Я стою перед зеркалом дольше, чем обычно. Пудра, тональный крем, и еще слой для верности, а синяк все равно виден. Неярко, но я знаю, если кто-то присмотрится, заметит. На очередной попытке скрыть его вздыхаю и отхожу от зеркала. Ничего, справлюсь. Главное, держаться.
В театре меня встречают привычные звуки репетиций: щелчки каблуков, разговоры, музыка. Это мое место. Здесь все подчинено четким линиям, движениям, звукам. Здесь я могу дышать полной грудью.
Сегодняшняя репетиция важна. Этот мюзикл моя история. История боли и страха, которую я перенесла, но без хэппи-энда. Я каждый раз переживаю ее, стоя за кулисами, наблюдая за сценой. Но это помогает. Здесь прошлое кажется дальше.
Только не сегодня. Сегодня все не так. Вчерашняя встреча выбила меня из равновесия, сломала настройку. Я придираюсь к каждому движению, каждому звуку. Все кажется не тем, не туда. Труппа смотрит на меня с недоумением, но никто не возражает. Они привыкли. В конце концов, я отпускаю их раньше, чем обычно. Устало опускаюсь в кресло в пустом зале. Глубокий вдох, выдох. Голову кружит от мыслей, которые я пыталась подавить весь день. И тут в зал заходит директор театра. Я вижу, что он с кем-то.
– Алина, познакомься, это Нола, представитель композитора.
Нола. Строгая, яркая, уверенная. Она сразу производит впечатление. Ее рукопожатие крепкое, взгляд цепкий.
– Ваш мюзикл основан на реальной истории? – спрашивает она, не отрывая взгляда.
– Вдохновлен, – отвечаю я уклончиво. – История… об умении переживать боль и двигаться дальше.
– Это сильно, – говорит Нола, слегка кивая. – Музыка композитора, думаю, идеально подходит для такого проекта.
– Да, она выразительная. Эмоциональная, – признаю я, хотя внутри все сжимается. – Она действительно создает атмосферу. Если хотите, могу показать репетицию. Но не сегодня, – добавляю я, пытаясь сохранить профессиональный тон.
– Почему? – в ее голосе слышится легкое удивление.
– Сегодня все идет не так, как должно. Не хочу показывать полумеры, – поясняю, опуская взгляд.
Нола с легкой улыбкой кивает:
– Понимаю. Я ценю этот подход. Тогда договоримся на завтра?
– Слишком много недочетов, – говорю я, пытаясь улыбнуться. – Лучше через пару дней.
Нола кивает, не настаивает. Мы обмениваемся телефонами.
– Буду ждать вашего звонка, – говорит Нола, глядя мне прямо в глаза. – Уверена, получится что-то потрясающее.
– Спасибо, – коротко отвечаю, провожая ее взглядом. Она уходит, и я ловлю себя на мысли, что ее уверенность заразительна, но внутри что-то все равно неспокойно. Но внутри что-то не дает мне покоя.
Остаток дня проходит в тумане. Я снова и снова вижу лицо Эмина, слышу, как он произнес мое имя. Этот голос, этот взгляд… они будто отпечатались в моей голове. К вечеру я больше не выдерживаю. Достаю телефон и набираю номер.
– Надежда Викторовна, здравствуйте, – голос звучит чуть дрожащим. – Это Алина. Я бы хотела записаться на прием. Да, срочно.
***
На следующий день я сижу в кабинете Надежды Викторовны. Ее кабинет теплый, уютный, с приглушенным светом и мягкими креслами. Она смотрит на меня внимательно, но не давит.
– Алина, я давно хотела спросить, почему вы так долго откладывали этот разговор? – ее голос мягкий, но требовательный.
– Я думала, справлюсь сама, – честно отвечаю я. – Но после вчерашнего… Я увидела его. Эмина.
Она слегка наклоняет голову, подавая знак продолжать.
– Он был там, на улице. Разбитый, едва живой. И он узнал меня, – мои руки дрожат. Я сцепляю их, чтобы остановить это предательское движение. – Все вернулось. Все страхи, все то, что я хотела забыть.
– Алина, – ее голос становится чуть тверже. – Вы больше не та девочка. Вы взрослая, самостоятельная женщина. И вы справились с этим прошлым. Но вы не позволили себе по-настоящему встретиться с ним. Это то, что держит вас в плену.
– Вы хотите сказать, что я должна…? – я не могу произнести это вслух.
– Да, – она кивает. – Вам нужно встретиться с Эмином. Узнать, кто он теперь. Вы сами говорите, что он был другим. Тогда. Так ли он опасен для вас сейчас? Или это только страх, который вы носите с собой?
– Это слишком… сложно, – шепчу я.
– Не сложнее, чем носить эту боль внутри все эти годы, – она отвечает спокойно. – Вы заслуживаете быть свободной от этих цепей.
Ее слова звучат как приговор, но в них есть правда. Я ухожу из кабинета с чувством, будто внутри что-то треснуло, но это не больно. Это… облегчение.
Прошла неделя. Неделя, будто растянутая на годы. Бессонные ночи, отчаянные попытки собрать хоть крупицу информации о ней. Каждое утро начинается с пустоты, которая только растет. Никто ничего не знает. Я пересматриваю свои запросы снова и снова, но все ответы одинаковы – пустота. Алина исчезла из этого мира так же, как и тогда.
