Глава 3

Когда я разлепила глаза, было уже светло, насколько бывает светло в моей наглухо зашторенной комнате. Я купила эти портьеры из дешёвой сине-зелёной ткани только потому, что они практически не пропускали солнечные лучи. Так же сумрачно всегда было в спальне Гриши, и для меня это был акт воздаяния, как и многое другое в моей жизни: книги, которые читал он, музыка, которую слушал он, фильмы, которые смотрел он. Мне слишком хотелось вернуть из прошлого хоть что-то, хотя бы какие-то незначительные детали и приметы, чтобы почувствовать: это было, я помню, я сохранила частицу себя.

Значит, наступило утро. Следующим ощущением была пронзительная боль в правом колене. Я вскрикнула от неожиданного и подлого удара, который мне нанесла собственная плоть. И тут же вспомнила, что накануне какой-то гад пытался утащить меня из «Жирафа», а Маша бесстрашно отвоевала меня у врага. Потом мы бежали в сторону дома по тротуарной плитке, и, разумеется, заплетающиеся ноги сыграли со мной злую шутку. Я шмякнулась со всей дури прямо на землю. И кажется, сломала ногу. Маша, понятно, дотащила меня до квартиры, благо это было недалеко, и даже, судя по тугой повязке, забинтовала мне колено. Но всё это я помнила довольно смутно. Как будто телепатически узнав, что я проснулась, она тут же позвонила.

– Привет, ну как ты?

– Хреново.

– Как нога?

– Болит. И распухла. Боже, это какой-то ад.

– Так, я вызываю скорую. Тебе нужно в больницу!

– Нет! Ни в коем случае. Я никуда не поеду. Маша, я тебя заклинаю всем, что тебе дорого, ради нашей дружбы, никаких скорых! Я не поеду в больницу. Ни за что. Просто полежу пару дней в постели, и всё пройдёт.

– О’кей. Я к тебе зайду попозже, хоть покормлю. А ты отдыхай пока. И не вставай! Вдруг перелом.

Как-то слишком легко и быстро она со мной согласилась – это совершенно не похоже на Машу. Но развить мысль о том, в чём именно тут может быть подвох и что задумала подруга, я не смогла. Слишком трещала голова – кажется, я и ею успела приложиться. Только не больница, молила я про себя. Никогда больше…

Я помню своё неподвижное тело, закованное в корсет, под тонким и колючим казённым одеялом, невозможность пошевелиться, зудящую кожу, горько-солёные слёзы бессилия. И боль. Когда заканчивалось действие морфина, она раскалённым стальным штыком прошивала позвоночник, добираясь до кончиков пальцев, впивалась в мозг острыми когтями, разрывала на части внутренности. В такие моменты мне казалось, что я вся состою из боли, которая никогда не закончится.

Шло время, менялись формы врачебного насилия: анализы, осмотры, операции, уколы, капельницы, таблетки. Каждая манипуляция вызывала у меня приступ страха: я сжималась в ожидании удара, и он не заставлял себя ждать. Боль возвращалась, и надежды на то, что однажды она, наигравшись, покинет моё полуживое, истерзанное тело, уже не оставалось. Мне повезло в одном: мой лечащий врач, Игорь Семёнович, сумел внушить уверенность, что однажды я смогу ходить. Черты его лица почти стёрлись из памяти, но, клянусь, я узнала бы даже в толпе его грузную сутулую фигуру, большие мягкие руки и упрямый взгляд прозрачных серых глаз.

Когда он велел мне встать с кровати в первый раз, я сначала рассмеялась, а потом скорчилась от боли и слабости.

– Дерзай, чадо! Прощаются тебе грехи твои. Встань, возьми постель твою, и иди в дом твой, – решительно процитировал он Евангелие.

Я откинула одеяло, поправила задравшуюся до пояса тонкую ситцевую застиранную почти до дыр ночнушку и посмотрела на свои ноги: бледные, худые, мёртвые. Страх накатил с новой силой, я зарыдала, а потом, стиснув зубы, ступила на пол.

Но Игорь Семёнович оказался прав. Вскоре я уже сама ходила в туалет, с трудом, но передвигалась по крашенным в казённый голубой цвет коридорам, сидела на разбитом ледяном унитазе, курила в форточку в захламлённой каморке вместе с толстой медсестрой, а потом оказалась там, где всё по-другому. Я просто хотела перестать жить и чувствовать боль. Сделать шаг и оказаться в пустоте. Поэтому украла таблетки из шкафчика у старшей сестры и выпила целую горсть.

Я подвела Игоря Семёновича, который верил, что его поломанная пациентка – настоящий боец и сумеет справиться со всеми испытаниями. И только у него я мысленно попросила прощения, делая последний глоток тёплой, отдающей хлоркой воды из-под крана.

