Глава 7: Паттерны и аномалии

Секретная лаборатория Ахмеда в восточном крыле исследовательского комплекса напоминала партизанский штаб. Стены были увешаны картами распространения эмпатических явлений, графиками концентрации наночастиц и распечатками генетических последовательностей. В углу мигали огоньками самодельные приборы для измерения квантовых флуктуаций, собранные из деталей, которые Ахмеду и его небольшой команде удалось раздобыть в обход официальных каналов.

Прошло девять месяцев с момента появления кораблей. После объявления программы "Гармония" положение "отказников" значительно ухудшилось. Официально не было прямых репрессий, но социальное давление нарастало. В некоторых странах уже начали вводить ограничения для тех, кто не демонстрировал достаточного уровня эмпатической связи – от запрета занимать определенные должности до сложностей с получением медицинских услуг.

В этот ранний утренний час в лаборатории, кроме Ахмеда, находился только профессор Ковальский. Пожилой ученый, несмотря на возраст, работал с удивительной энергией. Последние недели он провел, анализируя генетические данные тысяч людей, демонстрирующих различную степень восприимчивости к инопланетным частицам.

– Ахмед, посмотрите! – воскликнул он, отрываясь от микроскопа. – Я, кажется, нашел закономерность.

Ахмед подошел к рабочему столу профессора, где была разложена серия генетических карт.

– Видите эти маркеры? – Ковальский указал на выделенные участки. – Они присутствуют у всех людей с повышенной устойчивостью к эмпатическим эффектам. Включая меня… и вас.

Ахмед внимательно изучил данные. Действительно, определенные генетические последовательности повторялись у всех образцов из группы "устойчивых".

– Но у меня нет полной генетической невосприимчивости, как у вас, – заметил он.

– Верно, – кивнул Ковальский. – Потому что у вас эта последовательность присутствует только в одной из хромосомных пар. Вы гетерозигота по этому признаку, а я – гомозигота. Это объясняет различную степень сопротивляемости.

Ахмед задумчиво потер подбородок.

– И какой процент населения обладает этим генетическим маркером?

– По моим расчетам, полной гомозиготной устойчивостью обладает не более 0,1% человечества. Еще примерно 3-4% имеют частичную устойчивость, как у вас.

– То есть примерно 300 миллионов человек могут сопротивляться полной интеграции в коллективный разум, – пробормотал Ахмед. – Это… неожиданно много.

– Да, но большинство из них даже не подозревают о своей особенности, – возразил Ковальский. – И под постоянным социальным давлением многие сдаются, даже имея генетическую предрасположенность к сопротивлению.

Ахмед кивнул. Он сам чувствовал это давление каждый день – не только внешнее, но и внутреннее. Частицы, циркулирующие в его крови, постоянно пытались перестроить нейронные связи, создать квантовые узлы, интегрировать его сознание в глобальную сеть. Борьба с этим воздействием требовала всё больше сил и концентрации.

– Эта генетическая особенность… – Ахмед помедлил. – Она может быть случайной мутацией?

Ковальский улыбнулся, словно ждал этого вопроса.

– Маловероятно. Распределение этого маркера среди популяций по всему миру слишком равномерно для случайной мутации. И самое интересное – эта генетическая последовательность очень древняя. Анализ ДНК из археологических находок показывает, что она существовала в человеческом геноме как минимум 200 тысяч лет.

– С самого возникновения Homo sapiens, – пробормотал Ахмед.

– Именно так, – кивнул Ковальский. – Как будто… это была страховка. Генетический якорь, не позволяющий части популяции полностью интегрироваться в коллективный разум.

– Страховка, созданная кем? – Ахмед нахмурился. – Теми же существами, которые сейчас пытаются нас трансформировать?

– Или другими, – пожал плечами Ковальский. – Возможно, в прошлые визиты были разные фракции, с разными целями.

