Утро на "Прометее" началось с объявления по общей системе связи:
– Внимание экипажу. Начинаем операцию "Развертывание". Всем научным и техническим группам прибыть на инструктаж в грузовой отсек С через тридцать минут. Повторяю…
Александр уже не спал. Последние несколько часов он провел, анализируя данные о магнитных аномалиях VY Canis Majoris II. Сон после анабиоза был поверхностным и беспокойным – типичная реакция организма на длительное пребывание в стазисе. Вместо того чтобы бороться с бессонницей, он решил использовать время продуктивно.
Голографические модели магнитных полей звезды медленно вращались над проекционным столом в его каюте. Он манипулировал изображением, увеличивая отдельные участки, применяя различные фильтры для выявления скрытых паттернов. Данные были… странными. Определенно не соответствовали стандартным моделям звездной активности. Но подтверждали ли они его теорию о квантовой когерентности в предколлапсном состоянии звезд – это был другой вопрос.
– Доктор Ковальский, – раздался голос Кассандры, – должна сообщить, что вы пропустили утреннюю медицинскую проверку. Медблок запрашивает ваше присутствие.
– Передай, что я приду после инструктажа, – ответил он, не отрывая взгляда от моделей. – Я полностью функционален.
– Передам. Однако протоколы настоятельно рекомендуют завершить постанабиозное медицинское обследование до начала активных работ.
– Отмечено, – коротко ответил Александр, сворачивая голограмму. – Кассандра, сохрани эту модель в моем личном архиве и продолжай анализ. Ищи любые признаки регулярности или упорядоченности в аномальных паттернах.
– Анализ продолжается, доктор.
Александр быстро принял освежающий душ, оделся в стандартный рабочий комбинезон с нашивкой научного отдела и вышел в коридор. Станция постепенно оживала – из анабиоза выходили все новые члены экипажа, технические системы переводились из режима поддержания в режим полной функциональности. Атмосфера была наэлектризована смесью научного энтузиазма и рабочего напряжения.
Грузовой отсек С представлял собой обширное помещение, заполненное модулями, контейнерами и технологическими блоками, которые предстояло собрать в орбитальную научную станцию "Прометей II". Когда Александр вошел, большая часть команды уже собралась – около сорока человек, представлявших различные подразделения миссии.
Капитан Ривера стоял на небольшом возвышении перед голографической проекцией будущей станции. Рядом с ним находились Елена Чжао и высокий, мускулистый мужчина с жесткими чертами лица и механическими имплантатами, видневшимися на шее и левом запястье – старший инженер Кейтель, как догадался Александр.
– А, доктор Ковальский, – заметил его Ривера. – Хорошо, что вы присоединились к нам. Мы как раз собирались начинать.
Александр кивнул и занял место в задних рядах. Он заметил Михаила Нгуена, который приветливо махнул ему рукой.
– Дамы и господа, – начал Ривера, обращаясь к собравшимся. – Сегодня мы начинаем ключевой этап нашей миссии – развертывание орбитальной станции "Прометей II". Это будет наша основная база для наблюдения за VY Canis Majoris II и происходящими в ней процессами. Станция спроектирована с учетом всех необходимых научных и технических требований, включая защиту от радиации и систему экстренной эвакуации на случай преждевременного начала фазы сверхновой.
Голографическое изображение станции увеличилось, показывая её внутреннюю структуру.
– Станция имеет модульную конструкцию, – продолжил Ривера. – Основной научный модуль, инженерный модуль, жилой модуль, обсерваторный комплекс и док для исследовательских зондов. Стыковка и активация модулей будет проходить по строгому расписанию под руководством старшего инженера Кейтеля.
Кейтель сделал шаг вперед. Его голос был низким и хриплым, с явным германским акцентом:
– Основная сложность при сборке – поддержание стабильного положения относительно звезды. Гравитационные волны и радиационное давление создают турбулентность, которая может затруднить точное позиционирование модулей. Поэтому мы разработали специальную систему адаптивной стыковки.
Он активировал детализированную проекцию стыковочного механизма.
– Каждый модуль оснащен квантовыми гироскопами, позволяющими компенсировать колебания в реальном времени. Однако для успешной стыковки требуется идеальная координация между автоматикой и операторами. Мы разделим процесс на три основных этапа…
Александр слушал с профессиональным интересом, хотя инженерные детали не были его специализацией. Его больше волновала научная программа, которая должна была начаться после развертывания станции. Но, как член экипажа, он должен был понимать весь процесс.
После инженерной части инструктажа слово взяла Елена Чжао:
– Научные приоритеты миссии определены следующим образом, – её голос был четким и командным. – Первое: детальное картографирование магнитных полей звезды. Второе: анализ термоядерных процессов в ядре и их влияние на общую стабильность. Третье: мониторинг гравитационных волн как предвестников коллапса. Четвертое: спектроскопический анализ для определения точного химического состава на различных глубинах.