Но сдохнуть мне не дали. Я просто оказалась в другой больнице. Те же бело-голубые стены, тот же холодный пол, те же неприветливые медсёстры и торопливые врачи-призраки, то же невыносимо тягучее время. Только там была обитель мрака, а не надежды, и мне казалось, что я никогда не покину этих стен. Сизый, плотный туман клубился в голове день и ночь, я почти перестала есть, потому что не чувствовала вкуса еды, и спать, потому что меня начали мучить кошмары. Сколько бы меня ни пичкали таблетками и уколами, лучше не становилось.

Один и тот же сон повторялся всё чаще и чаще, но я до сих пор не могу привыкнуть к нему. Пустая трасса, чёрный свежеуложенный асфальт. Я – за рулём синей «Хонды», сзади сидит Гриша, и мы мчимся со скоростью света вперёд, не замечая мелькающих по сторонам домов, деревьев, полей. Я жму на газ, и от бешеной радости сердце бьётся так сильно, что вот-вот выпрыгнет из грудной клетки. Я всё могу, кажется, стоит ещё чуть-чуть поднажать, и мы взлетим в синее-пресинее небо. Но вдруг дорога обрывается, и мотоцикл летит в пустоту. Я слышу полный ужаса крик за спиной, но ничего не могу поделать. Ещё секунда, и мы разобьёмся.

Я резко проснулась и не сразу поняла, что кошмар закончился. Лязгнул дверной замок. Пришла Маша. Мы обменялись ключами от своих квартир уже давно. Я кормила её животных и выгуливала собаку, когда подруга была в отъезде, она поливала комнатные растения, когда я уезжала на выходные с очередным бойфрендом. Так что только она имела доступ в квартиру.

В коридоре послышался Машин шёпот. Зачем она разговаривает сама с собой? Тут же я распознала шарканье ещё одной пары ног. Что это значит?

В комнату робко заглянула рыжая шевелюра. Это на неё не похоже, она всегда врывается в любое пространство, как ураган. Следом зашёл Сергей.

Я просто оцепенела, снова увидев его голубые глаза за очками. Он не улыбался и был одет в светло-серый спортивный костюм, как будто приехал сюда прямо с пробежки.

– Привет, – по-деловому коротко поздоровался он и без разрешения присел в ногах прямо на мой матрас.

– Что здесь происходит? – Голос вернулся ко мне.

– Лиль, ну, ты же сказала, что не хочешь в больницу. Поэтому я вызвала к тебе доктора Серёжу. Не дай бог, перелом или там разрыв мениска, это же кирдык, сама понимаешь. К тому же ты сказала, что у тебя всё опухло.

– Маша! Это твоя голова опухла! Какого чёрта ты его притащила?!

Сергей тут же откликнулся, не поднимая взгляда от моей ноги, которую успел освободить от одеяла.

– Я сам пришёл. У меня сегодня выходной. Считай, что тебе повезло.

– Лиль, – виновато вставила словечко Маша, – он хирург – то, что нужно. Я же не психиатра тебе привела.

– Вот уж спасибо! Как знала!

Подруга удалилась на кухню и начала демонстративно греметь посудой. Судя по всему, мыла колбу от кофеварки и искала в холодильнике, что бы приготовить на обед.

Я снова почувствовала запах Сергея с едва уловимой ноткой пота. Сколько же можно? Почему это вообще происходит? Я лежу, еле живая, с фингалом на пол-лица и ногой, которую прошивает острой болью при малейшем движении, но готова жадно обнюхивать моего случайного-неслучайного гостя. Более того, мне захотелось вцепиться в эту его идеально чистую и наверняка мягкую на ощупь олимпийку, чтобы узнать, как он отреагирует: оттолкнёт меня или прижмёт к себе. Ну точно, у меня и с головой не всё в порядке.

– А-а-а! – взвыла я, когда Сергей аккуратно прошёлся пальцами по моему колену.

Не знаю, что он увидел и ущупал, но после тщательного осмотра обеих ног вынес вердикт:

– Перелома нет, просто сильный ушиб. Я сейчас нанесу мазь и хорошо забинтую. Тебе нужен покой как минимум на неделю. Может, всё-таки врача вызвать? Больничный нужен?

– Нет, справлюсь как-нибудь.

Он порылся в небольшой сумке, пристёгнутой к поясу, и достал баночку с мазью, эластичный бинт, ампулу и шприц.

– Эй-эй, это что ещё за фигня?

– Кетонал, поможет снять боль.

Я как заворожённая следила за его отточенными движениями. Сначала он, едва касаясь, нанёс на кожу мазь, подождал, пока она немного впитается, потом ловко перебинтовал колено. Затем распаковал шприц, вставил иглу, вскрыл ампулу, приготовил кусочек пропитанной спиртом ваты. Придвинулся ближе, приспустил мои пижамные штаны и аккуратно повернул меня на бок. Я зажмурилась, понимая, что сбежать не получится. Даже чтобы сползти с матраса, понадобились бы неимоверные усилия. Однако когда открыла глаза, оказалось, что всё уже закончилось. Сергей снял иглу со шприца.