Эта мысль была одновременно тревожной и обнадеживающей. Тревожной – потому что предполагала, что человечество было объектом инопланетных манипуляций на протяжении всей своей истории. Обнадеживающей – потому что означала, что у них могли быть невидимые союзники, заинтересованные в сохранении человеческой индивидуальности.

Их размышления прервал звонок. Ахмед достал телефон и удивленно поднял брови, увидев имя звонящего.

– Джейсон? – он принял вызов. – Давно не слышал тебя.

– Ахмед, – голос Джейсона Рида, директора отдела биологической безопасности CDC, звучал напряженно. – Нам нужно встретиться. У меня есть информация, которая тебя заинтересует. Не по телефону.

– Конечно. Где и когда?

– Знаешь парк Монрепо? У западного входа, через час. И Ахмед… приходи один.

Звонок прервался. Ахмед озадаченно посмотрел на телефон.

– Проблемы? – спросил Ковальский.

– Не знаю, – честно ответил Ахмед. – Джейсон Рид хочет встретиться. Звучал встревоженно.

– Вы доверяете ему?

Ахмед задумался. Джейсон был старым коллегой, они вместе работали над несколькими эпидемиями. Но за последние месяцы они почти не общались – Ахмед слышал, что Рид полностью интегрировался в новую эмпатическую парадигму и занял важный пост в медицинском отделе Глобального совета.

– Раньше доверял, – ответил он наконец. – Сейчас не уверен.

– Может быть ловушкой, – предупредил Ковальский. – Властям не нравится ваша деятельность, особенно после утечки формулы блокатора.

– Знаю, – кивнул Ахмед. – Но я должен рискнуть. Джейсон имеет доступ к данным, которых нет у нас. Если он действительно хочет помочь…

Он не закончил фразу, но Ковальский понимающе кивнул.

– Будьте осторожны, – сказал старый ученый. – Я продолжу анализировать генетические образцы. Возможно, мы сможем разработать более эффективный блокатор, основанный именно на этом генетическом маркере.

Парк Монрепо был одним из немногих мест в Женеве, где еще можно было встретить людей без характерного внутреннего сияния в глазах, свидетельствующего о полной интеграции в эмпатическую сеть. Это было негласное убежище для "отказников", место, где они могли собираться, не привлекая слишком много внимания.

Ахмед пришел на встречу на пятнадцать минут раньше, чтобы осмотреться и убедиться, что его не ждет засада. Западный вход в парк был относительно пустынным в этот будний день – несколько пожилых людей на скамейках, парочка молодых мам с колясками, художник, рисующий пейзаж. Ничего подозрительного.

Ровно в назначенное время появился Джейсон Рид. Он сильно изменился с их последней встречи – похудел, на висках появилась седина, а движения стали нервными, дерганными. Но главное – в его глазах не было того внутреннего сияния, которое появлялось у полностью интегрированных людей.

– Ахмед, – он крепко пожал руку старому коллеге. – Спасибо, что пришел.

– Рад видеть тебя, Джейсон, – искренне ответил Ахмед. – Ты… не такой, как я ожидал.

Рид понимающе усмехнулся.

– Ты думал, я стал одним из них? Полностью интегрированным? – он покачал головой. – Почти. Был на грани. Но потом… кое-что увидел. И решил сопротивляться.

Они пошли вглубь парка по безлюдной аллее. Джейсон постоянно оглядывался, проверяя, не следят ли за ними.

– Что случилось? – спросил Ахмед. – Что ты увидел?

– Не что, а кого, – тихо ответил Рид. – Одного из них. Настоящего их. Не проекцию, не видение, а физическое существо.

Ахмед остановился, ошеломленный этим заявлением.

– Это невозможно. Наблюдения показывают, что корабли пусты, в них нет биологических форм жизни.

– Корабли – да, – согласился Джейсон. – Но они построили подземную базу. В Скалистых горах, под видом исследовательского центра Глобального совета. Я был там на инспекции, как представитель медицинского отдела. Меня провели через все официальные уровни, а потом… я заблудился. Или думал, что заблудился.

