Читать книгу «Гибель империи. Уроки для современной России» онлайн полностью📖 — Егора Гайдара — MyBook.

Глава 1
Величие и падение империй

На штык можно опереться, а сесть нельзя.

Талейран

В I в. до н. э. деградация системы всеобщей воинской обязанности свободных крестьян, формирование профессиональной армии подорвали республиканские институты Древнего Рима, проложили дорогу режиму, при котором властелином становится тот, кого готова принять армия. Сложившееся государственное устройство стали называть империей (сам термин “империя” происходит от латинского imperium – власть). Поскольку власть Рима распространялась в те времена на большую часть известного тогда мира, за этим словом закрепился и другой смысл: в Европе слово “империя” стало означать созданное завоеваниями полиэтническое государство. После краха Западной Римской империи установления и традиции, унаследованные от нее, оказывали влияние на то, что происходило на территориях, ранее входивших в состав империи, географически близких метрополии. Это отразилось на всем последующем ходе европейской истории.

§ 1. Современный экономический рост и эпоха империй

Идея империи – мощного, авторитарного, полиэтнического государства, объединяющего многочисленные народы, как и христианская церковь, – часть наследства, которое средневековой Европе досталось от античности. Дж. Брайс, один из известных исследователей истории Священной Римской империи, писал: “Умиравшая древность завещала последующим векам две идеи: идею всемирной монархии и идею всемирной религии”[26]. Афористичные выражения обычно упрощают происходящее. Так и здесь. Влияние наследия античных институтов и римского права было более значимым для европейского развития, чем идея всемирной монархии. Однако связь самого имперского идеала с римской традицией несомненна.

Многие правители пытались присваивать себе титул императора. Но на протяжении веков, следовавших за крахом Римской империи, лишь Византия воспринималась другими европейскими государствами как наследница римской императорской традиции[27]. Это относилось и к восточной, и к западной частям Римской империи. Правители Византии считали, что лишь временно утратили контроль над частью имперской территории. Когда Карла Великого короновали в 800 г. как императора Священной Римской империи, для него было серьезной проблемой, признают ли его византийские власти[28].

Постепенное ослабление Византии делало претензии на императорский титул, относящиеся к постримскому пространству, все менее убедительными. После взятия Константинополя турками вопрос о том, кто является обладателем этих прав, снова становится актуальным. В этой связи претензии российских властей на роль Москвы как Третьего Рима, преемницы традиций римской и византийской империй, – в духе времени конца XV – начала XVI в. Однако Россия была слишком далека от центра развития, чтобы эти претензии в Европе воспринимались всерьез.

К концу XV в. многократно трансформировавшаяся на протяжении IX–XIV вв., во многом эфемерная, Священная Римская империя принимается европейскими дворами как единственное государство, имеющее законное право так именоваться. Однако сама идея империи живет и продолжает оказывать влияние на события в Европе.

Филипп II иногда называет себя императором Индии. В политической полемике конца XVI в. прослеживаются идеи имперского предназначения Испании, ее священной миссии управлять Европой. Кастильская элита с конца XV в. смотрит на Римскую империю как на модель для подража-ни я, на себя – как на преемников римлян. Они – часть избранных, на которых возложена божественная миссия воссоздания мировой империи[29]. Вне этого контекста трудно понять, зачем испанским королям нужно было тратить столько людских и финансовых ресурсов в войнах XVI–XVII вв., пытаясь распространить свое господство в мире.

К XV–XVI вв. экономический и военный подъем Европы, ее военное превосходство над окружающими странами становятся очевидными. Начинается экспансия европейского государства на иные континенты. Важнейший стимул к этому – надежда пополнить запасы драгоценных металлов – ресурса, позволяющего финансировать войны. Только с момента, когда путь к драгоценным металлам Америки был проложен, она становится для Испании ценной.

Именно тогда начинают формироваться европейские империи. Это период меркантилистской торговой политики. Государства ограничивают импорт продукции перерабатывающих отраслей, стимулируют экспорт отечественной продукции. Владение колониями расширяет контролируемую таможенную зону. Покоренные страны не могут регулировать доступ товаров из метрополии. Применительно к колониям метрополия вольна проводить ограничительную торговую политику. Расширение колониальных территорий происходит одновременно с ожесточенной борьбой между империями, переделами владений, конкуренцией торговых компаний, ведущих дела с колониями.

В середине XIX в. Китай, Япония, Османская Порта формально не являются частями европейских колоний, однако после договора между Британией и Турцией от 5 января 1809 г., опиумных войн 1840–1842 гг., прибытия эскадры командора Перри в Японию в 1853 г. политика низких импортных тарифов была навязана и этим странам[30].