– Готово. Сейчас мы все попьём кофейку, и я вернусь в спортзал.

– Спасибо. Мог бы и не приходить.

Сергей посмотрел мне в глаза, словно впервые видел.

– Я не понял: всё-таки спасибо или я зря пришёл?

Как же он меня бесил! С самого начала. Но я стиснула зубы ради Маши, которая почему-то радостно шуршала на кухне и, кажется, даже что-то тихонько напевала.

– Всё-таки спасибо.

– В туалет хочешь? Пойдём провожу.

Я открыла было рот, чтобы возразить, но очередной спазм внизу живота не оставил мне никакого шанса. В конце концов, он врач, а я сейчас его пациент. Как говорится, ничего личного. Кивнула.

Он обхватил меня под мышки, и я на короткий миг прильнула к его груди. Слишком громко вдохнула всем носом и почти заулыбалась, ощутив тот самый – свежий, необыкновенно вкусный – запах. Грейпфрут. Хвоя. Кардамон. И немного солёного пота. Удивилась, как ловко и быстро он придал мне вертикальное положение и, поддерживая с одной стороны, велел не наступать на больную ногу. Мы доковыляли до туалета слишком быстро. Я всё-таки успела вцепиться в его кофту и почувствовать под ней его сухощавую грудную клетку и выпуклые мышцы рук. Унитазом я воспользовалась самостоятельно, обошлось без позора. Колено, к счастью, не сгибалось совсем – такая тугая повязка была на него наложена.

Справившись с делами, я поднялась на ноги. Сергей тут же открыл дверь и снова обнял меня, чтобы сопроводить до постели. В эту же минуту из кухни вернулась Маша, сияя, словно именинник на дне рождения.

– Еда готова!

Она усадила меня поудобнее, подложив подушки под спину, и принесла в комнату три чашки свежесваренного кофе, а также тарелку со сложносочинёнными бутербродами: хлеб, сыр, кружочки помидора и ломтики варёной колбасы. На ещё одной тарелке обнаружились абрикосы, черешня и мои любимые кексы с черникой из соседней кондитерской.

Я ела, смотрела на эту странную парочку, ворвавшуюся в мой дом без приглашения, и не могла понять, почему мне стало так хорошо. Наверное, подействовало обезболивающее.

На следующее утро боль уже не металась по всей ноге, отдавая то в пятку, то в бедро, а свернулась клубочком в районе колена и обрела чёткие чёрно-синие контуры здоровенной шишки. Ссадины на голени и локтях перестали противно ныть и подёрнулись тонкой твёрдой корочкой. На правой щеке по-прежнему красовался здоровенный синяк.

Я провела на матрасе больше суток, периодически вставая, чтобы доковылять до туалета или кухни, но мне давно не было так хорошо. Я никуда не рвалась и ничего не хотела, затаилась, притихла, прислушиваясь к себе. Где-то внутри я обнаружила странное ощущение. Оно постепенно усиливалось, и мне хотелось разгадать, что это, откуда взялось и во что превратится. Какая-то крошечная затаённая радость, которая металась, как маленькая яркая искорка, из одного уголка души в другой, щекотная, задорная, готовая вот-вот выпрыгнуть наружу и рассыпаться разноцветными блёстками.

Поздно вечером раздался звонок в дверь, я, как могла быстро, вылезла из постели и, хромая, направилась к двери. Мельком взглянув на себя в зеркало, я отметила, что смотрюсь гораздо лучше. Волосы вымыты и причёсаны, вместо старой пижамы – лёгкое домашнее платье на тонких бретелях. Нет, я не выглядела так, словно кого-то ждала и к чему-то готовилась, просто немного привела себя в порядок. Показав язык своему отражению, я открыла дверь.

На пороге стоял Сергей. Не знаю, что случилось с моим лицом, но я не смогла ни улыбнуться, ни изобразить радости. Коротко поздоровалась, пропустила его внутрь, обхватила себя руками, вдруг захотев снова оказаться в бесформенной пижаме. Я чувствовала себя беззащитной перед ним, и это пугало.

– Зачем ты это делаешь? – спросила я, не глядя ему в глаза. – Мог бы Маше сказать, что тебе некогда. У тебя пациенты. Им гораздо нужнее твоя помощь, чем её великовозрастной ненормальной подруге, которая просто-напросто растянулась на асфальте по пьяни и ушибла коленку.

Он разулся на пороге, помолчал, а потом хмыкнул:

– Всё не могу привыкнуть к твоей манере говорить в лоб неприятные вещи. А ещё понять: ты только меня терпеть не можешь или всех людей вообще?

Я надулась и отвернулась, успев почувствовать, как внутри зашевелилась давно позабытым червячком совесть. «Посмотри на его уставшие, покрасневшие глаза и зажатые плечи, – забубнила она. – Он после рабочего дня припёрся к тебе, чтобы помочь, а ты снова кочевряжишься. Где твоя благодарность?»