Ночь прошла на удивление тихо. Никаких экстренных происшествий, за исключением того, что произошло у меня дома. Выхожу в коридор, палаты по обе стороны, у меня больше сорока пациентов, и каждому нужно внимание. Я должна быть собранной и внимательной, впрочем, как всегда.

Белоснежный халат, медицинский костюм, стетоскоп на плечах. Держу лицо, за спиной слишком много завистников, но они все позади. Я никому не позволю унижать себя, и Диме особенно.

Поглядываю на телефон. Муж больше не звонил. Гордый, но и я такая же. И я ему не изменяла!

Верной была и ждала того же. Разве это сложно? У нас не было проблем в постели, тогда почему…

Не могу собраться, то и дело смотрю на телефон, который все же вскоре звонит.

– Да, мам.

– Анечка, ну что там, как у вас дела?

– Все нормально, не переживай.

Мама остается мамой, хоть в сорок лет, хоть в шестьдесят, но в последние годы мы уже твердо стоим на ногах, и я чувствую за нее ответственность. Гипертония, сахарный диабет – ей точно не до наших истерик.

– Что это за девочка была, которую привел Дима, я так и не поняла? Это что, его ребенок от другой женщины, у него другая семья на стороне?

– Мама, не фантазируй. Произошло недоразумение. Просто ошибка, и скоро мы все разрулим.

– Она очень похожа на Диму. Как это возможно? У вас проблемы, как давно он тебе изменяет, Аня?

– Слушай, мам, у меня обход, давай я позже наберу.

Сбиваю вызов, болезненный ком подкатывает к горлу. Еще не хватало разреветься тут прямо посреди отделения.

Нет, на работе я держу лицо, так что спину ровнее, Анна Андреевна, у тебя еще документальная волокита впереди.

– У вас вроде сегодня выходной, нет? Думала, отдыхать будете.

– Я сменила график. Не переживай, Нина. Еще будут выходные, отдохнете от меня.

Всем резко стало до меня, вижу, как медсестры подобрались.

Не то чтобы я тварью последней была, но я люблю дисциплину, и должность заведующей отделением мне не за красивые глаза досталась.

Я пахала как проклятая, доказывала делом, что смогу. И смогла, и теперь, когда, по сути, я на пике карьеры, все начало рушиться. Либо это уже было давно и я не видела ничего, не понимала.

Плескаю в лицо холодную воду, переодеваюсь и выхожу из больницы. Домой, мне надо поспать, и я надеюсь, все будет как прежде.

Доезжаю быстро, открываю дверь своим ключом. В квартире тихо, хотя скоро восемь.

Вижу рюкзак сына в прихожей, снова смотрю на часы.

– Матвей! Ты еще спишь?

– Да.

– Просыпайся, ты опоздаешь на уроки!

Стучу в дверь его комнаты. Сын обычно самостоятельный, но сегодня, кажется, у нас у всех все пошло не по плану.

– Собирайся быстрее, у тебя еще тренировка в три!

– Встаю.

И вроде бы все как обычно, Дима должен уже быть на рейсе, но он дома. Я вижу его туфли, осторожно вхожу на кухню, чтобы увидеть его там. Он спит, облокотившись о стол. Сидя. Рядом чашка недопитого кофе. Холодного.

***

– Привет.

Резко оборачиваюсь, чтобы снова защемило сердце. Нет, не приснилось и ничего не прошло. Предо мной стоит эта самая чужая девочка. Сонная, со взъерошенными волосами, сейчас похожа на домовенка.

– Привет, – отвечаю холодно, не хочу смотреть на результат измены собственного мужа.

– Аня. Ты пришла.

Дима проснулся, окидываю его строгим взглядом.

– Пришла. Куда мне еще идти после внеочередного дежурства?

– Я звонил тебе. Могла бы взять трубку.

– А зачем? Что нового ты мне скажешь? – рычу, хватаю его грязную чашку с кофе и бросаю в раковину. Слишком сильно, хрупкий фарфор трещит. Отваливается ручка.

Девочка пугается этого звука. Я вижу, как едва заметно вздрагивает.

– Дима, почему ты не на рейсе?

– А с кем я оставлю Арину?

– То есть ты теперь нянькой заделался?

– Не перекручивай. Попроси свою мать посидеть с ней, мне надо на работу.

– С ума сошел? Нет. Тебе надо – свою мать проси.

– Ей сложно с детьми.

– Тебя же как-то вырастила. Такого, – чеканю строго и снова невольно отмечаю, как сильно эта девочка похожа на моего мужа. Так не должно быть. Это неправильно.

– Я кушать хочу, – тихо говорит Арина, и мы оба переводим на нее взгляды. В животе что-то напрягается. Это могла бы быть наша дочь, если бы… если бы не замершая беременность. Боже, я ведь так хотела этого ребенка! Я так хотела дочь. Больнее Дима мне просто не способен был сделать.

– Аня, приготовь ей завтрак. Арина со вчера ничего не ела.

