скорее, чувствовала себя не в своей тарелке. Определенно чего-то боялась и почти сожалела о своем появлении тут, что вполне объяснимо. Так всегда выглядит неуверенность, один из многих ее ликов.

Поведение Шурзиной для Бурова было… привычным. Он разместился напротив женщины и положил руки на стол, показывая готовность общаться, открытость и искренность.

– Меня зовут Михаил, а вы, значит, Алия Шурзина. Вы волнуетесь, но вы здесь. Обычно к нам приходят в случае крайней нужды. Итак, чего вы хотите?

– Разлюбить.

Алия вскинула на него свои карие глаза. Наконец он увидел ее взгляд, а в нем – решительность. Это не могло не порадовать. Шурзина настроена воевать, что уже очень неплохо.

И все же мысль надлежало проверить.

– Разлюбить кого?

– Мужа.

– Почему вы этого так хотите?

Алия медлила. Думала, собралась с мыслями. Буров ей не мешал. Чем четче будет ответ, тем лучше прояснятся мотивы человека, намеренного изменить жизнь.

Бывают, конечно, другие. Те, кто просто ноют и жалуются, они этим питают аяты. Обычные жертвы-вампиры. Но таким в бюро ход заказан. Они не видят пути, им не попадется реклама, никто не подскажет, где искать. Михаил ценил свое время и не распылялся по пустякам.

– Он хороший отец… – заговорила Алия. – Девочек любит, балует. Но со мной Тимур ведет себя как тиран. Он плохо со мной обращается. А ведь я ничего плохого ему не желаю.

– Вы хотите разлюбить того, кого не любите. Такой вот парадокс.

– Почему это не люблю?

Шурзина опешила. Она явно не ожидала такого утверждения, пребывая в растрепанных чувствах. Буров этому не удивился хотя бы потому, что жертвы всегда путают любовь с жалостью к себе и получением вторичных выгод.

– И себя вы не любите тоже.

– Почему?

– Потому что зависимы. Терпите плохое к себе отношение и потом сильно страдаете. Жалеете себя. Угадал?

Буров следил за эмоциями на лице Шурзиной и довольно отметил, что попал в яблочко. Недовольство и одновременно растерянность мелькнули в женских глазах, но Алия не нашлась что ответить. Возможно, она и не поняла до конца, что он имел в виду.

Михаил спокойно продолжил, не переживая о том, что клиентке могут не понравиться его слова. Сбежит после разговора? Значит, еще не готова. Не первая, не последняя. Пойдет на новый круг. Такова уж сансара и ее правила.

– Но вы уже понимаете, что эта не та дорога, по которой вам хочется идти. События последних недель это отлично показывают. Вы ушли от мужа, забрали детей. Вы хотите изменить жизнь. Так?

– Допустим, вы правы.

– Я прав. Но мы не волшебники, госпожа Алия. И нам нужно доверять. Мы не сможем вам помочь, если вы сами этого не захотите.

Возникла пауза. Буров ждал, когда в сознании Шурзиной улягутся его слова. От ее ответа зависело многое. Для нее, разумеется. В деньгах клиентов бюро давным-давно не нуждалось, благодаря инвестиционной политике, покрывающей расходы и зарплаты. Все происходящее в этих стенах было для Михаила делом души и игры, так он развеивал скуку. Но свобода выбора и оплата по возможностям за услуги были принципиально важны. Люди больше ценят то, что получают за деньги. В этом проявляется их поклонение Эго.

Алия прикусила губу и снова подняла на него взгляд.

– Но я хочу. Мне нужна помощь, и я готова…

– Тогда мы подпишем контракт. В условиях будет прописан внушительный штраф в тридцатикратном размере от общей суммы. На тот случай, если наша работа окажется бесполезной, и мы не сможем вас удержать от возвращения в зависимость.

– Я не боюсь.

– Похвально, что не боитесь. Если вы справитесь с зависимостью за срок меньший, чем будет прописано, то получите хорошую скидку. Вас устраивает мотивация?

– Да. Но сколько будут стоить услуги?

– Сумма будет вам по карману. К каждому клиенту у нас индивидуальный подход. Я повторю свой вопрос, а вы серьезно подумайте, как на него отвечать. Так чего вы хотите, Алия?

– Хочу… – Алия помедлила и более воодушевленно ответила: – Понять, как любить себя. Научиться, если это возможно.

– Хорошо. Бумаги вот. – Михаил вытащил бланк договора, быстро поставил в нем нужную сумму, ровно столько, чтобы не спугнуть Алию, а затем положил бумаги перед клиенткой: – Читайте, подписывайте. С вашего позволения, я вас на время оставлю.

Шурзина кивнула, прикрыв ладонью бумаги так, словно опасалась, что их у нее могут забрать.

