Вена

Проснулась я от того, что кто-то толкал меня и бубнил, чтобы я перекусила бутербродом, потому что в пути нам больше поужинать не придется. Вероника была на страже моих интересов, как обычно, отваживая стюардесс от полного подноса с едой, стоявшего на моем столике, куда его поставила подруга, заботясь о моем здоровье. Наверное, стюардессам не терпелось забрать поднос, чтобы не отклоняться от заданной программы по сопровождению пассажиров во время полетов.

– Мы скоро прилетаем, – прошептала Ника, отхлебывая из пластиковой рюмочки красное вино.

– Ты пьешь вино? – окончательно очнулась я от сна. – Разве тебя не спросили, сколько тебе лет?

Она посмотрела на меня, как на полную бездарность.

– Мишке то двадцать семь, – сообщила она, делая повторный глоток. – Так что – живем! Ты ешь, давай. Все очень вкусно.

– Хорошо, – согласилась я, принимаясь за бутерброд, пока Ника прятала рукавом рюмку с вином от внимательного взгляда проходившей мимо стюардессы. Пока я жевала, подруга доложила обстановку, рассказав обо всем, что происходило в самолете, пока я спала. От ее внимания не ускользнула ни одна менее или более значимая деталь, но для меня такие подробности все равно были излишни.

Я слушала ее вполуха и размешивала пластиковой палочкой сахар в чае, не пытаясь ее остановить. Впрочем, вскоре самолет стал подрагивать, а потом и совсем затрясся, то взмывая резко вверх, то опускаясь вниз. Вероника побледнела.

– Проклятая турбулентность… – забормотала она, цепляясь за ручку кресла.

Я в самолете летала всего два раза: однажды в детстве и сейчас, но тряска не произвела на меня пугающего впечатления. Зато подруга неожиданно замолчала, что дало мне возможность немного передохнуть от ее излияний.

Вскоре объявили посадку. Пилот рассказал, что в Вене сегодня пасмурно, но не очень холодно, пожелал всем счастливого Рождества и надеялся, что когда-нибудь мы снова воспользуемся услугами его авиакомпании. Я тоже на это надеялась, глядя в иллюминатор с необъяснимым волнением.

Дорога в отель заняла у нас около часа. Мы вышли из аэропорта, сели в такси и Миша что-то объяснил водителю, кстати, очень приветливому и доброжелательному. Все бы таксисты были столь улыбчивы и расположены к своим пассажирам. Судя по всему, Вероника тоже прониклась почтением к пожилому водителю, и, вероятно, в знак уважения к нему, разговаривала негромким голосом, отвлекая то меня, то Мишу от разглядывания окружающих нас мест. Сначала за окном мелькали промышленные здания, высотки, современные строения, но потихоньку они сменились более старинными, что не могло мне не понравиться. Я спросила у Миши, куда мы едем и получила ответ, что это спокойный район на западе Вены, довольно комфортабельный и уютный.

Я в этом убедилась, когда начались кварталы со строениями, не выше пяти, шести этажей. Здесь же располагались как жилые, так и частные дома.

Отель оправдывал все наши радужные ожидания, как и описывала Ника. Трехэтажный, очень чистый, весь в цветах и огнях, украшенный рождественскими елками и елочными веночками с красными и золотыми колокольчиками. Нас приняли еще более приветливо, чем это сделал таксист, и это было очень приятно. Нам, еще не привыкшим к высокому качеству предоставляемых услуг, было слишком в новинку столь обходительное поведение незнакомых нам людей. Контраст между той страной, которую мы покинули, и этой, в которую только что приехали, был разительным.

Зеркальный, натертый до бриллиантового блеска лифт стремительно поднял нас на третий этаж, где мы смогли, наконец, отдохнуть с дороги. Ника побежала принимать душ, а я принялась обследовать номер, в котором нам предстояло жить десять дней. Целых десять дней в Вене! Разве я могла надеяться на подобное? Буду обязана Нике с Мишкой всю свою жизнь вплоть до глубокой старости.

Я прилегла на диван, на котором мне предстояло спать, и принялась мысленно рисовать узоры на потолке. Диван был широкий, удобный и на нем лежал комплект белоснежного постельного белья. Я даже боялась к нему прикоснуться, таким оно было белым. Мне хотелось поскорее забраться в ванну, полную горячей воды, чтобы снять усталость. Но пока ванну занимала моя подруга, надеяться на подобное было ни к чему, потому что Вероника могла засесть перед зеркалом, чтобы выйти во всей своей красе и с укладкой и тогда бы Миша не заподозрил, что у нее может быть беспорядок на голове.

Пока доносился плеск воды, я смогла разобрать чемодан. Конечно, «разобрать» сказано слишком сильно, потому что с собой у меня было совсем мало вещей. Тем не менее, я извлекла все свои немногочисленные платья, свитера и джинсы и повесила их в шкаф. Там же, на полочке я обнаружила небольшой утюг и выдвигающуюся доску для глажки. Все это могло пригодиться.

Наконец, Ника прошлепала мимо меня с довольным видом, чтобы тоже начать разбирать свои чемоданы. Миша был призван ей в помощники, а так как работы у них было еще много, я со спокойной совестью отправилась в ванную комнату.

Когда я вернулась, чемоданы уже исчезли, а их содержимое перекочевало во все имеющиеся здесь шкафы, включая и мой, а также я заметила стопки белья и рубашек на стульях и подоконниках. Ника успела разложить повсюду свои журнальчики, ножницы, пилочки, щетки, расчески и прочие крайне необходимые ей вещи.

Она подозвала меня к себе, усадила в кресло и приказала мне не шевелиться, пока она не закончит.