На столе передо мной лежит портрет. Ее лицо. Набросок, который я сделал в первые дни после встречи, стал моей навязчивой идеей. Я смотрю на него и начинаю говорить, будто она слышит меня:
– Почему ты не дала мне шанс тогда? – шепчу я, проводя пальцами по ее нарисованным губам. – Я хотел защитить тебя. Я все еще хочу.
С каждым штрихом я будто пытаюсь оживить ее. Эти глаза… они преследуют меня. Единственный свет среди мрака. Я смотрю на него часами. Дорабатываю каждую деталь – линию ее скул, изгиб губ, взгляд, который запечатлелся в моей памяти. Этот портрет живет. Он дышит. А я продолжаю смотреть в его глаза, надеясь услышать ответ.
– Ты где? – выдыхает мой голос. – Просто скажи мне, где ты, и я найду тебя. Обещаю.
Музыка звучит на фоне, композиция, которая стала моим спасением и пыткой. Уже неделю я пытаюсь ее завершить, но каждый аккорд кажется не тем. Она звучит, как мое сердце – рвано, больно, отчаянно. Кажется, будто в этих аккордах я прячу свои страхи и надежды.
В дверь стучат. Я знаю, кто это. Рашид. Мой брат. Тот, кто остался после смерти Валида. Тот, кто кипит ненавистью и жаждой мести.
– Эмин, – голос Рашида бьет, как удар молота. Он всегда приходит не с просьбами, а с приказами. – Нам нужно поговорить. Сейчас же.
Я впускаю его, но сразу чувствую тяжесть, которую он приносит с собой. Его взгляд жесткий, холодный. Он садится напротив меня, словно готовится к битве.
– Валид мертв, – говорит он с ледяным спокойствием, но гнев просачивается в каждом слове. – А ты? Ты сидишь здесь, возишься со своими игрушками, как будто ничего не произошло. Ты нужен семье, Эмин. Ты должен встать на нашу сторону, пока не поздно.
– Я не собираюсь мстить, – отрезаю я. – Если его убили, значит, было за что.
Рашид вскакивает, его кулаки сжимаются.
– Ты всегда был слабым. Нытиком. Тебе не место среди нас. Лучше бы ты вообще не приезжал.
– Лучше быть «нытиком», чем таким, как ты, Рашид, – бросаю я, но голос звучит тверже, чем я чувствую. Внутри все горит, но я не позволю ему затянуть меня в эту бездну. – Эти кровавые разборки? Они никогда не были интересны для меня.
– У тебя есть шанс, – продолжает он, уже тише. – Женись на дочери Алана Тагаева. Мы станем сильнее, сокрушим всех врагов. Тебе нужно бросить это… свое ничтожное увлечение. Музыка не делает тебя мужчиной.
– Я не собираюсь становиться частью твоего мира, Рашид, – говорю я, вставая. – Можешь идти.
Рашид смотрит на меня с презрением, а затем уходит, бросив напоследок:
– Ты всегда был позором для нашей семьи.
Когда дверь за ним захлопывается, комната наполняется тяжелой тишиной. Но портрет на столе не дает мне покоя. Ее глаза смотрят с укором.
«Дай мне шанс» – шепчу я, проводя пальцами по контуру лица. – «Одну только встречу. Пусть я буду готов умереть после этого, но только дай мне увидеть ее снова.»
Дверь открывается снова. Это Нола. Она входит с неизменной уверенностью, будто ее мир не знает сомнений. В ее руках бумаги, на лице довольная улыбка, и ее энергия моментально вытесняет остатки мрака.
– Эмин! Концерт назначен, – заявляет она, садясь на диван. – А еще у меня новости. Балетная труппа ставит спектакль на твою музыку. Ты должен пойти на премьеру. Это важно.
– Нола, не сейчас, – отмахиваюсь я. – У меня голова забита другим.
Ее взгляд падает на портрет.
– А это кто? – ее голос звучит неожиданно мягко, когда она поднимает портрет. Ее взгляд задерживается, и я вижу, как она изучает каждую деталь.
– Никто, – отвечаю резко, пытаясь убрать рисунок.
– Похоже на кого-то, – говорит она, не отпуская его. – Где-то я видела ее…
Я замираю. Время останавливается.
– Где? – мой голос рвется наружу, словно это вопрос жизни и смерти. Я подхожу ближе, глаза в ее глаза. – Нола, где ты видела ее? Говори.
Нола улыбается, но я вижу в ее глазах заинтересованность. Она знает больше, чем говорит.
С утра в театре все будто взрывается движением. Люди снуют туда-сюда, голоса сливаются в шум, звуки инструмента прорываются сквозь разговоры. А я, словно капитан в бушующем море, держу курс, хотя волны сомнений бьют сильнее, чем когда-либо. Премьера совсем близко, но вместо волнения я чувствую странное спокойствие. Как будто моя судьба наконец-то свершится здесь, на этой сцене.
Нола все чаще приходит в театр, ее присутствие успокаивает. Ее уверенность и сосредоточенность как будто противовес моим метаниям. Ее профессионализм поражает, каждая деталь в ее работе безупречна. Я ловлю себя на мысли, что начинаю смотреть на нее с восхищением, как на человека, который всегда знает, что делать.
– Как ты вообще все успеваешь? – спрашиваю я, пока мы обсуждаем ее концерты и мою постановку.
– Просто нужно уметь расставлять приоритеты, – отвечает она, ее голос твердый, как сталь, но мягкий в нюансах. – И не бояться, что что-то пойдет не так. Ответственность всегда имеет свою цену, но ее стоит платить. Сегодня она приносит мне конверт. – Это для тебя, – говорит она, улыбаясь.
О проекте
О подписке
Другие проекты