Через десять минут Буров вернулся в кабинет. Алия сидела в кресле с закрытыми глазами, перед ней лежали аккуратно сложенные, уже подписанные бумаги. Она встрепенулась, услышав его шаги, подалась вперед, но Михаил произнес:

– Не двигайтесь и не открывайте глаза, Алия. Попытайтесь расслабиться. Ничего дурного с вами здесь не случится.

И довольно отметил, что на его просьбу откликнулись.

Алия пыталась расслабиться, но получалось не очень. Ее смущал и настораживал этот незнакомый и странный мужчина. Он был жестким и мягким, простым и в то же время совершенно сложным, безразличным и сострадающим, угадывающим мысли, будто знавшим ее лучше, чем она знала себя.

С замиранием сердца Алия прислушивалась к уверенным, тяжелым шагам, пока вдруг не почувствовала мужскую руку на своих волосах. Напряглась от неожиданности, от непонимания, что ей делать, рефлекторно захотелось сбежать. Все это случилось в один момент, а потом вдруг накатила волна оглушающего тепла, и бежать расхотелось.

– Сейчас вы уснете, Алия, но будете слышать мой голос и слушаться, – заговорил Михаил. – Вам понятно? Отвечайте «да» или «нет».

– Да.

– Мы совершим с вами небольшое путешествие. Хочу вам кое-что показать. Этот опыт для вас будет полезным и поможет в первое время. Он придаст вам больше уверенности. Просто расслабьтесь. Доверьтесь.

Алия поверила и провалилась. Если до этих слов перед глазами вспыхивали яркие вспышки, то теперь наступила тьма. Она обступала ее со всех сторон, но была вовсе не страшной. Скорее, уютной, привычной.

Буров не только чувствовал, но и видел, как под его влиянием один за другим слетают мощные барьеры в психике молодой женщины. Предстояла задача не просто выйти с ней в надпространство, но и углубиться в него, преодолев временные круги.

***

Алия видела перед собой заплаканную десятилетнюю девочку в сарафане, сшитом из грубой ткани, в растоптанных башмаках, великоватых ей по размеру. Девочка стояла и дрожала от страха, стремясь сильнее обнять свои узенькие, хрупкие плечи. Она будто искала поддержки. Сама у себя, как умела. Сумрак каморки с небольшим круглым оконцем, через которое пробивались тусклые солнечные лучи, превращал детское миловидное личико в страдальческую серую маску. Что ее так напугало? Почему она горько плакала?

Понимание пришло ниоткуда. Это все – слезы обиды на пьяного, злого отца, что в очередной раз выхватил плетку. С отборной бранью он часом ранее отхлестал дочку по спине и ногам за то, что она выронила чашку с похлебкой. Громкие крики проходящих по улице пьяных солдат и резкие хлопки выстрелов (ни с чем другим не перепутать) напугали девочку так, что невольно дрогнули руки. Чашка выпала, похлебка гостя оказалась на каменном грязном полу. Кольца лука, кусочки ароматного мяса, что щекотали ей ноздри, и темное пятно от бульона…

Глубокий вдох – будто вспомнилось как дышать – и шумный выдох.

А перед глазами Алии все быстрее неслись сцены из странного, будто позабытого фильма: вот отец кричит на дочку за то, что она ни на что не способна, вот обзывает тупой, пустышкой, такой же шлюхой, как мать. Снова бьет. И снова ее унижает. Мучает день за днем. Не жизнь, а сплошной сумрак с падением в ночь и редкими вспышками света, когда трактирный гость бросает на стол скудные гроши и хвалит за расторопность.

Алие хотелось кричать, плакать вместе с несчастным ребенком, но получалось лишь судорожно, учащенно дышать.

И снова та же каморка. Уже не девочка – юная девушка в сером сарафане из дешевого сукна (на другие наряды денег никогда не хватало), нехитрое белье на кровати. Девушка собирала пожитки в небольшой узелок.

– Бежать, бежать от него, – горячо зашептала Алия, не замечая, как шевелятся губы подростка. – В доме Рамвела нужна служанка. Марта меня не обманет.

И снова все изменилось.

Каморка прежняя, на стуле все та же девушка, ей уже двадцать три. Глаза закрыты, вся белая как мел, она сидит на стуле, и руки повисли, как плети. Под стулом темная лужа, на полу холодно, блестит тонкий нож, запястья все располосованы.

По щекам Алии потекли жгучие слезы. Девушку уже не спасти, а могло быть и по-другому. Она так и не смогла бросить отца. И не потому что тот догнал и вернул, а потому что решительности не хватило, потому что внезапно сдалась, не ушла, зачем-то надеясь на чудо.

Картинка поменялась еще раз.

Теперь Алия оказалась на рыночной улице, в толпе среди горланящей массы. Все были заняты делом. Кто торговался, кто продавал, многие шли мимо, расталкивая локтями людей. Запахи специй и пота, лошадей, свежей выпечки, мяса. Мешанина вкусов и ароматов. Суета, ругань и гвалт.