– Еще чего, вот взяла и разбежалась! Твой ребенок – сам готовь! – фыркаю, злость просто переливает через край. Те, кто говорит, что женщина может принять любого ребенка как своего, безбожно врут.

Не могут и не любого. Бред собачий просто.

Я ее не хотела и не хочу. Даже смотреть на нее спокойно не получается. И она на меня вообще не похожа.

У меня рыжие волосы, карие глаза. Арина же зеленоглазая блондинка.

– Матвей, иди завтракать!

Нервная, дерганая, раздраженная. Хватаю сковородку, разбиваю яйца. Забываю налить масло, вот черт, пригорит же.

Быстро достаю огурцы с помидорами из холодильника, сыр. Матвей любит яичницу на завтрак, и я не собираюсь нарушать эту традицию.

– Доброе.

Сын входит на кухню, благо она у нас большая, мы все помещаемся.

– Сынок, садись, сейчас все будет.

– Может, представите нашу гостью или у нас новый член семьи? – бубнит, поглядывая то на “гостью”, то нас с Димой.

– Ты прав. Сынок, это новый член нашей семьи. Твоя младшая сестра. Ариша, это Матвей. Твой старший брат, – заявляет Дима, а дальше повисает гробовая просто тишина.

– Пливет, Матвей, – лепечет малышка, а Матвей сглатывает, бросая на отца строгий взгляд, а после на малышку, которая в этот момент стоит против нас троих. Совершенно чужой ребенок. Не мой, не мой, не мой!

– Э-э, а мать ее где? Вы что, разводитесь?

Дима сцепляет зубы, бросает гневный взгляд на меня.

– А что ты смотришь на меня, папа?! Сын у тебя спрашивает!

– Сынок, нет, мы не разводимся. Так сложилось. Мы примем Аришу в нашу семью, и все будет как раньше.

Переворачиваю яичницу, выключаю плиту. Не думала, что все это будет так мерзко.

– Это ты сам решил. Я на это не подписываюсь!

– Аня, так надо! Я не отдам свою дочь в интернат!

– Я в спальне позавтракаю. Отдельно от этого дурдома, – бубнит Матвей и, взяв еду, быстро сматывается. Он тоже в шоке, не привык, что мы так собачимся с его отцом. Молодцом, мать его.

– Ты так уверен, что это твоя родная дочь? Где тест ДНК, я хочу посмотреть на это!

– Нет теста!

– Ну так о чем тогда разговор?! Дима, мало ли с кем ты там время проводил. То, что на тебя хотят повесить чужое дитя, еще ничего не доказывает! – вскрикиваю, выгружая яичницу на тарелку, с грохотом ставлю на стол.

– Ешь!

Арина вздрагивает, ее глаза наполняются слезами.

– Ну что, доволен?!

Киваю на еду. Он хотел, чтобы я покормила его дитя, – я это сделала.

– Нет. И не я веду себя как последняя истеричка!

– Это я истеричка?! Я плохая? А не ты ли изменил мне, мой дорогой муж, не ты ли привел в нашу годовщину нагулянное дитя?!

– Я не знал, что у меня есть ребенок! Я не знал – это понятно?

– Нет, непонятно. Незнание не освобождает от ответственности. Мне вообще уже ничего не понятно!

Вздыхаю, устало сажусь на стул и обхватываю голову руками.

– Я хочу кашу, – тихо говорит Арина, смотрю на нее. Как котенок сидит, отодвигает от себя яичницу, а меня зло берет. Она не моя, чужая дочь моего мужа!

– Кашу ребенку варить будешь?

– Не буду! Это не мой ребенок! Не нравится – сам ее корми!

Дима молча кивает, поднимается. Вижу, как берет овсянку, на глаз засыпает в кастрюлю, заливает водой.

И мы молчим. Муж усаживает эту малышку за стол ближе к себе. Она не говорит, ерзает на стуле, а после нахально берет мою салфетницу и разглядывает ее.

Почему нахально? Потому что она меня бесит. Да, вот та кнопка четырехлетняя – или сколько там ей – просто не моя! Она чужая, и я не могу ее принять.

Зовите меня сукой, зовите эгоисткой, но это моя семья! И она в нее не входит.

– Поставь салфетницу на место. Я не разрешала ее брать! И трогать в этом доме я тебе ничего не разрешаю! – говорю строго, точно таким же тоном, как с подчиненными. Девочка смотрит на меня, слегка приоткрыв рот.

Ее зеленющие глаза поблескивают, и она медленно ставит салфетницу обратно.

Глава 6

Анна

Пью кофе. Руки подрагивают от нервов. Что теперь будет? Нет, я не про финансовую сторону вопроса, а про семейный уклад. Матвей еще подросток, я только получила новую должность, и это все так не вовремя. Наш брак, наш союз, мечты и надежды. Дима разрушил просто все.

– Ариш, пробуй.

