Он стащил с нее сорочицу, развернул ее спиной к себе и подтолкнул к высокому сундуку, нажал на поясницу, побуждая прогнуться в спине. На пол упали распоясанные штаны, и Драгомир, ухватившись за девичьи бедра, резко вошел в ее тело. Их стоны слились воедино. Толчок, толчок, толчок! Еще сильней, еще резче, еще глубже! Жар девичьего тела, ее сиплые стоны и влажные звуки соития. Драгомир сгреб в кулак длинные волосы Чаруши, потянул, и она со стоном выгнулась. Он споро вбивался в ее тело, остервенело брал ее, хрипло дыша и желая выбросить из головы образ нежеланной невесты с Земли, что упрямо царил в его сознании, и даже сейчас, владея телом Чаруши, вместо нее, русоволосой, он видел землянку с огненными волосами.

Эта иномирная девица уже становилась его наваждением. Она без стука приходила в его сны, а теперь постучалась и в явь. Что ей нужно? Почему все эти лета Драгомир и не ведал о ее существовании, а ныне она не оставляет его в покое, бередит разум и душу?

Забыть, забыть, забыть! Не думать, не терзаться! Двигаться, двигаться, двигаться! Врываться в нежное тело, упиваться его податливой мягкостью и манящим жаром. Из пересохшей глотки вырывается хриплое дыхание, от нарастающего удовольствия темнеет в глазах. Еще толчок, еще сильней, резче! Горячие волны наслаждения растекаются по телу. Чаруша мелко задрожала и еще сильнее выгнулась с громким гортанным стоном. Ее вспышка наслаждения подзадорила Драгомира, и он пришел к пику удовольствия сразу после нее. Тело окатило жаром, мучительным и сладостным, и князь отпустил себя, отдался на милость обуявшему его наслаждению.

Драгомир покинул тело наложницы и принялся снова одеваться. Девица смотрела на него, прижимала к себе сорочицу.

– Может, останешься? – спросила робко.

– Я почиваю сам, и всем это ведомо. Мне по нраву ночевать одному, – ответил князь и слабо улыбнулся Чаруше.

Она вздохнула.

– Воля твоя, князь.

Драгомир отстегнул от кушака бархатный мешочек, положил его на крышку сундука.

– Это подарок тебе. За ласку и нежность. За кротость.

– Благодарю, Драгомир! – Чаруша просияла в ответ, и ее взгляд зажегся любопытством.

Из мешочка на крышку сундука выпали золотые серьги – крупные, вытянутые, изукрашенные дорогими самоцветами, самыми редкими во всей Златославии. Девица довольно хихикнула, воззрилась на Драгомира с счастливой улыбкой.

– Они прекрасны, мой князь!

– Мне отрадно, что подарок мой тебя порадовал. Я пойду, – ответил он и направился прочь из почивальни.

– Приходи еще, – томно промолвила она, провожая его до дверей.

– Непременно. Доброй ночи, Чаруша, – молвил князь на прощание и отправился восвояси.

Сытая нега приятно согревала его тело. Образ иномирянки уже не казался таким навязчивым и неизбывным. «Целительная сила женской ласки», – помыслил князь про себя с усмешкой. И все же, подумал о том, что в той беседе с Ведагором он задал не все вопросы. Они не давали ему покоя, настойчиво толпились в его голове, ответа требовали. «Первым делом завтра отправлюсь снова к волхву», – сам себе сказал Драгомир, собираясь почивать.

И все же, засыпая, он невольно вспомнил видение в зерцале. С досадой осознал, что даже прелестница Чаруша не помогла окончательно прогнать из памяти его невесту. Эти изумленные глаза – пронзительно-зеленые, распахнутые. Точеное тело с женственными округлостями. И это бесстыжее, откровенное исподнее, что только дразнит мужской взор, а не прикрывает тело.

Он уснул, и, слава всем богам, девица на этот раз ему не снилась.