Она сделала паузу, обводя взглядом научный персонал.
– Учитывая выявленные аномалии в магнитных полях, мы также добавим дополнительное направление исследований – поиск и анализ нестандартных физических процессов. Доктор Ковальский будет координировать эту часть работы, учитывая его… теоретические наработки в этой области.
Александр почувствовал на себе взгляды коллег. Некоторые были нейтральными или любопытными, но он заметил и скептические выражения лиц. Его репутация "теоретика с радикальными идеями" явно опередила его.
– Спасибо, доктор Чжао, – кивнул он, стараясь сохранять профессиональный тон. – Я уверен, что наше открытое отношение ко всем наблюдаемым феноменам, даже тем, которые не вписываются в существующие модели, будет способствовать научному прогрессу.
Елена слегка улыбнулась, но в её глазах Александр заметил настороженность. Она явно помнила их прошлые конфликты и не была уверена, что он сможет сохранять объективность.
Капитан Ривера завершил брифинг, объявив расписание работ:
– Первый этап начинается через час. Все технические группы – к шлюзовым камерам для проверки скафандров и оборудования. Научный персонал – подготовка диагностических систем для мониторинга процесса сборки. Вопросы?
Рука в заднем ряду поднялась. Это была женщина с оливковой кожей и проницательными карими глазами.
– Да, доктор Аль-Фахури? – обратился к ней Ривера.
– Капитан, учитывая аномальные паттерны в магнитном поле звезды, не следует ли нам пересмотреть параметры защитных экранов станции? Квантовая нестабильность может влиять на эффективность стандартных защитных полей.
Александр с интересом посмотрел на женщину. Это была Ясмин Аль-Фахури, квантовый нейрофизик, о которой он читал в файлах миссии. Её замечание было неожиданно точным для специалиста, чья основная сфера была далека от астрофизики.
Кейтель нахмурился.
– Защитные системы спроектированы с трехкратным запасом прочности. Даже необычные магнитные феномены не должны представлять угрозы.
– В теории, – спокойно ответила Ясмин. – Но мы имеем дело с квантовыми процессами, которые по определению вероятностны. И если аномалии, о которых говорил доктор Ковальский, связаны с квантовой когерентностью в масштабах звезды…
– Предлагаете перепроектировать станцию прямо сейчас? – с едва скрываемым раздражением спросил Кейтель.
– Я предлагаю адаптировать существующие системы, – парировала Ясмин. – Квантовые щиты можно настроить для резонирования в противофазе с аномальными паттернами. Это потребует минимальных изменений в оборудовании, но потенциально повысит безопасность.
Капитан Ривера задумчиво посмотрел на Елену:
– Доктор Чжао, ваше мнение?
– Идея заслуживает рассмотрения, – неохотно признала Елена. – Я предлагаю создать рабочую группу из инженеров и физиков для быстрой оценки возможности такой адаптации. Доктор Аль-Фахури, доктор Ковальский, старший инженер Кейтель – вы займетесь этим вопросом.
Александр кивнул. Это была возможность ближе познакомиться с Ясмин Аль-Фахури, чьи идеи о квантовой природе сознания могли оказаться полезными для его исследований.
– Решено, – подытожил Ривера. – Рабочая группа представит свои выводы через три часа. Остальные приступают к выполнению назначенных задач. Брифинг окончен.
Когда собрание разошлось, Александр подошел к Ясмин, которая что-то быстро вводила в свой планшет.
– Доктор Аль-Фахури, – обратился он к ней. – Интересное предложение о квантовых щитах. Признаться, я удивлен, что специалист по нейрофизике так хорошо осведомлен о квантовых процессах в астрофизических масштабах.
Она подняла глаза, в которых мелькнула искра интеллектуального вызова.
– А я удивлена, что астрофизик удивлен этому, доктор Ковальский. Квантовые процессы универсальны, независимо от масштаба. Мой интерес к квантовой когерентности в нейронных структурах естественным образом приводит к вопросу: могут ли подобные явления возникать в других сложных системах?
– Включая звезды, – кивнул Александр.
– Включая звезды, – подтвердила она. – Я читала ваши работы о квантовой природе предсверхновых состояний. Смелая гипотеза. Не всеми принятая, но…
– Но вы считаете её заслуживающей внимания, – закончил за неё Александр.
– Я считаю, что любая гипотеза, не противоречащая фундаментальным законам физики, заслуживает проверки, – дипломатично ответила Ясмин. – Особенно когда мы находимся перед лицом аномалий, которые не объясняются существующими теориями.
Их разговор прервал подошедший Кейтель, чей массивный силуэт, казалось, заполнил собой пространство рядом с ними.