Его голос дрожал, когда он продолжил:

– Я попал на нижний уровень, закрытый для посетителей. И увидел их – высокие, гуманоидные, но определенно не люди. Кожа с кристаллической структурой, глаза… не такие, как у нас. И они работали с чем-то, что выглядело как огромный биоорганический компьютер.

Ахмед внимательно смотрел на Джейсона, пытаясь определить, не бредит ли тот. Но Рид, несмотря на нервозность, выглядел вменяемым, его рассказ был последовательным и детальным.

– Они тебя заметили?

– Нет. Или сделали вид, что нет. Меня быстро "нашла" охрана, извинилась за недосмотр и сопроводила назад. Но с того момента… – он постучал пальцем по виску, – я начал сопротивляться интеграции. Стал замечать то, чего раньше не видел. И собирать информацию.

Джейсон достал из кармана маленькую флешку.

– Здесь данные CDC о генетических изменениях у населения. Закрытая информация, не для широкой публики. Там есть кое-что, что тебе нужно знать.

Ахмед взял флешку, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

– Что именно?

– Генетические изменения гораздо глубже, чем мы думали изначально, – ответил Джейсон. – Это не просто модификация существующего генома. Это… тотальное перепрограммирование. И что самое тревожное – оно происходит не только у взрослых, но и у эмбрионов. Дети, рождающиеся сейчас… они уже другой вид. Homo novus – так их называют в секретных отчетах.

– Другой вид? – Ахмед нахмурился. – Ты преувеличиваешь.

– Нисколько, – покачал головой Рид. – Эти дети не смогут скрещиваться с немодифицированными людьми. Генетические изменения слишком радикальны. Это классическое определение нового вида.

Ахмед потрясенно молчал. Если Джейсон прав, то происходящее было не просто трансформацией человечества, а его заменой – постепенным вытеснением Homo sapiens новым видом, созданным по образу и подобию инопланетных существ.

– Есть еще кое-что, – продолжил Джейсон. – Культ "Новой Эволюции". Они не просто религиозные фанатики. Это… авангард. Подготовительная группа. Они проходят специальную обработку, более интенсивную, чем остальное население. И готовятся к "следующей фазе".

– Какой следующей фазе?

– Не знаю точно. Но на флешке есть видеозапись одной из их закрытых церемоний. Это… жутко, Ахмед.

Они дошли до небольшого пруда в глубине парка. Джейсон остановился, глядя на водную гладь.

– Я рискую всем, рассказывая тебе это, – сказал он тихо. – Если они узнают…

– Почему ты решил помочь мне? – прямо спросил Ахмед. – Раньше ты был скептически настроен к моим опасениям.

Джейсон печально улыбнулся.

– Потому что ты был прав с самого начала. Это не эволюция, не благо для человечества. Это… колонизация. Захват. И я не могу стоять в стороне, зная, что происходит.

Он протянул Ахмеду еще один предмет – небольшой пузырек с таблетками.

– Улучшенная версия блокатора. Наши ученые разработали ее на основе твоей формулы. Действует дольше и эффективнее подавляет формирование квантовых узлов.

Ахмед взял пузырек, чувствуя глубокую благодарность к старому коллеге.

– Джейсон, это опасно. Тебе нужно уйти в подполье, присоединиться к нам.

– Не сейчас, – покачал головой Рид. – Я все еще могу собирать информацию изнутри. Но если я почувствую, что они начинают подозревать… тогда приду к тебе.

Они договорились о способе безопасной связи и расстались. Ахмед направился обратно в лабораторию, сжимая в кармане флешку и пузырек с таблетками – маленькие артефакты сопротивления в мире, стремительно движущемся к новому порядку.

В лаборатории Ахмед немедленно приступил к изучению данных с флешки Джейсона. То, что он увидел, шокировало его даже больше, чем он ожидал. Генетические изменения у интегрированных людей действительно были гораздо глубже и систематичнее, чем показывали их собственные исследования. И они развивались с пугающей скоростью.