***

– А куда делось зеркало? – удивленно спросил у Радосветы брат и вновь воззрился на то место, где оно висело.

– Треснуло, – легко соврала Радосвета, и бровью не повела.

– Треснуло? С чего бы? – переспросил с сомнением Владимир.

В ответ Радосвета пожала плечами.

– Примета дурная, – молвил хмуро мужчина. – Водой святой побрызгала на него?

– Конечно, – ответила Рада, и на сей раз не солгала.

– Ты отражалась в нем, когда оно треснуло?

– Нет, – ответила девица, и невольно вздрогнула от воспоминаний – горящие золотом змеиные глаза на человеческом лице, крепкое, могучее тело, словно отлитое из стали – тело воина.

Неужели таков он – Великий Полоз?

Уж она и водой свяченой все-все в доме окропила, и знаки обережные у окон и дверей начертила. И даже двор свой по линии тына обошла, и солью заговоренной посыпала. Все в надежде защитить себя от наваждения, что стало ее спутником с того самого дня, как заглянула она в глаза полозовы. Что же они сотворили с ней? Отчего же ей покоя нет теперь, и видит она полоза во снах то змеем, то человеком?

Радосвету страшило то, что с ней происходит. Уж не предвестие ли скорой смерти? Когда человек у последней черты своего бытия, грань между миром живым и потусторонним может стираться. Толстокожие, глухие к веданию люди и не почуют может быть, а такие ведающие, как Радосвета, будут чуять каждую весточку из потустороннего мира.

Может, полоз – и есть ее вестник? Что, если смерть оказалась еще ближе, чем кажется Радосвете?

Девица украдкой посмотрела на свою почерневшую ящерку. Зеленым, как и положено быть малахиту, остался лишь кончик хвоста. Радосвета вздохнула.

– Что-то ты притихшая совсем, хмурая, – заметил ее брат. – Что случилось, Радосвета?

– Утомилась я. От болезни, от мыслей тяжких и страха за свою жизнь, от осмотров врачебных. Устала.

И не солгала ведь. Всю правду брату выложила, что таилась у нее на душе, да только самую главную, самую горькую и страшную правду – что сочтены ее дни, что недуг ее смертелен и сжигает ее день ото дня, Радосвета опять умолчала. Так и не нашла в себе силы сказать об этом брату.

Владимир подошел и обнял сестру. Его дыхание коснулось ее макушки. Как в далеком детстве.

– Ты, в самом деле, устала. Тебе отдохнуть надобно. Сил набраться. Работа у тебя такая – часть силы своей всегда отдавать, а ты сама сейчас, как фонарь потухший. Может, съездим куда-нибудь? В Аркаим, например. Помнится мне, тебе это место всегда нравилось. Да и тетушка наша заждалась нас в гости, все зовет.

– А давай, – согласилась Радосвета.

Ну как ей сказать правду брату? Как можно разбить ему сердце?

– А что это за колечко такое красивое у тебя появилось? Чей-то подарок? – полюбопытствовал Владимир, указав на палец сестры с украшением. Тем самым, от малахитницы.

– А это я у бабушки в сундуке нашла совсем недавно, представляешь? И оно мне так понравилось, что теперь всегда ношу его, – призналась девица.

– Никогда его не видел у бабушки. И почему она его прятала?

В ответ Радосвета пожала плечами.

***

Он опять у двора Ведагора. Снова вопросы, снова мыслей ворох, не дающих покоя. Он застал волхва у дверей ученической – отдельной избы, где ведагор обучал и передавал свои знания. Здесь были юноши и молодцы, девиц раз-два и обчелся, да и у тех поток колдовской силы слабый.

– Я не помешал учению? – спросил князь.

– Никак нет, – улыбнулся Ведагор. – Знаю, что по мелочам ты не приходишь. – Омойте травы ключевой водой, да на солнце разложите. Я скоро подойду к вам, – приказал волхв ученикам и поманил князя на берег реки. – Пройдемся у водицы, Драгомир, потолкуем? Что привело тебя снова? Вижу, что покоя нет тебе, уж больно вид у тебя озабоченный.