– Если вы закончили теоретизировать, – произнес он с нотками нетерпения, – предлагаю перейти к практической части проблемы. Квантовые щиты – сложная инженерная система, и любые изменения в их конфигурации могут повлиять на общую стабильность станции.
– Именно поэтому мы должны тщательно смоделировать все варианты, – спокойно ответила Ясмин.
– Предлагаю переместиться в инженерную лабораторию, – сказал Александр. – Там есть все необходимое для моделирования.
Кейтель хмыкнул, но не стал возражать. Три специалиста направились к лифтам, чтобы спуститься на инженерную палубу.
В лаборатории они провели интенсивные три часа, создавая и тестируя различные конфигурации квантовых щитов. Ясмин оказалась не только блестящим теоретиком, но и практиком с глубоким пониманием квантовых технологий. Даже Кейтель, изначально настроенный скептически, постепенно признал потенциальную ценность её предложений.
– Если настроить резонаторы на частоту, соответствующую наблюдаемым аномалиям, – объясняла Ясмин, указывая на трехмерную модель защитного поля, – мы получаем устойчивую интерференционную картину. Это не только усилит защиту от необычных магнитных флуктуаций, но и позволит более точно измерять сами аномалии.
– Два результата одним решением, – заметил Александр. – Повышенная безопасность и улучшенные научные данные.
Кейтель изучал расчеты с профессиональной тщательностью.
– Потребуется перекалибровка основных эмиттеров и дополнительная энергия, – наконец произнес он. – Но технически это выполнимо. Я дам соответствующие указания инженерной команде.
– Отлично, – кивнула Ясмин. – Я подготовлю подробное обоснование для доктора Чжао и капитана.
Когда Кейтель вышел, чтобы отдать распоряжения своей команде, Александр воспользовался моментом:
– Доктор Аль-Фахури, меня заинтересовала ваша специализация. Квантовые процессы в нейронных структурах… Есть ли связь с теориями квантовой природы сознания?
– Именно этим я и занимаюсь, – подтвердила Ясмин. – Моя основная гипотеза заключается в том, что сознание возникает как макроскопическое квантовое явление в сложных нейронных сетях. Не классическое эмерджентное свойство, как считает большинство нейрофизиологов, а квантовый феномен.
– Интригующе, – признал Александр. – И какие доказательства у вас есть?
– Пока преимущественно теоретические модели и косвенные экспериментальные данные, – ответила Ясмин. – Проблема в том, что измерение квантовых состояний в живых нейронных структурах технически чрезвычайно сложно и всегда влияет на сами измеряемые состояния – классическая проблема наблюдателя в квантовой механике.
– А как вы относитесь к возможности… – Александр колебался, подбирая слова, – возникновения подобных феноменов в нетрадиционных средах? Не в биологических нейронных сетях, а, скажем, в других сложных системах?
Ясмин внимательно посмотрела на него, явно поняв подтекст вопроса.
– Вы имеете в виду звезду.
Это было утверждение, не вопрос. Александр кивнул.
– Теоретически, – медленно произнесла Ясмин, – если система обладает достаточной сложностью, способностью поддерживать квантовую когерентность и механизмом для обработки и хранения информации… то почему нет? Вопрос в том, может ли звезда соответствовать этим критериям.
– Магнитные поля могут служить механизмом для хранения и обработки информации, – заметил Александр. – А термоядерные процессы обеспечивают энергию и постоянное изменение состояний. Что касается квантовой когерентности – именно это и предсказывает моя теория для предсверхновых состояний.
– Смелая гипотеза, – Ясмин слегка улыбнулась. – Можно даже сказать, революционная.
– И, возможно, абсурдная, – признал Александр. – Но эти аномальные паттерны…
– Я бы хотела увидеть эти данные, – сказала Ясмин. – Если вы не возражаете.
– С удовольствием поделюсь. Хотя должен предупредить – Елена Чжао предпочитает более… консервативный подход к интерпретации.
– Я заметила, – сухо ответила Ясмин. – Но в науке иногда необходим и радикальный взгляд. Особенно когда мы сталкиваемся с неизвестным.
Их беседу прервал сигнал общей связи:
– Внимание всему персоналу. Начинается первый этап развертывания станции. Научным группам занять позиции для мониторинга процесса.
– Долг зовет, – заметила Ясмин. – Продолжим нашу дискуссию позже, доктор Ковальский.
– С нетерпением буду ждать, доктор Аль-Фахури.
Развертывание станции началось согласно графику. Главный научный модуль – центральный элемент будущей орбитальной лаборатории – был выведен из грузового отсека "Прометея" и медленно перемещен в расчетную позицию с помощью маневровых двигателей и гравитационных тросов.
О проекте
О подписке
Другие проекты