– Как можно с этим жить? – стонала она, держа в одной руке пшеничную прядь, свисающую до пола. – Я удивляюсь, как ты все это носишь на своей голове, Алиса. Позволь мне укоротить ее хотя бы на пятнадцать сантиметров!

– Не стоит, – твердо говорила я, отбирая у нее прядь. – Мне нравится заплетать длинные косы.

На что Вероника пускалась в рассуждения о современных тенденциях и что реши я продать парикмахерам свои волосы, то обязательно бы озолотилась.

– Из твоих волос можно три, а то и четыре роскошных парика сделать! И тебе же будет легче укладывать себя, а не плести старомодные косы ниже пояса.

– Нет.

– Ладно, – примирительно проговорила она, – пусть это не случится сегодня, зато очень скоро ты станешь благодарить меня.

– Ник, я и так тебе благодарна за эту поездку. О большем и мечтать нельзя.

Она тут же расплылась в улыбке.

– Еще как можно. Вот мы еще посмотрим, какие тут парни…

О, нет. Лучше бы я ничего ей не говорила. Опять она заладила свое. Миша сбежал в ванную, чтобы отдохнуть от нас, пока Вероника пытала меня, что я собираюсь надеть к ужину. Я изо всех сил противостояла ей, доказывая, что хочу просто поесть, надев удобные брюки и кофту, но она вцепилась в меня мертвой хваткой, чтобы я продемонстрировала ей свой гардероб. Пришлось подчиниться, иначе мы бы спорили тут до ночи.

К ужину я спустилась в ужасно неудобном коротком платье, бретельки которого постоянно сползали с плеч. Я сидела как на иголках, пока Ника уплетала салат, а сама пила сок, надеясь избавиться от мучавшей меня жажды. Вокруг нас было с два десятка столиков, за которыми ужинали другие постояльцы. Среди них были и молодые и старые, с детьми и без.

Официанты быстро справлялись со своими обязанностями, не докучая лишний раз, и не запаздывая с исполнением заказов. Первый вечер в Вене проходил в чудесной гостинице в кругу моих самых близких друзей. О чем еще можно было мечтать такой провинциалке, как я…

Потом нам рассказали, что завтра по случаю Рождества, состоится праздничный ужин, который завершится фейерверком. Для молодежи будет предоставлен автобус, чтобы отвезти их в ночной клуб, в котором пройдет маскарад. Проходные билеты можно было получить у администратора, назвав фамилию и номер комнаты. Вероника тут же загорелась идеей, что ей срочно требуется посетить центр Вены, где своим далеким светом ее манили витрины магазинов.

Испугавшись, что мне придется торчать в примерочной целый день, я притворилась, будто у меня разболелась голова, а потом отправилась в номер, чтобы спокойно обдумать свое пребывание в Австрии. Мне хотелось посетить Венскую оперу и музеи, а не тратить время на беготню по универмагам и бутикам. Рассчитывать на то, что Ника станет сопровождать меня в музеи, было напрасной тратой времени. Думаю, даже Миша не отказался бы пойти со мной, вместо того, чтобы подпирать примерочные, пока Ника станет гонять продавцов то за одной юбкой, то за другой.

В номере я постелила себе на диване, удобно устроилась на нем и включила маленькую лампу, стоявшую на низеньком столике рядом с диваном. На столике лежала пачка свежих журналов и газет и я взяла одну газету, на английском языке, потому что немецкого я не знала. Передо мной пронеслась целая череда портретов каких-то улыбающихся знаменитостей, политиков и деятелей искусств.

Я задержала свое внимание на двух статьях. Одна была про австрийскую скрипачку, которую я видела как-то по телевизору и была восхищена ее бесподобной игрой. Так играть можно было только при наивысшей концентрации силы духа и души. Так играют только музыкальные гении, которым суждено войти в историю и навсегда оставить в ней свой след. Я перечитала эту статью дважды, всматриваясь в лицо скрипачки. Оно мне очень понравилось. Я даже испытала состояние счастья, которое испытываешь, если узнаешь что-то о человеке, близкого тебе по духу. Ведь эта девушка с нежной улыбкой была способна переживать те самые волнующие чувства, когда смычок летает по струнам и извлекает из них столь чарующие звуки, что даже камни должны в этот момент растрогаться и рыдать в три ручья.

Вторая статья отличалась от первой. Если я сначала была в каком-то приподнятом настроении, словно в некой эйфории, то теперь я словно упала с небес, пребольно ударившись о землю.

Речь шла о чудовищном маньяке, орудовавшем по всему миру. Его жертвами становились исключительно молодые девушки и женщины. Сообщения о найденных трупах приходили то из Боливии, то из Австралии, Чехии, Белоруссии и многих других государств. Время между убийствами не подлежало никакому логическому объяснению. Одну девушку нашли мертвой три года назад, а следующую спустя год. Третья была убита почти сразу, после второй. И цепочка этих жестоких убийств тянулась с середины позапрошлого века, что давало повод подозревать, что подобные действия проводились какой-то сектой, преследующей неизвестные мотивы. Полиция и Интерпол прикладывали все усилия, чтобы отыскать убийцу или убийц, но никаких следов обнаружить до сих пор не удавалось.

Почерк преступления был одинаков. Девушек находили привязанными к камню или столу, накрытыми плотной черной тканью. Шеи были перевязаны красным шелковым шнурком. В крови всегда присутствовал какой-то наркотик, подавляющий волю жертвы. Следов насилия на телах не было, кроме небольшого разреза с левой стороны груди.

Я добралась до этого места в статье, чувствуя, как по пищеводу поднимается мой ужин. Сделав глубокий вздох, я продолжила чтение, борясь с подступающей тошнотой.