– Я все о том же, Ведагор. О невесте той уральской.

– Никак задумался о своем решении? – Ведагор подмигнул.

– Нет, – отрезал князь, и волхв вздохнул. – Я не изменю своего решения. Мало ли, что там матушка думала, лета рекой утекли, все изменилось. Мне хватает наложниц, обойдусь без невест, тем более с Земли. Да и к чему тянуть сюда умирающую? С этим решено. Только вот приходит она ко мне во снах по-прежнему. А вчера вообще диво приключилось – смотрю я в зерцало в своей почивальне, а там в отражении – девица эта стоит…

И князь рассказал волхву о том, что вчера случилось. Утаил лишь то, в каком виде девица ему привиделась. И мысли свои бесстыдные. Ведагор, слушал его, да оживился заметно.

– Любопытно, князь, очень любопытно. Но этому есть объяснение – между вами связь, раз уж вы помолвлены. Оттого и во снах ты ее видишь. И сам к ней во сне приходишь. Уверен я, что ты ей тоже снишься. А тем боле, плохо ей, хворает она, и через сны душа ее к тебе взывает. А колечко матери для вас, что одна ниточка о двух концах – держит вас, связывает.

– Почему же раньше не было этого? Отчего это недавно началось? – вопрошал Драгомир.

– А вот здесь я, князь, затрудняюсь верно ответить. Связь эта недавняя, и что-то подстегнуло к тому, что она появилась. Понять бы только, что.

– Может, обряд какой? – предположил Драгомир.

Волхв задумался.

– Не ведаю даже, – покачал он головой. – Что это за обряды такие, на расстоянии. Но, предположу, что дело все же в кольце Василины. Если она его оставила для твоей невесты много лет назад, а девица его недавно надела, то кольцо это могло стать вашей связующей ниточкой. Ворожба-то на нем какая – брачная. Вот надела невеста твоя кольцо обручальное впервые, связь и образовалась. Хотя… припозднилась она что-то. Уговор был на восемнадцатое лето. Больше двадцати уж прошло, а то и больше. Двадцать четыре, получается. Твоя невеста, князь, вековуша¹⁰ уже.

Драгомир отмахнулся с усмешкой.

– То не моего ума забота. Я думаю теперь о том, как прекратить это все. Есть какой-то способ?

Волхв покачал головой.

– Это связь между просватанными, Драгомир. Как я могу ее оборвать? Ее не станет только со смертью одного из пары. А если твоя девица хворает сильно, так и ждать тогда недолго. Умрет, и все прекратится. Потерпи, уж как-нибудь. В конце концов, это всего лишь сны, чего от них худого?

– Надоели, – проворчал в ответ Драгомир.

Не признаваться же ему, что потом, после снов этих, он то и дело возвращается мысленно к уральской невесте, и как ни старался, так и не смог отринуть думы о ней. И это князя злило.

Однако ж, впереди его ждал поход в Изворскую волость, и Драгомир втайне надеялся, что долгий путь, славная битва да хлопоты с посажением нового волостного князя прогонят из его головы всю эту блажь. У блажи этой глаза, что малахиты, да губы, подобны ягодам лесным.

Снова, снова наважденье! Клятая рыжая невеста! Скорей бы избавиться от этих мыслей, скорей бы все вернулось на круги своя! Драгомир встрепенулся, прогоняя навязчивые образы.

Завтра он со своим войском выходит в поход. Вот, о чем надобно думать.

Только ночью, едва лишь Драгомира сморил сон, он снова увидел невесту. Он лежал рядом с ней в высоких травах, голова ее покоилась на его груди, руки князя гладили ее крутые бедра, и упоительный запах малины и вереска с медом сладко кружили ему голову. На душе было так легко и отрадно, как не бывало уже давно. Ее дыхание коснулось его шеи нежной лаской.

– Я умираю, Драгомир…