Даже апологеты империи признают, что использование административного принуждения покоренных народов в эту эпоху – элемент политики, направленной на индустриальное развитие метрополии. В 1813 г. текстильная и шелковая промышленность Индии могла бы с прибылью продавать на британском рынке свои продукты по ценам на 50–60 % ниже, чем те же товары, произведенные в Англии. Но таможенные пошлины (70–80 % цены) или прямой запрет импорта индийских товаров делали это невозможным. Будь Индия независимой, она в ответ на такие меры ввела бы запретительные пошлины на английские товары. Индия была родиной текстильной промышленности – она существовала там на протяжении 6 тыс. лет. В ней были заняты миллионы людей. За колонизацией последовала утрата работы сотнями тысяч людей, семьи которых занимались ткачеством на протяжении жизни поколений. Такие города, как Дакка и Муширабад – ранее центры текстильной промышленности, – пришли в запустение. Сэр Тревелен докладывал Парламентскому комитету, что население Дакки сократилось со 150 до 30–40 тыс. человек. С 1814 до 1835 г. экспорт британского текстиля в Индию вырос с 1 до 51 млн ярдов в год. За те же годы индийский экспорт текстиля в Англию сократился примерно в 4 раза. К 1844 г. он снизился еще в 5 раз[31].

Начало современного экономического роста на рубеже XVIII–XIX вв. увеличивает разрыв между Европой и остальным миром (за исключением европейских эмигрантских колоний США, Канады, Австралии и т. д.) в экономической, финансовой и военной мощи. Поражение России, одной из крупнейших и близких к Европе аграрных держав, в Крымской войне продемонстрировало это наглядно.

Мир середины XIX в. – жесткий, в нем нет места сантиментам. Здесь действует правило, провозглашенное еще римлянами: „Торе побежденному”. Отношение колониальных держав к покоренным народам в это время назвать мягким язык не поворачивается. Чтобы это доказать, не обязательно ссылаться на катастрофическое сокращение населения Америки после испанского завоевания или истребление североамериканских индейцев. Можно вспомнить о существовавшем в либеральной Британской империи запрете занимать места на государственной службе представителям индийских национальностей.

История создания и краха европейских империй – составная часть процесса, связанного с беспрецедентным ускорением экономического роста, социально-экономическими изменениями, которые начались в Северо-Западной Европе на рубеже XVIII–XIX вв. Он открывает дорогу экономической, финансовой и военной экспансии метрополий, расширению их территориального контроля. И одновременно повышает риски того, что в меняющемся мире основы экономического и политического могущества той или иной державы могут быть подорваны.

В середине XIX в. ведущие европейские страны, в первую очередь Британия, не имели себе равных в возможности применения военной силы на расстоянии в тысячи километров от собственных границ. Это основа формирования имперской политики. Британский премьер-министр, лидер Либеральной партии У. Гладстон писал: “Имперское чувство является врожденным у каждого англичанина. Это часть нашего наследия, которое появляется на свет вместе с нами и умирает лишь после нашей смерти”[32].

К 1914 г. Англия контролировала территорию, на которой проживала примерно четверть населения мира[33]. Ее империя, за которой стояла долговременная традиция, большинству современников казалась нерушимой. Но предпосылки краха сложившегося к концу XIX в. мирового порядка уже были заложены. Современный экономический рост и связанные с ним масштабные изменения в соотношении экономической мощи стран делают его неизбежным.

Страны догоняющего развития, вступившие в процесс современного экономического роста позже Англии, могут использовать то, что А. Гершенкрон называл “преимуществами догоняющего развития”[34]. По численности населения они нередко превосходят государства, раньше них начавшие современный экономический рост; по мере продвижения по пути индустриализации способны мобилизовать финансовые и людские ресурсы, позволяющие сформировать мощные вооруженные силы. Экономический, финансовый и военный подъем Германии и Японии конца XIX – начала XX в. – наглядный пример этому.

В своей работе “Долгое время” автор обращал внимание на то, что Россию от стран – лидеров современного экономического роста[35], наиболее развитых государств мира – на протяжении последних полутора веков отделяет дистанция примерно в полвека, два поколения[36]. Обсуждая сегодняшние российские проблемы, полезно помнить, что эпоха заката мировых империй началась примерно полвека назад.

Все страны, которые называли себя империями в начале XX в., в разных формах – добровольно или вынужденно – избавлялись от колоний, предоставляя им свободу. Это трудно объяснить случайным стечением обстоятельств. Для России этот опыт важен. Если извлечь из него уроки, он поможет не повторить ошибки, приводящие к политическим поражениям.

В начале XX в. противоречие между жесткой структурой контроля над территориями, сложившимися в эпоху британской финансовой и военно-морской гегемонии XIX в., и растущей экономической и военной мощью стран, оказавшихся обделенными к моменту раздела мира, стало важным фактором международной политики. Урегулировать эту проблему мирно было непросто. Решать силовым путем – значило открыть череду кровопролитных войн. Именно это стало реальностью в 1914–1945 гг.[37].