Дима подходит и накладывает овсянку в тарелку, ставит перед девочкой. Тут же улавливаю запах горелого. Муж совсем не умеет готовить. Он летать только умеет, это его стихия, его дело. В остальном же Дима привык, что я готовлю, я убираю, а он зарабатывает деньги.

До недавнего времени меня все устраивало, а теперь просто бесит. Сколько еще мне все тянуть на себе?! Я устала, я задолбалась, и я просто женщина, в конце концов, разве я много хочу?

Малышка берет ложку и дует на еще горячую кашу. Пробует немного, кривится и поджимает губы.

– Ну что? Нравится? – спрашивает Дима, и, конечно, мы с ним оба видим, что каша его, мягко говоря, не удалась. Она горелая снизу, а сверху похожа на слизь. Такое бы даже собака не ела, не то что ребенок.

– Не очень. Мама мне длугую кашу готовит. Не такую челную. С орехами и медом сладким.

Дима тяжело вздыхает и забирает эту кашу, выбрасывает ее в мусорное ведро вместе с тарелкой. Я гордо молчу: какое мне вообще дело?

– Я пошел! – слышу, как Матвей обувается, утро выдалось как нельзя фиговым.

– Удачи, сынок!

Хлопнула дверь, и снова мы один на один с нашей проблемой. Маленькой зеленоглазой кнопкой, которая сидит голодная с ложкой в руках.

Вижу, как Дима подошел к окну.

– Что ты собираешься делать, можешь мне ответить?

Не отвечает, отвернулся спиной. Я вообще уже своего мужа не узнаю. Он не был таким, казался проще. Сейчас просто молчит, тогда как эта девчонка поглядывает то на него, то на меня. Ситуация патовая, какой-то тупик.

– Тест ДНК. Дальше посмотрим.

– И?

– Что “и”?

– Пока тест будет делаться, где будет находиться этот ребенок?

– Здесь.

– Я на это не согласна.

– Не согласна – езжай к родителям.

– Почему это я должна покидать квартиру?! Это и мой дом тоже!

– Так же, как и мой.

– Я не хочу видеть в нашем доме этого ребенка.

– Я ХОЧУ! Я ТАК СКАЗАЛ – И ЭТО МОЕ ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО! – вскрикивает, и я сама дергаюсь. Не припомню, чтобы муж на меня орал. У нас такого не было. Дима вообще спокоен всегда, он тренирован на стрессовые ситуации, и я… я просто его не знаю.

– Не смей орать на меня! Ты понял?! Я тебе не твои стюардессы – или с кем ты там мне изменил! Я твоя жена!

Хватаю тарелку и разбиваю ее о пол. Я готова сейчас голову ему открутить, честно. Фарфор разлетается на куски, и мы оба слышим крик.

Эта девочка. Бусинка маленькая. Она вздрагивает и закрывает уши ладонями, вскакивает со стула и бежит в коридор.

Вздыхаю.

Слезы застилают глаза. Итальянская безумная семейка отдыхает.

– Напугала ребенка. Довольна теперь?

Только сейчас понимаю, что Арина пробежала по осколкам босиком, она могла пораниться.

Мне есть до этого дело? Нет, но врачу внутри меня есть, конечно. Я не зверь, я людям помогаю.

– Нет, Дима, я разочарована. А ты доволен?

– Еще бы. Аж трясет от радости, – язвит муж и проходит мимо меня, я иду следом. Сердце колотится в груди, оглядываюсь по сторонам.

– Арина? Ариша, где ты?

Девочки в коридоре нет, двери в остальные комнаты закрыты. Куда она могла деться? Такая маленькая.

У входа что-то шуршит, и, пройдя в прихожую, я слышу звуки из шкафа.

– Она здесь.

Медленно открываю дверцу, в самом углу вижу забившуюся малышку. Она сидит там, обхватив колени руками, и волчонком смотрит на меня.

Босая, с растрепанными светлыми волосиками. Глазища перепуганные. Недаром мы орали с Димой как не в себя.

Приседаю на корточки. «Просто успокойся, Аня, это ведь дитя», – твердит здравый разум, но задетое эго и женская ревность не дают проявить мудрость. Я просто не могу ее принять.

– Ты поранилась? Покажи ножки.

Осторожно тянусь к ней, но она, точно маленький зверек, сильнее забивается в шкаф, и я с ужасом понимаю, что этот ребенок меня боится. Я сделала для этого все.

Малышка смотрит на меня как на врага, не дается в руки, смотрит своими большими глазищами.

И это при том, что я люблю гостей, я открыта всегда и готова прийти на помощь, но конкретно в случае с этой кнопкой я сделала все ошибки, какие только можно. Я изначально ее не приняла.

– Аня, она поранилась?

– Я не знаю. Не дается в руки. Сидит в шкафу!

Дима подходит и приседает напротив шкафа. Протягивает руку к девочке:

– Не бойся. Ты не порезалась? Нет? Тогда вылезай.

1 2 3

Премиум

(16 оценок)